Морок

– Напиться воды?

– Ну нет же! Напугать! Вот и нам надо напугать флейтиста. Да так напугать, чтобы он понял, что лучше признаться ему, а то будет хуже.

– Чем же мы его так напугаем?

– Да-а… Это нелегко. Но твоя умница-женушка все уже придумала. У мальчишки нет никого из близких, за которых он смог бы заступиться. Поэтому будем действовать по-другому…Ты сначала должен договориться с королевой. А когда она даст свое согласие, тогда вы должны с ней говорить при нем, как будто бы случайно так, ну как будто не хотели бы, что он вас слышал, а он случайно подслушал. И говорить должны вот что, ты должен сказать, что кто-то флейтиста заколдовал, а, чтобы расколдовать, надо пытать… И пусть королева как будто согласится. Вот тогда и посмотрите, он у вас выздоровеет быстро-быстро…

– А если не выздоровеет быстро?..

– Выздоровеет. Жить захочет – выздоровеет.

Хитрый план был немедленно приведен в исполнении с разрешения и с участием королевы.

У постели больного флейтиста заговорщики ловко разыграли свой спектакль. Вопреки их ожиданиям, юноша не только не начал выздоравливать, а и вовсе сбежал.

Первым об этом узнал сам лекарь. Второй стала жена лекаря, которая через несколько мгновений после получения известия уже стояла в дверях, туго умотанная в шарфы и юбки, звякающие на ходу драгоценностями.

Лекарь все понял. Он тоже был готов к такому повороту. Времени на сборы не было. Выдвинулись сразу, не дожидаясь темноты, чтобы успеть добраться до ближайшего к дворцовым стенам селения до заката.

Привычно пробираясь по рынку к выходу из стен, окружающих дворец, они добрались до стражи, ненадолго застряв в очереди покидающих дворец, приготовляя пару медяков для охранников. Однако время в очереди затянулось дольше против обычного. Лекарь, оставив жену держать место, отправился в начало к самым воротам, чтобы выяснить в чем дело.

Стража трясла тощего бледного молодого человека с черными кучерявыми волосами, допытываясь, как его зовут и требуя положенную плату. Юноша совершенно искренне мычал и умолял его выпустить, объясняя, что совершенно не понимает, о чем идет речь.

– Это мой племянник, отпустите его! – обратился лекарь к охранникам, щедро роняя в их карманы целую горсть медяков. – Дурачок совсем, сирота круглый…

Стражник поклонился лекарю, выказывая большое уважение, хотя и пересчитывая количество монет, отпущенных в качестве платы за доброту. Найдя, что плата хороша, стражник осклабился, пригладил волосы и, поцеловав флейтиста в лоб, вымолвил, грозя пальцем: «Такой мальчонка хороший, ох, озорник!»

Счастливый лекарь поспешил с найденной пропажей к своей любимой толстушке, воображая ее радость и предвкушая добрый ужин в собственном доме перед теплым очагом.

Постепенно продвигаясь вдоль очереди к месту, где оставил жену, он заметил, что впереди достаточно большое скопление народа. Как и всякий любопытствующий, он поспешил в самую гущу народа. Там, в кольце толпы на земле лежало тело, завернутое в красные тряпки.

– Что случилось? – спрашивал кто-то рядом.

И кто-то рядом с ним отвечал, что случилось ограбление, какая-то толстуха вся была одета в юбки, которые были буквально напичканы золотом. Так вот ее и ограбили, а поскольку она не хотела отдавать добро просто так, то ее и прирезали.

Лекарь как будто почувствовал странный укол в районе сердца. В тот же миг он кинулся к красным тряпкам, суетливо разворачивая их, умоляя в душе, чтобы только это была бы не его любимая толстая женушка.

Развернув часть намоток, он увидел зияющую рану под правой грудью. Лекарь надавил на рану, стараясь как можно плотнее зажать ее и остановить поток хлещущей оттуда крови.

Справа послышался глухой стук, как будто упало что-то большое. Лекарь посмотрел по направлению грохота – рядом лежал флейтист.

Лекарь взвыл. Усилием воли он заставил себя отключить эмоции и срочно заняться помощью пострадавшим. Сначала необходимо было остановить кровь ограбленной.

– Кто-нибудь! Зажмите рану и держите крепко, чтобы она не истекла кровью до смерти! – скомандовал он в толпу.

Тут же чьи-то руки сменили его на зиящей ране лежавшей женщины. Лекарь принялся разворачивать тряпки дальше. Дойдя до шеи, он приложил пальцы к тому месту, где должна проходить вена.

– Тихо! – закричал он, пытаясь расслышать пульс.

Вена едва-едва подергивалась под его нажимом. Он облегченно выдохнул. Добравшись до лица начал сначала легко, а потом все сильнее и сильнее хлопать ладонью по щеке лежавшей. И тут же застыл.

– Это не моя жена! – объявил лекарь людям. – Не моя это жена!

– Тихо ты, я здесь, – послышался голос сзади.

Лекарь обернулся и увидел свою толстушку, державшую рану жертвы ограбления.

– Скорее, дрожки! Скорее!

Через несколько мгновений счастливый лекарь с женой и двумя жертвами ехали по направлению к дворцу, в королевскую больницу.

У порога их встретила сама королева с перекошенным лицом:

– Он пропал! – кричала Евтельмина. – Он исчез!

Положение спасла лекарская жена.

– Моя королева. Он здесь! Все это время он был с нами, – пользуясь общим замешательством, она подхватила саму королеву под руку, и, принудив флейтиста следовать за ними, уводя их подальше от кровавых дрожек, в то время как ее муж уже отдавал распоряжения прислуге по спасению жизни женщины. – Мы лечили его испугом, вы, должно быть, знаете о методе, который разработал мой муж?

– Да-да, он говорил…

– Так вот, это – вторая часть. Мы взяли юношу в город, чтобы страх от этого вернул ему память…

– Это вы убили ту женщину, чтобы напугать флейтиста?

– Нет-нет. Что вы? Нет! – испугалась толстушка.

– Моя королева, – раздался рядом мелодичный приятный голос.

Королева тут же все поняла:

– Оставьте нас! Все! Оставьте нас!

***

Нехотя мало-помалу маги собрались в зале. Кто-то должен был взять на себя роль организатора собраний, поставить нужные вопросы, обсудить ответы. Раньше это прекрасно получалось у Бориса. Он направлял беседу в нужное русло, затрагивал темы, которые необходимо было решать, купировал возражения. Сейчас же все обитатели избы, оставшись без поводыря, как дети хлопали глазами и переглядывались, посматривая друг на друга с немым вопросом: ну, кто же начнет.

Все казались себе до сего дня очень умными и деятельными, каждый блистал остроумием на общих собраниях, а как умно всякий из них мог поспорить и опрокинуть точку зрения соседа. Куда же все это делось сейчас. Непонятно было даже, с чего начать.

В какой-то момент все взгляды сошлись на Вениамине. Самым привычным оппонентом Бориса был как раз он, и сейчас от него ждали действий, как бы говоря, вот ты хотел быть главным – вот, пожалуйста, и будь им.

Вениамин понял это, в общем-то и сам себе уже начал задавать этот вопрос, почему он не берет инициативу в свои руки теперь, когда дорога к лидерству очищена, и никто не мешает ему занять верховное место. Пока что все, чего он смог добиться, – сгрызть ноготь на большом пальце правой руки до боли.

Все видели растерянность книжника, но никто не спешил ему на помощь. Каждый почувствовал какую-то удивительную сладость в том, чтобы ткнуть его побольнее, напомнить ему, как он рвался стать главным, и заметить, что кишка-то оказалась тонка. Надо признаться, главными хотели стать все, но никто не оспаривал лидерство Бориса. На это осмеливался только Вениамин. Вениамин-выскочка, Вениамин-букварь, Вениамин-зазнайка и многие другими эпитетами сейчас одаривали книжника приятели, тайно наслаждаясь его провалом.

Вениамин понял и это, понял и то, что удержать власть и верховенство даже над этими жалкими самовлюбленными самоучками будет не так легко. Сейчас, как никогда, он почувствовал необходимость в сильном наставнике, который обычно сопровождал его в годы учения в Библиотеке. Нужен был кто-то, кто сможет указать ему путь. Вениамин проклял всю систему обучения книжников, при которой знания в головы учеников вбивались усердно и охотно, а умение самостоятельно делать что-то умертвлялось в зачатии. Все, что необходимо было для успешного звания книжника: заучивание текстов наизусть и беспрекословное послушание. Любое неповиновение грозило изгнанием, любое своемыслие каралось отменой аттестации. Чем безвольнее и безжизненнее был маг в процессе обучения, тем выше его ценили. Чем выше его ценили, тем больше он о себе воображал, как о какой-то значимой единице. В итоге, и сейчас это чувствовал Вениамин на собственной шкуре, оканчивал учение идиот, способный пересказывать от и до зазубренные страницы на разных языках, совершенно не способный к принятию самостоятельных решений, и с огромнейшим желанием стать самым главным и важным, бескрайним желанием уважения, однако, совершенно не способный руководить даже собственными дурными привычками.

Как всегда, помощь пришла – откуда не ждали. Борис, находящийся тут же, все еще голодный и с кляпом во рту, чтобы обратить на себя внимание, упал с полки, создав страшный грохот в тишине нерешительных заседателей.