Старухи

– Да что ты, – зашикала Анисья. – Побойся Бога, ведь воля покойницы.

Что и говорить, в глубокой ночи покойница пришла в дом Олюшки, стояла посреди комнаты, качала головой. Так Олюшка больше и не перечила, стало быть, надо мужика в деревне оставлять.

Жизнь потекла по старинке. Мужик начал приходить в себя. Бабкам, чем мог, помогал. Ел с ними за одним столом, пил два раза в день докторские порошки. С Димасиком они дружбу наладили. Только хирел быстро. Вот вроде здоровый мужик, а здоровья в нём нет. Уставал быстро. Чуть встанет, пОтом обливается. Да глаза видеть плохо стали, а молодой вроде. Ну, да что уж, наркоман ведь.

Прижился мужик. Почти и забыли уже и про Иринушку, и про то, что он её замучил. А, может, и не он, кто ж знает, чего зря на человека грешить, раз вина его не доказана.

Тут и лето к концу пришло, и октябрь листьями цветными закружил. Дело к зиме. Надо бы всё переворошить, что в доме. Стала Матрёна шкафы разбирать, бельё с места на место перекладывать, чтоб моль не завелась. Сгрудила, что было, на кровать да чай пошла пить. А тут Димасик вдруг из кучи какую-то тряпку выудил да на себя накинул, да скакать принялся в этой тряпке по дому. Скачет и воет: «У-у! У-у!».

Рассмеялась Матрёна. Да как вспомнит, что совсем недавно уже такое представление-то видела у себя под окном.

Схватила Димасика, тряпку отобрала да села разглядывать. Тут и Мила чаю пить зашла.

– Что это? – спросила её Матрёна.

Милка-то глаза в пол отвела и молчит.

– Что это?! – повторила старуха.

Милка на пол упала, дурнем воет и ревёт.

– Прости! Прости, – говорит – мама!

Разве разберёшь, чего она там. Подняла её Матрёна, чаем отпоила.

– Рассказывай всё, там решим, что делать.

– Это я тогда под окном была, – начала Милка. – Не Иринушка. Я была.

Оттаскала Милку старуха за волосы, в морду натыкала ей простыней. Да всё ж злость сменилась любопытством.

– Ты? Зачем? – удивилась Матрёна.

– Как вошла я, так с порога поняла, кому ты жизнь спасла. Это ведь Иринушки мужик… Она меня им пугала, мол, Ваньке башку снесёт, с братками понаедут.

– С чего бы?

– Ну, так Иринушка узнала, что я за конфетами торгую. Обещала в милицию сдать. Я мужика ее тогда увидела тут, сразу поняла. Ваньке сказала, что погубит он нас. А как Ваня его осмотрел, сказал, что он не опасен, тогда только успокоилась. А тут вы решили его в райцентр везти. А он бы там всё вспомнил? Что ж тогда делать-то? Вот я и пошла, Иринушкой прикинулась и вам завещала мужика тут беречь. Ведь не он Иринушку убил…

– А кто ж её убил-то? – захлопала глазами Матрёна.

– Не он, – тихо прошептала Иринушка.

В дверях грохнул об пол ухват, женщины бросились посмотреть, кто их подслушал.

Рыжий и не думал скрываться. Стоял тут же, уши развесил. Когда увидел подбежавшую Милу, лицо его исказилось гримасой ненависти. Он замычал и пошёл на неё, угрожающе подняв руку.

Милка ойкнула и выбежала на двор.

– На! На! Пиши, чёрт рыжий! Что случилось?! – сунула ему в руки альбом с карандашами Матрёна.

Рыжий застрочил.

– Наркотики! – прочла вслух Матрёна. – Понятное дело, фелшер говорил, что ты наркоман.

Рыжий замотал головой и снова принялся писать.

– Мила и фельдшер. Наркотики. Конфеты, – пожала плечами Матрёна, прочитав написанное.

Рыжий продолжал.

– Ирину убила Мила. Они с фельдшером торгуют наркотиками. Мила ворует конфеты и продаёт в них наркотики. Ирина это узнала… Ирина пришла к ним, сказала, что заявит в полицию… На кого? На Милку мою? – грозно спросила Матрёна, оторвавшись от чтения.

Рыжий оторопело попятился. Но снова продолжил писать. В этот раз он на целый лист написал лишь одно слово: «ДА!»

Ноги у Матрёны подкосились, она плюхнулась на табурет.

Рыжий продолжил строчить:

«Мила уговаривала Ирину не ходить в полицию. А фельдшер угрожать Ирине стал, что она не в своё дело лезет. Ирина попросила меня заступиться. Я сразу, было, хотел, по горячим-то следам, но она запретила. Сказала, мол, с матерью Милки поговорит, что та – бабка уважаемая, вся деревня прислушивается и за советом к ней ходит. Вроде бы и рассудили всё. Сказала, что дома поговорит, а если уж и это не поможет, тогда мы с ребятами подойдём к фельдшеру. Я в баре охранником работаю, нас таких наберётся прилично бравых молодцев, чтобы и пугануть конкретно, и поинтереснее что сделать, налетели бы, отметелили бы, забыл бы как барышням угрожать. Вот поехала Ирина сюда, чтобы с вами, стало быть, поговорить, а Милка,видать, про то узнала. Понимаете? Видать, сильно дочка испугалась, что Ирина Вам всё расскажет. Словом, уехала Ирина, я ждать остался, что напишет. Она молчит, ну, думаю, значит, решилось всё, раз не пишет. С отпуска вернётся, снова на работу поедет, так и свидимся. Сам не лезу тоже, неудобно, мы недавно знакомы только стали. Да и кому я, безъязыкий, нужен. Так на так, а Ирины уж больше месяца ни слуху, ни духу. Отпуск вроде как прошёл, а она носу не кажет. Так я сорвался в вашу деревню приехал. К Ирине постучался – тихо. Нет её. Сам в голове держу, что, может, дело-то не тихо. Стал из лесу следить. Узнал, что нет уже Иринушки. Только ведь и за мной кто-то следил. Надо было сразу в милицию ехать. А я сам решил это дело покрутить. Кто-то в том лесу меня и оглоушил. А сейчас вот я всё вспомнил. Это Мила с фельдшером Ирину убили!!!»

Рыжий устало опустился на соседний табурет и отдал альбом Матрёне. Даром, что большой этот рыжий детина, а сил в нём как в ребёнке, то есть нет их совсем. Зря только доктор на него эти порошки тратит. Чем больше пьёт их рыжий, тем слабее становится.

– Чего ж они тебя-то не убили? – устало вздохнула Матрёна.

Постоялец так же устало пожал плечами и знаками потребовал альбом.

«Думаю, они не хотели Ирину убивать. Так получилось.»

Матрёна кивнула, прочитав сообщение.

– Так ты видел, как убили-то?

Рыжий отрицательно замотал головой.

– Ну? А чего говоришь-то тогда? Вот чего тебе просто наркоманом-то не быть? Теперь Милку мою в милицию сдашь? – спросила она, не глядя в глаза рыжему.

Рыжий кивнул.

Даже не видя его, старуха поняла ответ, почуяла.

– После всего добра, что тебе сделали? Ведь мы тебя от смерти спасли… Вишь, не знала я, что на погибель мою спасу тебя. Кабы знать… Я ж ведь думала, ты наркоман простой, которые к Милке за конфетами ходят. Их тут лес полон. Думала, грехи за дочку отмолю, она губит – я спасу…

Рыжий молчал.

– Ты хоть про себя-то вспомнил? Кто тебя из лесу вывел-то?

Рыжий застрочил: