Упыриная наука. Дилогия

– Уверен? – разозлилась я, изящным пируэтом взяв инициативу на себя.

Он наклонил меня почти к самому паркету, так неожиданно, что у меня замерло сердце, и прошептал насмешливо:

– Просто так робко и несмело, будто я укушу, – вампир картинно щелкнул клыками около моей шеи, оставив на ней холодок возможного укуса.

– А вдруг? – поворот и остановка. И с упреком в полной тишине, – ты ведь вампир!

Я положила ему руку на грудь и заставила отступать, сама надвигаясь, словно туча под сильные аккорды чарующей музыки:

– Вампиры ведь любят кусать молоденьких девушек и с кровью высасывать из них жизнь!

– Откуда такие нелепые выдумки? – притянув меня к себе, изумился мужчина и продолжил вести. Партнером он был превосходным, черт бы меня побрал, одним из лучших в моей жизни, и это мне весьма не хотелось признавать. Самое сложное в танце – найти подходящего партнера, который будет не просто вести, который будет вызывать доверие и чувствовать тебя, твое настроение, твои малейшие движения, особенно если дело касается парной импровизации. Признаться, впервые она доставила мне несравнимо больше удовольствия, чем отполированный до кончика пальцев заученный танец. Я начала ощущать, как тело предательски реагирует на властное присутствие мужчины и начинает полностью доверять любому его движению, податливо отзываясь на все пируэты партнера. Для танца это подарок, для моей гордости – оплеуха и нож в спину от самого дорого, что я ношу всегда и везде с собой – собственного же тела.

– Учебники! Которые написаны знатоками своего дела!

– Видимо, в вампирах они разбираются не лучше, чем ты в танго!

– Что? – я возмущенно остановилась, а он, неожиданно обняв меня сзади и развернув, улыбнулся:

– Я пошутил. Танцуешь ты превосходно.

Музыка закончилась и Вален, не убирая рук с моей талии, пленительно смотрел в мои глаза. Время словно остановилось. Я всей кожей ощущала его тепло. Мы тяжело дышали от приятной усталости после великолепного танца и улыбались друг другу, но звонкие аплодисменты зрителей вывели нас из оцепенения, порвав натянувшуюся между нами странную нить. Учтиво чмокнув мне ручку, Вален затерялся в толпе, оставив меня в растерянности и непонятной чарующей неге стоять посреди пустующего танцпола с открытым от удивления и непонимания ртом.

Запишем – вампиры-скитальцы отлично танцуют танго! Во всяком случае – один из них точно.

Немного пошатываясь от громкой музыки и выпитого коктейля странного происхождения, и унимая сладкую дрожь в коленях, которая неизменно сопровождает окончание любого танца, пробравшего тебя и тронувшего сердце, я села за один из небольших столиков, чтобы привести мысли в порядок и провести некоторые наблюдения. Достала писчие принадлежности, бумагу и разложила все перед собой. Подошедшему официанту заказала пельмени, но тот воззрел на меня с таким небывалым удивлением, будто я попросила жареную утку нафаршировать целым арбузом.

– Пельмени. Это мясо в тесте, – пыталась пояснить я, прибегая к помощи рук и мимики.

– Простите, у нас такого нет, – разочаровано протянул он, – может вам подойдут улитки в капусте?

Представив это сомнительное удовольствие, я поморщилась и попросила просто коктейль, тот самый, от которого щекочет во рту. Официант просиял и улетел выполнять заказ, получив от меня два медяка.

Место для сбора материалов здесь прекрасное. Можно заметить все – пьянеют ли вампиры, краснеют ли от смущения, бывают ли у них драки по пьяни, как они танцуют, ведут себя с девушками и вообще как проводят свой досуг, тратят мгновения нескончаемой жизни. Еле успевая записывать, я так увлеклась своим занятием, что не заметила даже, как, склонившись над моим плечом, кто-то, хихикая, читает мою писанину. Грозно закрыв написанное рукой, я повернулась, со стойким желанием дать в морду нарушителю спокойствия, но увидела веселую Лукрецию:

– Не стоит больше так делать, – предупредила я, подвигаясь.

– Ты была так увлечена своим занятием, что не хотелось тебя отвлекать, – заверила она, устраиваясь рядом со мной на лавке, – зрение не испортишь?

– Я пользуюсь ночным, – без задней мысли, выдала я и тут же прикусила язык. Хорошо, что Лукреция приняла это за шутку и мелодично рассмеялась, – смотрю, Сью популярное место.

– Конечно! Думаешь легко работать вампиром? Нужно когда-то и отдыхать, – гоготнула она, – Это один из немногих баров, в которых крутят хорошую музыку и можно встретить много симпатичных парней. Говорят, одной сегодня особенно повезло, ее позвал на танец сам…

– Лукреция, идем, нас уже ждут, – крикнул кто-то из толпы веселым голосом, а на заднем фоне раздался раскат смеха.

– Ладно, прости, зовут. Не отвлекайся.

– Угу, – буркнула я, занятая усердным крапением над курсовой, – постой, с самим кем? – но спохватилась я запоздало – Лукреция уже ушла.

Посчитав, что нет смысла ее догонять, чтобы расспросить о местных сплетнях, я, отпив из принесенного бокала, продолжала записывать наблюдения.

Через три часа у меня закончилась бумага, которую я брала для всей курсовой. Кажется, я раньше времени выхожу на диссертацию магистра! А ведь это еще только самое начало, точнее, середина – начало будет завтра. Если доживу. Судя по тому, как на меня косится престарелый вампир из-за другого столика, либо я вовсе не встречу рассвет, либо оставшуюся жизнь буду от него прятаться.

Несмотря на глубокую ночь, народу в клубе меньше не становилось. И как только им сил хватает бесперебойно танцевать часы напролет? Посчитав, что в четыре часа пора бы и спать ложиться, я собрала вещи и, махнув рукой Лукреции, задорно танцующей в компании трех вампиров, усталая поплелась домой. Точнее понеслась, потому, как престарелый ухажер поплелся следом, искренне полагая, что я нахожусь в полном неведении относительно его слежки за мной.

Заходя домой, я с порога услышала грозные упреки феи, которая возмущалась, что ее не взяли с собой:

– Прости, родная, ты еще не доросла, – не раздеваясь и не снимая сумки, я упала лицом вниз на кровать.

– Это я не доросла? Да я, между прочим, старше тебя буду! – возмутилась она.

– Ну дык раз такая взрослая, чего сама не пришла. Аличка, радость моя, дай вздремнуть часок-другой, а? Сжалься над ребенком.

– Она, значит, шляется где-то ночь напролет по упыриному логову, а я здесь сижу, места себе не нахожу! И как это понимать? Укуси тебя кто? Утащи кто в свое логово? Что бы ты тогда делала? Чтобы я тогда сказала наставнику и директору школы, обо мне ты подумала? А если банда бы тебя пырнула ножичком в темном переулке…

– Хр-р…

– Что? Да ты еще и уснуть посмела! Просыпайся, хамка! Я еще не все сказала!

Говорила фея долго, с чувством, с толком, с расстановкой, усердно жестикулируя и махая крыльями. А когда ее лексический запас иссяк, то с чувством выполненного долга, она легла на маленькую подушечку, являющуюся ее персональным ложе и присоединилась к спящим мира сего.

Разбудила нас задорная трель задиристого дрозда, восседавшего на подоконнике, как на краю своего гнезда. Я слышала, что дрозды большие хитрецы и хулиганы. Когда к гнезду приближается опасность – они смело атакуют, а если из атаки ничего не выходит, то претворяются больными и хромыми, отвлекая врага от гнезда. Умные птички, стоит перенять у них тактический прием. Но если здесь один великолепно поющий дрозд, значит, скоро будет целая стая, а это непременно шумная потасовка. Эх, все против того, чтобы я спала в упырином логове! Оно и верно. Порою подобная халатность чревата двумя дырками в сочной шейке. Наши менестрели немало песен сложили о бесславно сгинувших существах, рискнувших отворить дверь в особняк Князя.

«С дырками в шее осталась она, а ведь была так мила и стройна», – вспомнились мне заунывные напевы, разливающиеся по долине.

– Холодные ручки, холодные ножки… больше не бегает Ильс по дорожке… – словно читая мои мысли, фея как бы невзначай промурлыкала строчки из эльфийской песни, желая испортить мне настроение, даже не размыкая собственных век.

Сладко потянувшись и с немалым удивлением заметив, что времени всего одиннадцать, я выглянула из открытого окна, спугнув наглую птаху. Солнце слепило и приятно обжигало кожу утренним теплом, из-под окна доносился тонкий аромат чайных роз, на деревьях заманчиво повернувшись красным бочком, висели сочные яблочки, и бесконечно голубое ясное небо склонялось над неописуемо божественной природой.

Но эту мнимую идиллию непременно необходимо было кому-то нарушить, например, неукротимой фее:

– Ну и кто ты после этого? – уперев руки в бока, грозно вопросила она.

Я, расплывшись в довольной улыбке и повернув мятую лохматую физиономию к нахохрившейся пташке, смакуя каждое слово, протянула:

– Вот такое я дерьмо!

– Раэль! Слышал бы тебя сейчас папенька! – фея прикусила язык, а я нахмурилась. Это был удар ниже пояса, низкий даже для нее.

– Но он не слышит! Я умываться.

К моему изумлению, вернувшаяся намного позже Лукреция уже хлопотала у печи, доставая румяные пироги. И выглядела она куда лучше, свежая, бодрая, такая же румяная, как ее выпечка, блондинка – да она и сама напоминала пирог, который так и хотелось съесть. Нужно бы разгадать секрет этой вечной бодрости.

Меня же общими усилиями привели в себя только через час. Да и то в этом больше заслуга свежего молока, пирогов с ливером и душа, чем вечно канючившей феи и витающей в облаках Лукреции.

– Ну, ты как? – заботливо спросила она.

– Как? – протянула я, глотая молоко, – замечательно. Как треснувший глиняный горшок. Ты чего вся в черном?