– Потому что это выглядело примерно так, – присаживаясь за стол и положив голову на руку, Лукреция любовалась, как я за обе щеки уплетаю салат. – Кушай, кушай.
– Нет, уж, подожди, – что-то внутри екнуло. – Князь же на войне!
– Да. А пока его нет – нашим Князем является его брат. О’Коэн. Это тот симпатичный черноволосый юноша, который попытался тебя остановить и разрешил скандал, когда ты ушла с обеда.
Все-таки я подавилась колбасой. А еще говорят, что мысль не материальна!
– Вален? Князь? – это как-то не вязалось в моей голове, хотя и походило на правду, потому как склеивало в одну картину выбивавшиеся из нее кусочки. Я рассмеялась. Но, заметив изумление подруги, быстро прекратила ее смущать вульгарными звуками.
– О`Коэн, – строго поправила она, – и формально он не Князь. Подобно тому, как я не Княжна.
Так-с. Есть ли хоть одно правило в этикете вампиров, которое я не нарушила?
– Но станет Князем, после брата, так?
Лукреция усмехнулась, будто я пытаюсь выдать тролльи половики за тончайший эльфийский шелк с вышивкой и драпировкой.
– Думаешь, от Князя так легко избавиться?
– Замечательно, – запивая съеденное компотом, процедила я. – Самое время смываться.
Мое тяжкое (с набитым-то брюхом!) вставание из-за стола означало, что пришло время прощаться. Подруга протянула мне мешок с провизией, который перекочевал, на спину Графа. После дружеского и немного слезного объятия, к мешку присоединилась и я. А когда отъехала на приличное расстояние, то крикнула:
– Загляни под мои подушки, там где-то затерялась пара золотых.
Думаю, хороший ход. Она не бросится мне вслед с мешочками денег, гневно тряся ими над головой и требуя забрать. А ей эти деньги нужны куда больше чем мне. Мои командировочные еще позвякивали в кармане. Улыбнувшись на негодующий взгляд, я нехотя поплелась из долины.
По пути встретила старейшин, с надеждой выглядывала Валена, чтобы перед отъездом убить и брата Князя, но того не было, потому подвиг не удался. Старейшины его тоже не видели, но настоятельно просили скорее приезжать и не забывать стариков – писать. А еще просили прислать пару комплектов домино, отказавшись принять мои – они на память о теплом отходнем дне громыхавца.
Дольше медлить не было смысла – ночевать в Горлене – себе дороже, а ждать дольше – не успеть до Россох и ночевать в чистом поле. Подбодрив раскисшую фею, я запрыгнула на Графа и, уныло пришпорив его пятками, понеслась галопом из долины. Во мне чувство отчаяния говорило со злобой, обидой на то, что Вален врал о себе. Что он выставил меня из долины, не объяснив причины. Хоть она мне и известна, но хотелось бы слышать от него.
Покинув долину, я достигла того самого поля, на котором раздавила обед Княжеского упыря. Усмехнувшись, я ненадолго остановила Графа, чтобы бросить последний взгляд на прекрасно проведенные дни и навсегда уехать. Уныло вздохнув, чем, жутко напугав своего коня, я хотела вновь пришпорить верное животное, чтобы уже не останавливать до самих Россох, но мое намерение опередил приятный бархатный баритон:
– Стой, ведьма!
– Да, упырь? – по мне разлилось чувство бескрайней радости, которое смело под корень злобу и обиду, но чтобы я это показала?! Пытаясь не светиться от триумфа, я развернула коня и увидела Валена на его огромном черном жеребце. Он был прекрасен в теплых усталых лучах солнца, в своей черной шелковой рубашке, так вольно распахнутой на несколько пуговиц. Сердце грозило выскочить из груди, и вампир это чувствовал.
– Было приятно познакомиться, – он улыбнулся только одними глазами, но так искренне, что на душе стало куда теплей в этот холодный вечер. Я со смехом вспомнила нашу первую встречу и его слова.
– Надеюсь, больше не увидимся, – подмигнула я, меняясь ролями. И я понимала, что если сейчас не пришпорю Графа, то либо расплачусь, либо разозлюсь и на себя, и на него. А мне не хотелось портить впечатление о нашей яркой дружбе. Пусть немного странной и местами специфической. И грусть исчезла, ведь со мной остаются мои воспоминания, которым не страшны любые передряги. «…Даже если все рушится под корень… Ведь если рушится – то освобождается место для новых, еще лучших построек». Слова советницы всплыли в моей памяти и еще раз, на прощание, во весь рот улыбнувшись Валену, я закончила наш бессловесный диалог одним лишь взглядом и, повернув коня, понеслась со скоростью света, оставляя за спиной самые яркие воспоминания о дружбе, верности своей натуре и о молодости души, которая может и должна оставаться чистой, даже если вокруг по колено грязи. Так может быть! И так есть, я это видела.
Пышность и сочная красота природы Горлена при приближении к границам нейтральных земель чудеснейшим образом переходила в нудную желтовато-сизую однообразную массу. Глаз совсем не радовали желтеющие, почти прозрачные листья вязов, багровеющие кисти рябины и кричащие в кронах деревьев рябиновки, ведь на душе был тяжкий груз расставанья. Всегда ненавидела расставанья, когда привычный ход жизни ломается под корень. Только привыкнешь, начнешь получать удовольствие и сразу щелчок по носу. А тут еще Вален как назло весь из себя такой… такой… такой противный, вредный, несносный… Господи, еще и часа не прошло, а я уже невыносимо тоскую по общине…
Вечер начал окутывать мрачной пеленой, еще не темной, но возвещающей о том, что с каждой минутой ночь будет окутывать своими объятиями крепче и крепче. Я выехала на дорогу и огляделась в поисках указателя. Как ни странно, даже без ночного зрения я видела отлично.
– Россохи… – с чувством протянула я и, как бесом укушенная, подпрыгнула, кажется, на пол метра, чуть не свалившись с Графа.
– Ну и нервишки, – гоготнул бес, сверкнув глазами. – В Россохи податься решила? – красивый, но не крупный, под стать бесу, агатовый конь под ним переминался с ноги на ногу, искоса поглядывая на Графа.
– Решила. Заночевать хочу, – обозначила я свое намерение.
– Выдрец полный. Чем он только думал… – бес оценивающе и как-то тяжко на меня посмотрел. – Там не место такой деве.
– Чистое поле мне кажется не более уместным местом. Василиски зверствуют в это время года. Да и виверны яйца откладывают, а они страсть какие нервные под это дело. Сам-то ты куда?
Тронув коня, он объявил:
– До Россох тебя провожу. Устрою в один неплохой постоялый двор. Там наши выдровы братья ошиваются.
– С чего такая забота? – удивилась я, втайне радуясь, что не одной плестись до незнакомого места, и с сомнением представляя прелести подобного постоялого двора.
– Друг О`Коэна – мой друг, – он многозначительно помолчал, видимо спиной ощущая мой ехидный взгляд. – Ладно. Ладно! Дела у меня там. В полночь в «Старом Выдреце» (не совсем приличном заведении) встречаемся с наемниками.
– Это как шабаш у ведьм?
– Сравнила тоже, – усмехнулся тот. – Нечто вроде Саммита у глав государств! – многозначительно поправил он, задрав вверх указательный палец. – Будем обсуждать политику и сложившуюся обстановку.
– А… то есть, метить территорию, растаскивать самые хорошие куски и бить друг другу морды? А после этого, независимо от достигнутого результата и количества павших жертвами аргументации силой, напиваться и тискать баб за телеса?
– Ну,… – он пожал плечами. Знавала я подобные саммиты наемников.
– Только совокупления с Дьяволом не хватает, для статуса шабаша, – беззлобно смеясь, я ткнула беса локтем в бок.
– У вас эльфов не лучше. Как нанюхаетесь сомнительной пыльцы, напьетесь подозрительных настоек, так начинается… видения, стоны, будто мертвецов из могил вызываете, лобызания, мир во всем мире… Видал я как-то подобные песнопения, аж тошно вспоминать!
– Это откуда подобная информация? – нахохрилась я.
– Да расслабься. По части напиться я спец, а по лобызаниям так и вовсе гений! А слышала бы ты мои песнопения после этого… Только вот мне не понятно, почему тогда вас, а не нас называют после этого прекраснейшей и благороднейшей из рас? – он действительно недоумевал, но исподтишка посмеивался над моей растерянностью.
– И ты еще спрашиваешь, бесья морда? – рассмеялась я, а бес, изумившись, только ехидно гоготнул, видимо одобряя ответ.
Быстрым галопом мы добрались до городка за полтора часа. Россохи явились мне такими, какими представляет само название. Близко друг к другу ютились ветхие домишки, в которых догорали, огарки свечей, жалобно кивая тенями в окнах. Из домиков доносились плач детей, ссоры стариков с молодыми, мяуканье котов, которые спутали громыхавец с оттепленем, сонные мычания скотины и довольные воркутания голубей под крышами – кажется единственных довольных жителей. Городок был наполнен звуками, но звуками какими-то сухими и безжизненными. Красивые некогда дубы, упираясь верхушками в небо, чтобы то не свалилось на бедные головы местных жителей, представлялись старыми и уродливыми стариками, с горбатыми ветками-крюками, вечно тянущимися за солнцем и потому кривыми. На редких клумбах совсем не к месту скромно улыбались прикрытыми головками бархатцы.
Около постоялого двора стояло корыто с водой, времен первого нашествия тараканов лавочка, на которой сидела не менее древняя старушка и кривой тополь, закрывающий вид из окон постояльцам и разносящий по окрестностям древесных клопов, смачно пахнущих непонятно чем. Небольшое деревянное трехэтажное здание имело конюшню, в которую и определили моего коня, поклявшись накормить отборным овсом, но кинут наверняка сена не первой свежести. Старушка засеменила к нам.
– Здрась, Чар, здрась, – хрустнув семечку, улыбнулась она. – Только ночь или на день останешься?
– Мне на сутки, а эту деву на ночь в хороший номер. Это подруга цесаревича Горлена! – как бы по секрету поведал он. Старушка алчно сверкнула глазами в мою сторону, что означало ее желание проверить платежеспособность клиента. В моей ладони сверкнул серебряник, но расплачиваться, разумеется, я желала медяками – надо же потешить глаз старушки. Она просияла и, поймав из моих ладоней медяк, поспешила открыть перед нами дверь. Бес шмыгнул куда-то во двор и скрылся в темноте, которая казалась лишь утренним туманом. Наверное, в Россохах белые ночи.
Проведя меня по скрипучей рассохшейся лестнице наверх, старушка вышла на середину узенького, но хорошо освещенного свечами коридора и, проведя ногой по серых оттенков дорожке, протянула:
– Эльфийское сукно. Для лучших клиентов.
Ехидно усмехнувшись на данное замечание, я представила, что было бы с эльфийским суконщиком, попытайся он сбыть с рук подобную продукцию. Примерно так же усмехнулась и Лукреция на мое замечание об их Князе.
Гулко звякнув в кармане ключами, она указала на две двери. Тыкнув в левую, я тот час же оказалась внутри. Как раз проснулась фея, показав из моего кармашка свое сонное личико и соображавшая, где она и как ее сюда занесло.
Апартаменты не сказать, чтобы уж сильно хорошие, но переночевать можно. Серые и коричневые оттенки в Россохах, похоже – пик сезона. Узкая деревянная кровать с матрацем, стул, услужливо пододвинутый к письменному столу и небольшой шкафчик для верхней одежды. Комнатка от силы три на три.