Сказки странствий

– Блины остывают, – весело улыбнулся он.

Света отступила от дерева, робко шагнула навстречу:

– А вы уверены, что ваш друг не будет слишком удивлён?

– Друзья, Андрей и Вера. Они отличные ребята, и вам понравятся.

Она подняла взгляд:

– Вы сказали, но я, простите… Как вас зовут?

– Герт.

– Необычное имя.

– Оно означает «доблестный воин» и пришло к нам из немецкого.

– Вот как! Вам подходит: только очень смелый мужчина мог вот так подойти.

«Если б ты знала, кто меня вдохновил», – невольно подумал он.

Они шли по аллее, Герт рассказывал что-то весёлое, Света мягко смотрела ему в глаза. Старушки на скамеечках дружно повернули головы и проводили пару удовлетворённо-сладкими взглядами.

…Поздно вечером, взволнованный и немного влюблённый, он сел перед компьютером и открыл Word. «Я не знаю тебя, – писал он, обращаясь к тому офицеру, – но верю, что ты был отличным парнем. Потому что такая чудесная, умная, прелестная женщина не могла выбрать другого. Я сделаю всё, что смогу, для неё, будь уверен…» Он оставил письмо открытым и, ещё немного покружив по дому, ушёл спать.

А глубокой ночью воздух в комнате сгустился, дрогнул и – растворился. И на компьютере осталось одно слово: тихое, спокойное слово: «Спасибо».

Спутница

Последние волки в Британии были

уничтожены в 16 веке. Их считали вредителями.

Лес спал. Сиреневые кроны сосен спускались к самой земле, едва колышимые ветром, с кончиков иголок капала роса, а чистый воздух был пропитан всевозможными запахами, из которых один особенно волновал и будоражил её. Кровь! Свежая, струящаяся, остро бьющая по нервам, по её тонкому осязанию, пронизывающая всё существо.

Волчица подошла ближе и, слегка поведя носом, увидела человека. Тот лежал, неловко подвернув руку, из шеи сочилась алая влага. Она принюхалась: живой человек! Несколько раз обойдя кругом, волчица убедилась, что лежит он здесь недавно, а причиной тому – множество следов других человеческих ног, следов злобных, агрессивных, оставленных теми, кто хотел смерти. Она знала, что такое смерть, а потому подползла вплотную и, вытянув морду, начала своим мягким, тёплым языком слизывать эту кровь. Она лизала и лизала – так долго, что голова закружилась от страшного желания, но она не посмела, а добравшись до раны, продолжала лизать: осторожно, бережно, пока не увидела, что тёмная струя иссякает, и смерть отступила. Пока отступила – ушла за деревья, спряталась в глубине леса до поры. Почувствовав это, волчица встала и, опустив голову, взглянула на человека. Его синее лицо казалось безжизненным, но ресницы трепетали, и лёгкое дыхание согревало воздух вокруг. Волчица постояла немного, а потом, повернувшись, решительно побежала прочь.

Шелтон повернулся – и проснулся. Несколько минут лежал, пытаясь понять, где он и что с ним, а затем, внезапно ощутив боль, застонал и схватился за рану. Разрез на шее почти затянулся, но он понимал, что перевязка необходима, а потому нашёл какую-то тряпицу в мешке и неуклюже обмотал ею шею. Голова кружилась, руки дрожали. Он огляделся: что произошло? На него напали – ради чего? Увели коня, забрали оружие, все припасы, вывернули наизнанку мешок. Ничего не осталось, только нож, который он спрятал глубоко в сапог, и ничего не стоящее барахло. Одежду не сняли: побрезговали, наверное. Сапоги старые, изодранные в дальней дороге, никому не приглянулись. Хорошо, что догадался одеться попроще, а то лежать бы ему сейчас голым и босым…

На востоке, розовея между деревьями, занималась заря. Внезапный шорох заставил насторожиться, и он машинально потянулся за оружием, но ничего не нашёл и выхватил нож. В стороне, замерев, словно тень, стояла волчица; в её зубах постанывал живой зайчонок. Она перехватила тушку, крепче сжала зубы и вдруг сделала шаг навстречу человеку. Шелтон застыл. Во рту пересохло, он хотел закричать, но волчица положила добычу на землю и, облизнувшись, быстро скрылась в лесу.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что происходит. Дикий зверь принёс и положил у его ног свою еду! Зачем? Для чего? Шелтон не знал, но, поразмыслив, потянулся за зайцем и скоро снимал с него шкурку, разжигал огонь, а ещё через полчаса аппетитно вгрызался зубами в свежее мясо.

Мысль о волчице неотступно преследовала его: чего хотела она, отдавая свою добычу? Разве волки делятся с кем-то? Непостижимо! Потом он почувствовал, что голова стала вялой, сонливость застлала глаза, и, отдавшись в её сладкую власть, Шелтон уснул.

Волчица следила за ним, лёжа в укрытии и лишь иногда поднимая голову, чтобы лучше рассмотреть, что делает человек. Когда он заснул, она встала, встряхнулась и побежала охотиться – для себя.

Ночь выдалась очень холодной, сырой воздух пробирал до костей. Шелтон дрожал, жался ближе к огню, вздрагивал от каждого шороха и думал. Нужно продолжить путь, добраться до дома, но это – многие, многие мили. У него нет коня, нет еды, нет денег, как он пойдёт? Голова уже не кружилась, но слабость мучила его; откуда взять силы, чтобы идти? Лес скрипел, что-то шуршало в глубине сосен, и где-то там, знал он, лежит зверь, который пристально наблюдает за ним. Что нужно этой волчице? Она немолода, как заметил Шелтон, но ещё полна сил, шла бы себе охотиться. Но она не уходит, а затаилась в кустах, сверкая своими глазами…

Под утро забылся, а когда свет прямых лучей солнца разбудил его мягким теплом, открыл глаза – и обнаружил, что она опять приходила и на этот раз оставила небольшую серую крысу. «Я не ем крыс», – думал Шелтон, с отвращением разглядывая мёртвую тушку, но немного погодя разделал её и опять стал есть. Мясо попахивало, но без него не будет сил, и он заставил себя разгрызть и обсосать все косточки.

После завтрака встал и приготовился идти. Поправил одежду, крепче затянул пояс; мешочек с деньгами с него срезали, и уныло висящие концы бечёвки представляли собой жалкое зрелище. Шелтону стало не по себе, мысль о том, как он пойдёт дальше, опять вернулась к нему с тоскливым ощущением неуверенности и беспокойства. Но всё же он поднял свой ничего не весящий мешок и, накинув на плечо, неспешно зашагал по дороге. «А как же зверь?» – подумалось ему, и он обернулся: никого, тихо. «Вот будет сюрприз, если она побежит следом!» – и, улыбнувшись, продолжил путь.

Волчица не торопилась, – знала, что нагонит человека, – а долго и напряжённо охотилась. Теперь ей нужно было прокормить двоих: себя и его, и его часть должна быть больше. Почему она это делала? Она не понимала, но, следуя какому-то необычайному инстинкту выживания, взяла на себя то, чего этот человек делать не сможет, потому что очень скоро слабость затуманит ему голову, и он упадёт без сил. Ей удалось поймать небольшую цаплю, задремавшую в кустах, и, спеша, пока добыча не остыла, волчица бросилась по следам человека.

Он лежал у подножья ручья и смотрел в небо. По лбу стекали капли пота, выступившие от резкого головокружения, и сильная бледность покрыла лицо. Она подошла так тихо, что он не услышал, и остановилась почти рядом, затем выпустила тело цапли и бесшумно исчезла. Человек увидел тень и вздрогнул, но затем его взгляд упал на белоснежную птицу, на капли крови, стекающие по перьям, и он понял. Почему-то он улыбался, когда потянулся к цапле, и потом, когда разжигал огонь и опалял птицу на костре, улыбка не сходила с его лица. Волчица наблюдала издали, не сводя с него настороженных глаз, и лишь когда человек поел, расслабилась и медленно ушла вглубь леса.

Несколько дней он шёл по лесу, не встречая людей, не видя человеческого жилья. Волчица неотступно следовала сзади, и Шелтон, не имея другого собеседника, начал незаметно для себя разговаривать с нею.

– Ну что, подруга, всё идешь? – говорил он, слегка оборачиваясь и поведя глазами. – А я вот и не знаю, дойду ли. И на лошади путь неблизкий, а теперь, сама понимаешь…

Волчица прислушивалась к звукам человеческого голоса, поднимала голову, тонко принюхивалась. Ей казалось, что, когда человек говорит, он пахнет совсем по-другому: к запаху примешивалось что-то доброе, не внушающее опасений, а потому она придвигалась ближе и ближе и уже не пряталась в кустарнике, а иногда давала себя рассмотреть.

– Да ты, я вижу, тоже жизнь повидала, – говорил Шелтон, останавливаясь и с улыбкой глядя ей в глаза. – Откуда ты такая? Серая, пушистая, шкура тёплая, наверное? С такой шкурой не пропадёшь, а мне вот несладко…

По ночам, действительно, подмораживало, и Шелтону приходилось нелегко, он всё время ворочался, подставляя огню то один, то другой замёрзший бок.

– Мне бы твою шкуру! – бормотал он, а потом спохватывался, будто она могла понять его, и поправлялся: – Нет, нет, не бойся, твоя шкура при тебе останется.

Подумав, он рассказал ей свою историю. Это случилось вечером, когда на шестой день пути он, как обычно, развёл костёр, а спутница легла поодаль, пристально наблюдая за человеком.

– Ты понимаешь, – вздыхал Шелтон, – я ведь из небогатой семьи. У нас – семь братьев, и каждому надел достался – вот такой, малюсенький, да и земля плохая, ничего не растёт. Камень на камне. А у меня – семья. Детей, знаешь, сколько? Четверо, и все – сыновья. Что я им оставлю, когда вырастут? Вот и решился подзаработать. А у нас ведь работы нет. На юг я поехал, там, в порту, всегда можно устроиться. Мешки таскал, причалы строил. Всё делал, ничего не чурался. Трудно было, да и голодно, деньги для семьи собирал. А теперь – вот, ничего не привезу…

Он замер, горько задумался.

– Ну да ничего, лишь бы самому добраться, а дома – это дома.

Лицо его стало ласковым, улыбка не сходила с губ, глаза мечтательно смотрели на блики огня.

– Ждут меня дома, – тихо промолвил и опять надолго застыл.

Она слушала, щурилась на огонь, прижималась к земле своим телом, а уши, чуткие, острые, внимали всем звукам леса. Человек не слышал того, что слышала она, а потому и не знал, что уже третью ночь к ним вплотную подходят другие волки. Подходят, но держатся вдали, не нападают, потому что присутствие незнакомой волчицы смущает их. И не посмеют напасть, пока она рядом, хотя это – их территория, и человек – их добыча по праву. Но вот охота стала труднее: она не могла отойти далеко, опасаясь, что волки, не видя её, осмелеют…

И всё же беда случилась. С раннего утра она ощущала присутствие чужого запаха, нервничала, жалась ближе к человеку, словно желая защитить, но голод заставил её задержаться и пойти по следу заячьих лап. Зайчонок попался никудышный, всего-то уши да хвост, и уже трепетал в зубах, раздражая и без того сильный аппетит, как вдруг она услышала крик и рванула, бросилась так, что захрустели сучья. Она ворвалась в гущу стаи, которая злобно окружила человека и скалилась мощными клыками; ворвалась и, закрутив хвост, остановилась прямо перед сородичами. Всем своим видом сразу дала понять: не дам! Не позволю!!! Человек схватил палку, крепко вцепился в нож, но она знала, как жестока голодная стая, потому что сама была волчицей и сама нападала не раз и на лошадей, и на крупных оленей. Зорко следя глазами, едва поводя ухом, спутница видела, как опытные волки заходят сбоку для броска и как напряжены другие, более молодые. Но никто не решался напасть первым: каждый знал, что лучше сражаться с двумя сильными самцами, чем с одной самкой, особенно когда она защищает. Только – кого? Кого и почему защищает эта незнакомая гостья? Не свой выводок, не стаю, а – человека… Это смущало волков, а потому они стояли, не рискуя напасть, пристально вглядываясь в её молчаливый оскал. И – стали отходить, отодвигаться вглубь чащи, пока не исчезли один за другим, как серые тени.

Она проводила их глазами, убедилась, что все ушли, и только тогда обернулась к человеку. Тот был бледен, но крепко держался на ногах и посмотрел на неё решительно, прямо.

– Ты думаешь, они ушли? – спросил.

Волчица вильнула хвостом. Потом резко развернулась и, будто что-то вспомнив, побежала в лес, но через минуту вернулась. Зайчонок ещё дергал лапами, и человек взял его за уши и прикончил ножом.

Она села рядом, уже не боясь, не вздрагивая от каждого движения человека; села и напряжённо рассматривала, как он снимает шкурку, как делит зайца, а потом протягивает ей её долю. Взяла аккуратно зубами и пошла в сторонку наслаждаться каждым кусочком, слизывая с усов алую кровь…

Глубокой ночью, ощутив нечто странное, Шелтон открыл глаза. С одной стороны его согревал костёр, а с другой, тесно прижавшись боком, – волчица. Она была теплой, приятной, и хотя её запах и близкое присутствие смущали его, Шелтон не отодвинулся, а лишь удобнее повернул голову и опять уснул.

Наутро, не обнаружив её рядом, подумал: «охотится кормилица», – и спокойно продолжил путь.

Спустя несколько часов лес поредел, и показалось чистое пространство полей. Шелтон вздохнул облегчённо: море, скоро море, а значит, и поселения, и люди, к которым он мог обратиться за помощью. Покидая лес, обернулся: «где ты? Хоть попрощаться, спасибо сказать…» Но её не было, и тогда человек, посмотрев последний раз сквозь тонкие кроны деревьев, зашагал дальше.