Сказки странствий

– Вы меня приглашаете?

– Ну, а что же, смотреть, как вы покроетесь инеем?

Засмеялся, качнул головой:

– Ну, ведите.

В доме разделся, оказавшись в хорошем костюме: элегантный, высокий, с той манерой держаться, что бывает лишь у хорошо воспитанных людей. Юлька слегка застеснялась своего скромного быта, но он тут же похвалил и зимний букет в большой вазе на полу, и всю её неприхотливую обстановку.

– У вас очень уютно, – сказал. – Знаете, маленькие дома именно этим могут похвастаться: милым уютом. В городских квартирах этого нет.

А потом они пили чай, сидя за столом, он смотрел на неё очень внимательно, и Юлька грелась в лучах этого взгляда. Он оказался учителем, преподавал в колледже иностранные языки. На окраину города его занесло случайно: подвозил заболевшего ученика. И – застрял. Но, казалось, он уже не жалел ни о заглохшем моторе, ни о потерянных часах. Потому что чем дольше они сидели, тем теплее становилось обоим. И девушка хорошо это чувствовала…

Когда спустя полтора часа приехал брат, Андрей встал и взял её за руку:

– Мне никогда не было так хорошо, как в твоём доме.

Она хотела отшутиться, но поняла, что тут не до шуток. Брат извинялся, что не мог приехать раньше, объяснял что-то про пробки при выезде из города, а они стояли и смотрели друг на друга. Наконец, брат понял – и перестал извиняться, а просто начал крепить трос.

Дорога опустела. Машины всё так же неслись по ней, но стоило джипу Андрея скрыться из виду, трасса показалась Юльке чужой…

Поздно вечером, – она уже досмотрела свой любимый сериал, – в окно постучали.

– Кто там? – испуганно спросила девушка.

– Это я, Юля, – раздался голос. – Опять замёрз, и опять хочу чаю.

Смеясь, она впустила его.

– Ты как здесь оказался? Неужели снова мотор заглох?

– Нет, – он развёл руками, будто извиняясь. – Соскучился…

Они тихо сидели на диване, почти не глядя в телевизор, где в это время шли вечерние передачи, смотрели в глаза друг другу, он целовал её руки, а за окном неслышно скользили машины, и своей ночной жизнью жила бегущая мимо трасса…

Мелодия утра – та, что соединяет сердца

Ясная погода солнечным утром. Окно распахнуто и впускает первые звуки: едущих автомобилей, детские голоса и еще что-то новое, непривычное слуху: это мелодия, её играют на  пианино. Иногда исполнитель останавливается, повторяет трудную часть, а порою просто сбивается. И тогда музыка похожа на речной затор.

Стёпа прислушался: ну вот, она опять сбилась. Впрочем, немудрено: мелодия сложна и ритмична, как же быстро нужно пальцы переставлять! Что это «она», а не «он», Степан не сомневается: какому парню захочется в субботу утром играть на рояле?! Он знает так же, что исполнительница – молодая особа: ничего старинного она не играет, звучат только современные ритмы. Проходит час, и он понимает, что она наигралась и ушла… Куда она пошла? Наверное, пить кофе. Куда ещё можно идти этим чудесным утром? А может быть, в сад? И он с затаённой надеждой выглядывает в окно.

Как странно! Там сидит девушка, тоненькая, незнакомая, сидит и задумчиво оглядывает окна. О чём она думает? Наверное, не обо мне, – понимает Степан. И вдруг… Он знает, что сейчас сделает! Просто спустится вниз и скажет, что слушал ранним утром её игру. И что она ему очень понравилась. Игра, разумеется, не девушка. А может быть, и девушка тоже…

Он мигом набрасывает свежую футболку и скатывается вниз с третьего этажа – к входной двери. Девушка всё ещё тут, и Степан, веско оглядевшись и снизив темп, подходит к ней. Так-так, не напугать бы манерами…

– Доброе утро, – стараясь не басить, говорит он.

Девушка напрягается и, казалось, готова уйти.

– Я слышал, как вы играли, – добавляет Стёпа. – Мне понравилось. Ведь это вы играли утром на пианино?

– Я, – робко отвечает она, а в глазах то же выражение: чего ожидать от этого незнакомого парня?

– Что это было?

– Мелодии Поля Мориа. Очень хорошо для разминки пальцев. Пальцы требуют с утра движения, иначе руки непослушные…

– Понятно. И красиво.

– Да уж, – смеётся она, – я всё время сбивалась. А вы всё это слышали…

– Ну, так я же напротив живу…

Не прошло и нескольких минут, как они сидели рядом и разговаривали: сначала о музыке, потом – о других вещах. У степенного рабочего парня и утончённой девушки нашлось немало общего, кроме молодости и желания больше знать о музыке. А сверху порхали птицы, светило милое субботнее солнце, и где-то в вышине тонкой нитью текли знакомые мелодичные звуки: то музыка, родившись ранним утром в маленьком электронном пианино, продолжала жить своей жизнью и парить в небесах. Она могла позволить себе просторный полёт, ведь самое главное она уже сделала…

Шаги

Шаги стихли. Я долго прислушивался к звукам в коридоре: наконец-то она ушла! И вздохнул с облегчением, потому что каждый раз, когда эта сестра заходила в палату, мне становилось не по себе. Слишком резкая, неприязненная: суровое лицо, сдвинутые брови. Чем я ей не угодил? Больной как больной, как все…

Убедившись, что тихо, начал вставать. Боль в животе не давала дышать: меня прооперировали, но, кажется, неудачно, потому что хирурги заходили каждые полчаса, совещались, советовались. Мутят! Сказали бы прямо…

Добрался до умывальника, ополоснул лицо, затем поднял взгляд. Из зеркала, как-то издалека, смотрел на меня бледный исхудавший парень. Что-то со мной не так, это я и сам понимал, но что?

Медленно вернулся, лёг. И опять услышал шаги: медсестра возвращалась. Я закрыл глаза.

– Анатольев! – прозвучал её голос. – Укол, готовьтесь.

Молча повернулся на бок и приспустил штаны. Сейчас как даст! Укол она делала молниеносно, без боли: профессионал, нечего сказать, но в ней самой не было ни ласки, ни теплоты…

Сестра вышла из палаты и направилась в процедурную. Вернула в шкаф лист назначения, села на металлический стул, показавшийся ледяным, и заплакала. Беззвучно, без слов, но горько-горько. «Ванечка, Ванечка… А жалко-то, жалко как…» Она знала, о чём говорят доктора: операция оказалась безуспешной, метастазы проникли так глубоко, что ни нож, ни химиотерапия – ничто не поможет. Родным, конечно, сказали, а вот ему – нет. Никто не рискнул, и сёстрам велели молчать. Сам догадается, а не догадается – так лучше, пусть умирает спокойно.

Катя долго сидела, по-детски всхлипывая, утираясь салфеткой, но нужно работать, опять идти к нему, и не потому, что есть назначения, а просто проверить: как он? И она поднялась, сделала жёстким и непроницаемым своё лицо и направилась в палату.

Я спал, но сквозь сон слышал, как несколько раз приближались её шаги. В них слышалась резкость – и я напрягался. Утром она сменилась, и я забыл о ней.

День прошёл незаметно. Напичканный лекарствами, я всё больше дремал. А потом наступила ночь, стало тихо. Выспавшись днём, лежал без сна и вслушивался в шаги в коридоре. Они шелестели, как трава: шершавые, лёгкие, твёрдые. Разные. Но вот этот шаг с другими не спутать: она! Опять она! Эта каменная медсестра! Я приподнялся на локте и хотел встретить её равнодушным и бесстрашным взглядом, как вдруг…

В раскрытом проёме двери показалась девушка. Чудесные русые волосы, большие глаза. Ни халата, ни шапочки, просто светлое платье и тонкие ножки на каблучках.

– Ваня, – раздался мелодичный голос, – я сегодня не на дежурстве, пришла навестить тебя.

Я не поверил: она?! Не может быть! Кажется, сказал это вслух, потому что она рассмеялась. И каким ласковым и журчащим показался мне этот смех!

– Моя мама пекла пирожки, я тебе принесла, – продолжала она, – с капустой. Любишь?

– Конечно, – отозвался я, – давай их сюда.

Она села рядом с кроватью и развернула кулёк. Я угощался и во все глаза разглядывал девушку. Вот это преображение! Но куда же делась медсестра?!