Сказки странствий

Она вошла очень тихо, сначала – просунув голову, принюхиваясь и озираясь, а затем протиснула всё тело сквозь узкий лаз и взглянула на меня круглыми, жёлтыми, очень спокойными глазами. Леопард!

От страха я вначале принял её за ягуара, но потом вспомнил, что в тайге ягуары не живут. Передо мной стояла самка редчайшего дальневосточного леопарда! Пятнистая морда, короткие чуткие уши, длиннющий гибкий хвост. Вся – напряжена, вся – собранность и готовность мгновенно ринуться обратно…

Я обомлел. Дыхание прекратилось. Медленно перевёл дух. Леопарды не нападают на людей, обычно они миролюбивы, но в такой ситуации… Я занял её дом, и эта кошка имела полное право на агрессию. Но она повела себя иначе: минуту или две внимательно рассматривала меня, очевидно, решая, как ей быть, затем перестала дрожать хвостом и легла. Глаза устремлены на меня и – ни звука! С её шерсти стекала вода, а по моему лицу тоже текли капли горячего пота, и я осторожно поднял руку, чтобы стереть его. Вот тут она забеспокоилась! Звук, который я услышал, напомнил смесь громкого мурлыкания и рычания, какое-то хриплое «хр-р-р». Мне пришлось прекратить движение и опять замереть. Лежал и ждал, пока пот высохнет. Наконец, кровь потекла ровнее. Я задышал…

Прошло не меньше часа, прежде чем я понял, что есть меня она не собирается. Выгонять – тоже. Но моя активность её раздражала. И тогда я заговорил. Сначала тихо, затем – всё громче и громче. Зачем я это сделал? Да кто ж его знает! Может быть, чтобы успокоить её, может быть, чтобы успокоиться самому. Или потому, что мне требовалось какое-то движение, пусть даже речевое. Она отреагировала мирно: вслушалась, прищурилась, вслед за тем расслабила тело и спрятала когти. О, когти! Известно, что при ходьбе хищные кошки убирают их в специальные углубления на лапах и лишь в случае необходимости выпускают. Она это делала каждый раз, когда бывала напряжена, чем приводила меня в состояние затаённого ужаса.

Итак, она убрала свои когти, и тогда я решил пошевелиться: тело давно требовало перемены положения. Не повышая голоса, очень медленно приподнялся и сел. Казалось, она удивилась, увидев меня высоким.

– Что? Думала, я ползаю, как тюлень? Ты же наверняка видела человека, и не раз.

Я продолжал говорить всё, что приходило в голову, и вдруг заметил, что назвал её леопардессой.

– Нет, милая, ты хоть и красавица, но каждый раз величать тебя «леопардесса»? Это уж извините! – подумал, прислушался, улыбнулся: – Инесса! Да, Инесса. Нравится имя?

И облегчённо вздохнул: будто, назвав дикую кошку по имени, подружился с ней.

– Хочешь знать, как зовут меня? Александр. Что, длинновато? Ну, не рычи, не рычи! Дождь за окном, куда я пойду?

Снаружи стало тише, и я, пожалуй, рискнул бы выбраться и отправиться домой, но – переступить через лежащего у входа леопарда?!

Устав сидеть, я опять лёг. Но скоро продрог и  покосился на рюкзак: там лежали спички и паек. Однако позволит ли она разжечь костер? Не рассвирепеет ли? Я опять заговорил, и так, под музыку собственного голоса, достал консервы и нож.

– Нет, пугать тебя я не стану, не такой уж эгоист. Сначала поедим. Что тут у нас? Тушёнка. Тушёнку любишь? А с хлебом? Сейчас я такой бутерброд сделаю! Тебе тоже дам попробовать. Инесса…

Мне нравилось повторять её имя: леопардесса, Инесса…

Казалось, она не возражала, чтобы я перекусил. Но когда в воздухе запахло тушёнкой!

– Да ты голодна! – догадался я, видя её напрягшееся тело. – Это мы поправим. У меня немного, но с тобой поделюсь.

И, сделав себе два бутерброда, остальное придвинул ей. Нужно было видеть эту реакцию, и слышать это «хр-р-р», в котором – и напряжение, и осторожность, и желание! Вы хотите сказать, что леопарды не едят тушёнки? Едят, и ещё как!

Вначале её пугала банка. Она не могла понять, почему из неживого предмета идёт такой аппетитный запах. Я тем временем активно демонстрировал ей съедобность такой пищи: жевал бутерброд. Наконец, она решилась, её морда вытянулась, длинный и гибкий язык лизнул…

Это была бесподобная минута моего триумфа! Дикий зверь попробовал мою еду! Тогда я не знал, смогу ли рассказать кому-либо об этом, да и поверит ли мне кто, но вид Инессы, с кошачьим удовольствием вылизывающей банку, привёл меня в восторг!

– Ешь, милая, ешь, – приговаривал я, – у меня ещё есть. Но продукты надо беречь.

Подумал и отрезал хороший кусок хлеба. Стараясь не делать резких движений, подвинул ей:

– Попробуй, это тоже вкусно.

К хлебу она не проявила никакого интереса. Но скоро в банке ничего, кроме запаха, не осталось, а разбуженный аппетит удовлетворён не был,  и тогда её взгляд устремился на жёлтый предмет. Известно, что леопарды очень умны. «Если он это ест, то почему бы не попробовать и мне?» – так прочитал я её задумчивость. Она вытянула лапу и зацепила когтем кусок. Хлеб взлетел. Инесса выгнула спину и начала подбрасывать его снова и снова. Я удивился: что это? Ритуальный танец? Но потом, видя типичные движения кошки, играющей с  мышью, понял: она просто играет!

Нарезвившись и, видимо, тоже согревшись, она легла, обнюхала хлеб и положила на него свою морду.

– Да не стану я твой хлеб забирать, – улыбнулся я, – расслабься.

И начал укладываться спать. Огонь разжигать не стал: мы прекрасно сосуществуем, не нужно ничего менять.

Снаружи шёл снег. Хлопья становились крупнее, температура падала. Согретый едой, я задремал…

Несколько раз открывал глаза и видел во мраке её настороженно поднятую голову: видимо, она спала, пока спал я, и просыпалась, стоило мне шевельнуться. Вечером мы опять поели: ещё одну банку тушёнки разделили по-братски. Я запил ужин водой из фляги, она – просто облизала усы.

Ночь оказалась страшно холодной, нас занесло так, что стало тихо: плотный слой снежного покрова не пропускал звуки снаружи. А утром Инесса ушла. Я открыл глаза – и увидел, что один и свободен. Выглянул наружу: белым-бело! Выбрался из логова и, утопая в сугробах, отправился домой.

Весь год вспоминал этот случай, пробовал рассказать о нём друзьям; мне то верили, то не верили.  Наконец, успокоился, полистал книги и узнал много интересного о леопардах. Дальневосточный вид считался одним из редких и был занесён в Красную книгу. Особей, сохранившихся в Уссурийской тайге, осталось немного, около тридцати. Раньше их безжалостно уничтожали из-за красивейшей шкуры, а охота на леопарда получила название «барской охоты».

Одной из особенностей этих животных считался миролюбивый нрав; леопард не нападает на людей без определённой провокации с их стороны. Молодые леопарды могли идти по следам человека, из любопытства наблюдая за ним; то же делали и взрослые особи, в надежде поживиться остатками человеческой охоты.

Чем больше читал, тем понятнее становилось мне поведение Инессы. Умное животное разделило с человеком свой дом и не стало выгонять туда, где холодно, мокро и опасно. Согласилось потерпеть неудобства, но не нарушить закон выживания, единый для всех существ в мире. А когда мы разделили еду, то стали почти родными…

Я думал, что моё знакомство с Инессой закончилось, но ошибся: эта история имела удивительное, непредсказуемое продолжение, после которого на моей спине остались глубокие рубцы, а благодарность Инессе не уменьшилась и по сей день.

Год спустя, летом, я опять бродил по горам Сихотэ-Алиня, исследовал хребты, спускался вдоль бурных рек. В день проходил километров пятнадцать, пользовался звериными тропами и всё время думал о ней.

В районе горы Высокой протекает река Кема. Сюда я и направил свои стопы. Кема – непростая речушка и недаром считается одной из самых коварных рек Сихотэ-Алиня. Множество порогов, неистовое течение превращают её в непреодолимое препятствие для геологов и туристов. А переправа на многих участках вообще невозможна.

В тот день я долго искал место, чтобы перейти на противоположный берег. Поднимался всё выше и выше по течению и уже почти отчаялся, когда внезапно увидел каньон. Две скалы сходились прямо над рекой, образуя небольшой просвет. «Если подняться, – подумал, – то можно просто перепрыгнуть». Так и сделал. Вскарабкался на самый верх и огляделся. Прыгнуть несложно, всего-то метра полтора, но если прыжок не удастся, то падение может стоить жизни: около 30 метров свободного полёта и острые камни, выступающие из воды. После такого падения долго не живут, а если и живут, то инвалидами.

Опять примерился к расстоянию: допрыгну! Точно!  Хорошенько приноровился и швырнул рюкзак. Тот плашмя упал на землю. Отлично, теперь – моя очередь. Небольшой разбег – и прыжок! Я благополучно приземлился на скалу, но в тот миг, когда пытался обрести равновесие, земля подо мной дрогнула и обрушилась вниз. Руками зацепился за корни, камни, пытаясь удержаться, но беспомощно повис над рекой. Ужас положения дошёл до меня лишь тогда, когда ноги не обрели опоры. Секунда, другая… Я понял, что сейчас упаду. Но вдруг чья-то тень мелькнула сверху, и перед глазами показался пятнистый бок. Огромная кошка, приземлившись прямо передо мной, развернулась и вонзилась зубами в мою руку.

Инесса! Я сразу догадался, что она хотела удержать меня. Боль была дикой, я едва не закричал, но крик мог испугать её, а потому только страшно стиснул зубы.

Теперь я не сползал вниз, а неподвижно застыл над пропастью. Инесса упёрлась лапами и потянула меня, – бесполезно: центр тяжести моего тела, перемещённый ближе к ногам, сводил на нет и её, и мои усилия. Она замерла. Я тоже. Подо мной шумела река. «Не вытащит», – мелькнуло. Но вдруг Инесса задвигалась, переступая лапами на месте, меняя их положение, и я испугался, что сейчас она соскользнёт. Но ошибся, потому что в следующую секунду она сделала единственное, что можно было сделать: резким, молниеносным движением выбросила вперёд правую лапу и вцепилась в мою спину. Когти проникли так глубоко, что я только охнул. Рывок – и центр тяжести сместился! Я подтянул колено и на несколько сантиметров продвинулся вверх. Инесса не отпускала, словно понимая, что лишь её когтистая лапа удерживает меня на земле.

Едва дыша, подтягивал я своё тело. Руки искали за что ухватиться. «Держи меня, держи, – умолял мысленно, – не отпускай…» А она дёрнула ещё раз, и ещё, но уже боль тугой волной ударила в голову, и, не в силах сопротивляться этой волне, я разжал пальцы…

Когда очнулся, то увидел себя лежащим недалеко от обрыва, рядом со своим рюкзаком.  Она сидела в сторонке и старательно облизывалась. Спина горела огнём, но на руке кровь свернулась, и я понял, что, следуя инстинкту, она залечивала следы от зубов. Поднял голову, затем опять прижался лбом к земле; тело дрожало, голос не повиновался мне.

– Ты откуда? – спросил, наконец, хрипло. – Шла за мной?

Странный вопрос! Конечно, шла! Ведь это – её территория, она здесь хозяйка, а я, как и в прошлый раз, – незваный гость.

– Тихо, тихо, – сказал сам себе и потянулся к рюкзаку.

Достал аптечку, кое-как перевязал спину. Инесса наблюдала за мной настороженным взглядом. Я знал, о чём она думает, а потому вынул банку тушёнки и не торопясь открыл. Выложил на чистый островок травы.

– Ешь, я уйду, не буду мешать, – медленно поднялся и пошёл прочь…

Мне не хватает её, и, бывая в горах, всегда оглядываюсь: а вдруг она опять идёт за мной, следя своим чутким, круглым глазом? Угощение – наготове, в рюкзаке. Помнишь ли ты меня, Инесса? А я, даже если б хотел забыть, не смогу, потому что на спине и руке остались шрамы. Но я благодарен тебе за каждый: не было бы их, не было бы и меня.

Неземные глаза эдельвейсов

Инга приближалась к  Майкопскому перевалу, когда почувствовала дыхание бури. Порывистый ветер принёс откуда-то мощный поток леденящего холода, света не стало, а утреннее солнце, ещё час назад светившее мило и ясно, спряталось в облаках.

Девушка забеспокоилась: нужно успеть спуститься с перевала, а он – не из лёгких:  крутые повороты, нависшая над пропастью узкая тропа. И почти бегом, сгибаясь под тяжестью рюкзака, двинулась дальше.