Постигла Мору не чаянная уже радость – спина-чертовка перестала болеть. Трость отставлена была в угол, более не нужная, и молодой цыган, наконец-то распрямившись, вихрем носился между каморкой своею, псарней и трактиром Шкварни.
Ударил первый морозец, грязь подмёрзла, лужи подёрнулись тонкой корочкой льда. Во дворе перед конюшней старый князь тренировал Люцифера-второго.
В окнах краснели испитые рожи молодых князей – наследнички то ли боялись, то ли надеялись, не грохнется ли папаша на землю из рискованной песады. Но папаша держался в седле как влитой, словно позировал для конной статуи.
Мора вышел из псарни с легавой на поводу и невольно залюбовался. Конь стоял на задних ногах – свечкой, и князь удерживал в повиновении эту величественную и немного жуткую фигуру. Наконец передние копыта Люцифера коснулись земли, напряжение схлынуло и красные рожи наследников убрались из окон. Мора собрался было уводить пса, но князь окликнул его из седла:
– Куда ты ведешь Выбегая?
– Запаршивел, ваша светлость. Увожу его, чтобы всю свору не перепортил.
– И что будешь с ним делать?
– Запру отдельно, пока не вылечится.
Князь спешился и передал поводья конюху.
– Булгаков, подойдите! – позвал старик, и поручик с обычным своим недоумённым лицом сбежал к нему с крыльца. – Подайте мне свой пистолет, чтобы за ружьём не бегать. Да не бойтесь вы, Булгаков, я же не в вас собираюсь…
Князь взял из рук поручика пистолет и, почти не целясь, выстрелил в пса. Короткий визг, шорох в грязном снегу… Бедняга Выбегай и не понял, что с ним случилось.
– Закопай подальше от псарни, – бросил старик Море. Вернул поручику пистолет и последовал за конюхом, уводящим в стойло Люцифера-второго.
Когда Мора уже утрамбовал и заравнивал яму за сараями, к нему подкрался тихонечко младший конюх.
– За что он Выбегая-то, старый чёрт?
– Да он, в общем-то, прав, – отвечал Мора. – Паршивая собака всю свору могла перепортить. Ты-то зачем пришёл?
– Хозяин велел кликнуть тебя. Он возле Люцифера, ты иди, а я заровняю.
Мора направился на конюшню.
Старик обретался рядом со своим вороным сокровищем, конюхи возились где-то в дальних стойлах, не видно их было и не слышно.
– Подойди, – приказал князь. – Ближе, не бойся.
Мора приблизился. Старый князь смотрел на него сверху вниз, нервно играя стеком:
– Помнишь, что ты предлагал мне, голубь почтовый? Это возможно ещё?
– Передать письмо? – вспомнил Мора. – Да, ваша светлость. Только лёд должен встать, пока что грязи много на дорогах и переправы нет.
– Я больше не светлость, – с каким-то отчаянием произнёс князь, – но чёрт с ним. Ты сам поедешь?
– Сам не справлюсь, спина батогами бита. Но человек надёжный поедет.
– А не примется он потом болтать, надёжный твой?
Мора криво улыбнулся и потянул из рукава шёлковый шнурок.
– Не только вы, ваша светлость, убиваете паршивых собак. Болтуны у нас не заживаются – вот, гляньте, галстук какой для болтунов-то…
– Да я уж поверил, что ты настоящий принц воров, – усмехнулся князь. – Ты, верно, и денег не возьмёшь с меня? Всё платишь за свою свободу?
– Не возьму, ваша светлость. Разве что расходы накладные…
Мора справедливо прикинул, что накладные расходы – понятие поистине всеобъемлющее.
– Так не годится, – старик нахмурил тёмные, словно углём прочерченные брови. – Из ничего и выйдет ничего. Расходы твои будут возмещены, а если передашь письмо и привезешь ответ…
В руках князя появились чудесные чётки, и Мора увидел их вблизи – и бриллиантовые бусины были, и рубиновые, и украшенные изумрудами. Но удивительнее всего были бусины мутно-розового камня в золотой оправе. Однажды Мора видел уже такой камень.
Князь взялся за рубиновую бусину, покрутил ее в пальцах.
– На один такой шарик можно купить двух моих Люциферов. – Люцифер недовольно пряданул ушами. – Или дом в Москве.
– А розовый шарик подарит разве что царствие божие какому-нибудь несчастному, – не удержался Мора.
Князь в который раз взглянул на него с любопытством.
– И верно, ты не просто воришка! Но это очень старая игрушка, наверняка всё выдохлось.
– Я знавал господина, носившего перстень с таким камнем. Поверьте, ваша светлость, ничего там не выдохлось. Прежде вещи делали – не чета нынешним. А ведь человек, сочинявший начинку для этих камней, умер лет двадцать назад… – Князь любопытно округлил глаза, и Мора продолжил с удовольствием: – Был в Петербурге один кавалер, знавший секрет аква тофаны и противоядия Митридата, но, говорят, от плахи противоядие его не спасло.
– Этот дурак сидит сейчас в Соликамске и пишет ко мне слёзные записки, – сердито пробормотал князь и криво усмехнулся: – Старый болван…
– Друг вашей светлости был, говорят, гений, такие затейливые яды составлял…
– Может, Рейнгольд и гений, кто его знает. Но он мне не друг. В любом случае розовую бусину я обещать тебе не буду. Привезёшь ответ – получишь любую другую.
– Я дам вам знать, когда всё будет готово, – пообещал Мора и поклонился. Люцифер переступил ногами и заржал.
– Ты кланяешься как лакей, – брюзгливо произнёс князь. – Поучись хоть у Булгакова, когда он прыгает перед своей чёрной Венерой. Впрочем, ты-то не кавалер и вряд ли за него сойдёшь.
– Вы добрый человек, ваша светлость, – ехидно сказал Мора, и князь отвечал благодушно:
– Больше никому об этом не говори. И ступай уже, а то конюхи решат, что я и тебя пристрелил, как Выбегая.
Через Шкварню Мора на словах передал для Матрёны очередное послание с просьбой прислать надёжного гончего, оставил пожертвование для приятелей-арестантов и с лёгким сердцем направился из трактира к себе в каморку, под крылышко к Готлибу.
Возле дома Мору ожидала чёрная Венера – пасторша, объект неразделённой страсти поручика Булгакова. Мора поздоровался и хотел было пройти мимо, но пасторша – и бог ведь знает, как её зовут! – ухватила его за рукав.
– Постой, цыган!
– Что вам угодно, прекрасная госпожа?
– Я слыхала, поручик велел тебе ворожить на меня?