Проклятье дома на отшибе. Мистика

Гордей дёрнулся, отрывая голову от подушки. В свете сверкнувшей молнии он увидел серую тень. Размытый силуэт. Тёмное пятно смотрело на него траурными язвинами.

«Нет, нет».

– Гордей!

Тень оторвалась от дивана и, перелетев через него, испарилась.

– Гордей!

Рука легла на плечо. Он вскочил, опустил ноги и ошалело уставился на жену.

– Ты чего здесь-то? Пойдём в комнату, я расстелила.

– Пойдём, – ответил он судорожно и стал шарить рукой под диваном.

– Что ты? – Гликерия непонимающе смотрела на мужа.

– Сапоги…

– Да вот же они, – кивнула в угол. – Зачем они тебе, ужо иди так.

– Курить хочу.

Он полез в карман, вынул пачку «Беломора».

– Ой, – вскрикнула Гликерия. – Что это с пальцами?

Гордей вытянул руку. Трясущиеся пальцы изгибались шишковидными наростами.

Глава вторая

Ночь была холодной. Неожиданно для середины мая столбик термометра опустился ниже нуля. Днём ожидалось плюс 23. Резкие перепады температур этой весной озадачивали не только простых обывателей, но и прогнозистов-метеорологов, которые растерянно оправдывались, ссылаясь на капризы природы, замученной неблагоразумным поведением самих граждан.

Григорий отошёл от окна и потянулся за спецовкой. Температурный скачок поставил его в тупик. Полудохлый аккумулятор уже давно требовал подзарядки, а он всё тянул. И вот дотянул. Что, если откажет?

Ехать было необходимо, причём срочно, он и так уже задержал поставку товара. Позвонивший вечером клиент поклялся отрезать ему всё, что можно отрезать мужику.

Сев за руль и вставив ключ в замок зажигания, он хотел было перекреститься, но вместо этого три раза сплюнул через плечо и, надавив, резко повернул ключ. Двигатель судорожно дёрнулся, стартер натужно завыл.

Его охватила тоска. Рутина засасывала, а хотелось разнообразия, но кардинально менять что-либо в своей жизни он не собирался. Всё ограничивалось лишь изменениями внешнего вида: он то отпускал, то брил бороду, сделал несколько татуировок, обрил голову, купил пару модных шмоток, но так и оставался для всех Гогой-Магогой. Даже попытка изменить манеру поведения не помогла ему отделаться от прилипшей со времён лихой молодости клички.

Ему всегда была свойственна излишняя торопливость. И раздражающая неразборчивость. С годами ничего не поменялось. Мутирующие навыки выживания свели на нет значение опыта. Да и хрен с ним, с опытом. Ему некому его передать, детей нет и не будет. К чему ему дети? Вон у Зинки трое оболтусов, и что за радость? Вечная головная боль. Так ей и надо. Дом присвоила, зараза. Чтоб ей…

После двадцатисекундного трепыхания двигатель всё-таки завёлся. Дорога встретила едким запахом дизельных выхлопов и пыльной позёмкой, переметавшей узкие улочки посёлка.

Он был заражён дорогами. Большими, малыми, морскими, звёздными и даже горными. На них он становился бездомным, таким и был на самом деле. Выезжая из посёлка на широкую дорогу, ему неожиданно пришло в голову, что было бы неплохо, чтобы она привела его туда, где бы его ждали. Как в детстве, не отвлекаясь, не суетясь, привычно копошились на кухне, нет-нет, кидая взгляд в окно, прислушиваясь к шагам, а вдруг… Он сжал руль и «добавил газу».

К обеду распогодилось, солнце палило нещадно, прогревая воздух до обещанных температурных высот. Лицо Григория покрыли мелкие капельки пота, которые сливались в струйки и стекали, щекоча кожу лица и шеи. Григорий крутил баранку, изредка протирая лицо обрывком старой рубахи. Жара становилась невыносимой, он чувствовал спиной, как сзади по спецовке расплылось мокрое пятно. Не отпуская руль, он расстегнул одной рукой молнию и почесал волосатую грудь.

Впереди показалось окружённое невысоким кустарником озеро. Григорий свернул с дороги и притормозил у развесистой ракиты. Поодаль на белом покрывале загорали две девушки. Одна из них нехотя подняла голову, посмотрела на подъехавший автомобиль без особого интереса и тут же уткнулась в лежащую перед ней книжку. Заглушив мотор, Григорий вышел из машины и огляделся.

Это было не озеро, а глубоко врезавшийся в берег залив, русло старицы, отгороженное от основной акватории косой. Вытянутая коса переходила в остров, вокруг которого болталось несколько ветхих судёнышек. Тихая заводь – отличное место для рыбалки. В центре затона колыхалась всего одна лодка со спящим рыбаком; широкая соломенная шляпа съехала на упирающийся в удило подбородок.

Скинув спецовку, Григорий направился к затону. Мелкий песок приятно шуршал под ногами. У самой кромки воды валялось железное детское ведёрко, и возвышались осыпавшиеся песочные башенки. При виде их странно устроенная память напомнила Григорию, казалось бы, совсем незначительное событие. Он сидит на стульчике, болтает ногой, мурлычет под нос песенку, а мать одевает его.

Мать. Он всегда гнал от себя воспоминания, но они лезли. Ему приходилось заливать их водкой, это помогало, и они уходили. На какое-то время. И вот они вылезли снова! Водкой не зальёшь, но остудить их холодной водой, и они уйдут.

От заводи веяло прохладой. Он присел, опустил в воду руки. Градусов тринадцать с натяжкой. Несмотря на высокую дневную температуру, прогреться настолько, чтобы можно было нырнуть с головой, вода вряд ли успела. Но он холода не боится. И снова перед глазами возникла картинка: он сидит в трусиках на скамеечке, а мама обтирает его мокрым холщовым полотенцем. После того как он переболел несколько раз за зиму бронхитом, врач посоветовал матери заняться его закаливанием. Иначе астма.

Григорий скинул туфли, снял носки и шагнул. Ледяная вода обожгла ступни.

– Эй, дядя! Там глубоко. – Услышал сзади звонкий девичий голосок и сделал шаг назад. Обернулся.

Девушка с книжкой смотрела на него с наглой ухмылкой. Из-за её плеча вынырнула вторая с помятым, похожим на перевёрнутое пирожное «Корзиночка» лицом и удивлённо захлопала глазами. Похоже, она проспала появление незнакомого мужчины.

– Что, очень глубоко? – Григорий расстегнул ширинку.

– Метра два.

– Хм, – застегнул ширинку и снова шагнул в воду. Решил искупаться в штанах. В последнее время на ногах появились непонятные, сочащиеся гноем ранки. И хотя их почти не было видно за густой порослью волос, но демонстрировать перед малолетками болячки не хотелось.

«В багажнике есть спортивки, правда, в масляных пятнах, да и чёрт с ними, пока до города доеду, спецовка высохнет, где-нибудь в лесополосе переоденусь», – решил Григорий и двинулся вперёд.

– Там почти сразу резкий обрыв, – снова крикнула девушка с книжкой.

– А ещё здесь сомы водятся, – добавила низким голосом вторая, – стокилограммовые.

Но Григорий продолжал идти. Он хорошо плавал и ничего не боялся. А чего ему бояться? В этой тихой заводи даже течения нет.

Шагов через десять дно под ним и правда провалилось. Он успел набрать в лёгкие воздуха, нырнул и поплыл. Студёная вода приятно обжигала тело, он вынырнул и посмотрел на берег. Девушка с книжкой помахала ему рукой и отвернулась. Вторая поднялась и пошла к воде. «Фыр», – мотнул кучерявой головой Григорий, рассыпая вокруг себя искорки воды. «Хорошо-то как! Доплыть до косы и обратно». Снова нырнул.

Теперь вода казалась тёплой, и он открыл глаза. Ему нравилось плыть под водой с открытыми глазами. Мутная вода умиротворяла таинственностью. Но вдруг что-то большое, холодное и мерзкое коснулось его пятки, он резко развернулся и оцепенел. Из бурой тины на него печально смотрели бледно-жёлтые с чёрными пятнышками мамины глаза. Седые волосы обвивали одутловатое бледно-голубое с багровыми крапинками лицо. Коричневые губы чуть приоткрылись, и он услышал гулкий, похожий на стон, зов: «Гришаааа! Гришенькаааа!»

Тая осторожно потрогала кончиком большого пальца ноги воду.

– Брр, – поёжилась и крикнула, не оборачиваясь: – Холодная.

Аннушка закрыла учебник, поднялась и подошла к подруге.

– А этот где?

– Не знаю, – пожала плечами Тая и грубо хихикнула. – Сом утащил.

– На косу уплыл, наверное. – Аннушка улыбнулась и подставила лицо солнцу.

В это же время лодку со спящим рыбаком качнуло и накренило.

– Ух ты! – дёрнулся Никола Коцолапый, поправил съехавшую на нос шляпу и, вытянув шею, поглядел за борт. Вода у бортика колыхалась, огромная чёрная тень медленно двигалась вдоль лодки.