Проклятье дома на отшибе. Мистика

– Лидия Сергеевна, – снова обрубила разглагольствования коллеги пожилая и обратилась к Гордею. – У тебя, милок, была высокая… очень высокая температура, нам с трудом удалось её сбить. Надо признать, у тебя редкий фенотип.

– Может, вы инопланетянин? – пошутила молодая и заискивающе улыбнулась.

– Ммм… – простонал Гордей.

– Болит? – посочувствовала пожилая. – Потерпи малёк, сейчас ещё снотворное вколем, тогда поспишь. Надо тебе хорошо выспаться перед завтрашним.

– А что завтра? – Гордей испуганно посмотрел на некрасивую врачиху.

– Завтра, милок, на операцию.

– Операцию? – вымученно процедил Гордей. – А что у меня?

– Пока до конца не ясно. Есть только предположения, – уклончиво ответила пожилая и снова сняла очки.

– Но… – попытался возразить Гордей, и боль тут же напомнила о себе.

– Вы жить хотите? – строго спросила молодая. – Тогда прекратите возражать. Матвей Еремеевич спас не одну жизнь. Раз сказал «резать», значит, «резать».

«Нет», – хотел крикнуть Гордей, дёрнулся, и… свет внезапно погас.

В обступившей темноте он отчётливо почувствовал запах древесины. Ему ли, плотнику, не знать этот запах? Только откуда он взялся? Может, он уже умер и его похоронили? Он всё понял: он лежит в гробу, который сам себе сколотил из липовых досок. Он слышал про такое. Слышал и боялся, что и его могут так же… похоронить заживо. Холодный пот прошиб от головы до пят. Чёртов эскулап, зарезал не до конца!

Он почувствовал внезапное давление, словно что-то тяжёлое опустилось ему на грудь.

«Можешь ли ты?» – прошипело то, что давило на рёбра.

Его парализовало, он не мог шевелить не то что рукой, но даже губами. Однако, собрав последние силы, выдавил: «Ммм».

Промычал, и сразу стало легко. Будто то, что давило, в одночасье улетучилось.

Он открыл глаза. Над ним стоял высокий, грузный, неряшливый и очень раздражающий непонятно чем врач. Эскулап и бог врачевания – Матвей Еремеевич.

– Хм, непонятно, – поджав тонкие полоски губ, вынес свой эскулапский вердикт врач и вышел из палаты.

Сначала приходила та, которая красивая, потом та, что некрасивая, и ещё кто-то, кого он не знал, заглядывали пациенты из его и других отделений, к обеду собрался консилиум. Ему мерили температуру, щупали, просвечивали на рентгене, брали анализы, пожимали плечами и ахали, но вынесенный утром Матвеем Еремеевичем вердикт оставался неизменным – «непонятно».

– Так меня будут резать или нет? – вцепился в рукав халата маленькой круглой санитарки Гордей, оставленный врачами в покое.

– А чего тебя резать здорового-то? – Санитарка похлопала Гордея по плечу.

– Как здорового?

– Да так. Всё у тебя в норме, сама слышала.

– Так я домой пойду, раз такое дело? – Гордей пощупал рёбра. Боли не было.

– А это уж как врач скажет.

Глава шестая

«Ах, боже мой, боже мой! Как я опаздываю!» – пытается программировать её сознание белый кролик, глядя на квадратный циферблат. Он стремится впихнуть её мозг в колбочку, заставить бежать за ним. Не получится. Ей некуда спешить.

Иля закрыла книгу. На обложке девочка в розовом платье сидела так же, как она на траве, только в руке у неё был жёлтый цветок, а рядом в синем сюртуке скакал кролик. В правой лапке кролик держал карманные часы, прикованные цепочкой к сюртуку. «Алиса в стране чудес» было написано на обложке большими буквами. Алиса! Какое прекрасное имя, не то что у неё – Ильгида. Как только матери пришла в голову мысль назвать её таким корявым именем? Мать валила всё на бабушку, которая назвала внучку в честь своей матери. Бабка давно сгинула, а ей теперь носить дурацкое пробабкино имя до конца своих дней.

– Возьми лучше «Алые паруса». Тоже сказка, но хотя бы по возрасту, – настояла мать.

Конечно, ей давно уже пора читать более серьёзные книги, но она любит сказки. Особенно эту. Чтоб не перечить матери, Иля взяла и ту, и другую. Закончив с «Алисой» принялась за «паруса» и потерялась во времени и пространстве.

Она никогда не видела море и до этого момента даже не задумывалась, насколько оно может быть прекрасным. Теперь же ей хотелось стоять на берегу и смотреть в бескрайнюю даль, где небо целует водную гладь. Хотелось мечтать, как Ассоль! И ждать, как Ассоль, своего Грея. Ассоль! Какое прекрасное имя, не то, что у неё.

Иля сорвала травинку, очистила стебелёк от листочка и зажала его белоснежными зубками.

Полдень уходящего лета жужжит, звенит и стрекочет. Шуршит листвой в верхушках берёз и осин, переливается зелёными искрами в сосновых ветках. До сегодняшнего дня она была уверена, что самый лучший в мире запах – запах нагретых солнцем сосен. Теперь она не была в этом так уверена. Возможно, что море пахнет лучше. Щемящее томление наполнило душу. Хотелось любви, такой, как в книжке. С прекрасным принцем, который однажды придёт за ней.

В кустах зашуршало, Иля вынула изо рта травинку и настороженно всмотрелась в ажурную вуаль листвы. Кто-то пробирался сквозь заросли шиповника. В этой части лесополосы зверей не водилось, разве что ёжики, но то, что двигалось, было гораздо крупнее. Иля прижала к себе книжку и замерла. Шуршание надвигалось медленно, можно было успеть убежать, но страха не было, она ещё находилась в плену счастливой безмятежности, навеянной романтической историей о возвышенной всепобеждающей мечте. В конце концов, если нет моря, то почему бы прекрасному «принцу» не появиться из зарослей шиповника?

И он появился. Голый по пояс, с глубокими ссадинами на коже, с голодными, затравленными глазами и стекающей по подбородку слюной. Грязные штаны висели на одной пуговице. «Принц» придерживал их рукой, изрезанной длинной кровоточащей царапиной. Судя по оголённым бокам, трусов на нём не было.

– Ты… ты кто? – спросила Иля.

– Мум, – промычал странный юноша и заплакал.

– Немой, что ли?

«Принц» покачал опущенной головой.

– Откуда ты?

Парень повернул голову и кивнул на север.

– Всё понятно, – Иля встала, отряхнула платье, подобрала книжки. – Пойдём.

– Мум… – невнятно прогундосил парень, вжимая голову в плечи.

– Домой, куда… Голодный небось? – Иля поморщилась, глядя на грязные дорожки от слёз на щеках «принца», порылась в кармане, вынула носовой платок, протянула.

– На, оботрись, а то мать напугаешь.

Когда они вошли в кухню, Зинаида сидела, ссутулившись, на продавленном диване и перекладывала фотографии в картонном альбоме. На столе лежала синяя мороженая курица. Зинаида подняла голову и уставилась на дочь выпуклыми базедовыми глазами.

– Мам, надо его накормить. – Иля подтолкнула «принца» вперёд.

Базедовые глаза задёргались под длинными выцветшими ресницами.

– Зачем это? – растерянно произнесла Зинаида.

– Не видишь, он голодный.