Небо

Подругой тех, кто во гробах
восстанет, слыша Судный хрип
Трубы, пронзившей круговерть,
горючий северный сполох, —
О, даруй легкую мне смерть, как детский выдох или вдох!

И закует меня мороз во каторжные кандалы,
Да иней – козий пух берез – сверкнет топазами из мглы
Преднощной, и польют из глаз
татарских стрел потоки… слез!.. —
На зимнего заката Спас,
на подвенечья мерзлых роз,
На бельма окон, кости крыш,
на Кремль – морковные зубцы,
Да на ворон, которым: кыш!.. —
летят, галдят во все концы… —
На девок – греют в рукаве
патрон помады: мазать лик! —
На купол в мощной синеве,
как чудотворный белый бык,
На тех, с оружием, парней —
приклады больно спину бьют,
На площадь – до скончанья дней
дневной базар!.. ночной салют…

И, холодея, я щепоть ко лбу закину, будто: «Пить!..» —
Шепчу: спасибо, мой Господь,
за праздник:
жить, любить, застыть.

МОЛИТВА О ПРОЩЕНИИ СОВЕРШИВШЕМУ ЗЛО

Как плиты церковные грязны… Господь,
Владыка, – утешь…
Стоять на коленях – смиряется плоть, латается брешь.
Пылающий храм – перевернутый чан, чьи медны бока —
Как волоком тянет меня по свечам, рекой сквозняка.
Гармошкою хрома небесный сапог (ночь-вакса-без-глаз!..)
С лодыжки стащил утрудившийся Бог, над куполом тряс…
Ко тверди дегтярной прибиты с боков гвоздями из льда
Березы, мохнатей оленьих рогов, дымов борода:
Козлиная, бесья, монашья, – крути, злой ветер, в кольцо!..
Да, Волгу по льду мне уж не перейти, закутав лицо…

Я, грешница, все порешив отмолить, явилась сюда.
Снег визгнет под валенком – заячья прыть.
Дробится слюда
Церковных окошек – слепых леденцов,
сладимых, цветных…
И я во сиротстве, без дедов-отцов, у врат ледяных.

Войду. Соль мороза стряхну с голенищ. Уборщик с метлой,
С ведром жестяным, – что, пронзая, глядишь
седою совой?!..
По белым ступеням, что тверже костей,
чей мрамор щербат,
Взойду – в нищий мир умиленных людей, что кучно стоят.

Кто шепчет наивно, кто знает канон и толк в образах,
А кто бедной мышкой молчит, опален огнями, в слезах…
Облезлое злато да рваный кармин военных икон —
И Спас так глазами кричит, будто сын из синих пелен…

Я слышала пули. Я видела смерть. Бросала на гроб
Земельные комья – морозную медь – на черный сугроб.
Я рот зажимала от вопля гудка, боясь вперерез
Железу – сама завопить – на века, до бездны небес.
Чреватое время откесарить нам слабо. Скальпель ржав.
Старухи ползут на коленях во храм по насту держав.
И в душном сияньи сундучных мехов, средь розанов свеч,
Средь баб мокроглазых в дерюге мешков: богатая печь
Беднейшей, бесстыднейшей, голой земли
пожрала их снедь,
Они ж – на коленях – плывут, корабли —
так страшно глядеть… —
И я поднесу троеперстье к лицу. И я покрещусь.
И я на колени, невестой к венцу, во тьме опущусь.
И хладным, тяжелым, чугунным ли ртом, —
о, мой ли?!.. чужой?!.. —
Впечатаю лик свой в углу пресвятом иконы большой.
От радужных слез – кто там вмазан в левкас,
уж не различу,
Но вбок не запрячу я бешеных глаз, но вскину свечу —
Над серыми маками козьих платков – горящим перстом:
Средь горечи, гнева – молюсь за любовь
скулящим щенком,
Средь ярости, яда – пожарищем рта хриплю тяжело:
Прости, о Господь, и тому, без креста, свершившему зло,
Умывшему руки пахучей водой из чаши литой
Над миром, где чад и беда за бедой и кровь под пятой,
Над миром, где вспыхнут дитячьи глаза
на хлеб: укради!.. —
Незрячая, выстывших рек бирюза на чахлой груди
Восхолмий и падей, где плачет мужик в сугробе, нагой,
С чернильной наколкою лысый старик,
под звездной слегой.

МОЛИТВА ПЕРЕД ЛЮБОВЬЮ

Холод! Холод! Кружевные розги