На реальных событиях

– Ничего нового. Пытаюсь найти хоть что-то полезное, – Марина старалась есть как можно медленнее и аккуратнее. – Иван Васильевич прав, мы просто ждем, пока умрет кто-то еще. Ничего полезного не сделали, не нашли. Ну, женщина. А дальше что? В центральной полосе полно женщин с нервными отклонениями. За помощью почти никто не обращается. В России после визита к психиатру только бомжом станешь, все отрекутся. А психологов все заменяют бутылкой водки. Как будто это решит проблему.

– Я не заменяю, – парня обидело такое определение русского менталитета. Да, психологические проблемы считались придуманными. Их лечили работой или посиделками с друзьями. Но так лучше, чем как в Америке глотать таблетки и сходить с ума от них.

– Честно говоря, мне кажется нет лучшего лекарства от душевных тревог, чем самоанализ. Каждый человек должен сам достичь гармонии. Такие специалисты, как я, могут лишь указать путь. Но двигаться придется самому.

– Ты практиковала? – он был большим любителем ужастиков, поэтому разговор о болезнях мозга мог заинтересовать его сильнее Хозяйки. – В смысле, в психушке или еще где.

– Да, я была психологом в закрытой гимназии в Питере. Всего год, – как же не хотелось вспоминать свое прошлое и тот страшный период.

– Почему ушла? Местечко-то не пыльное. Сиди себе в интернете, иногда ругай хулиганье и получай хорошую зарплату. Как можно было бросить это ради непонятных маньяков? Знаешь сколько случаев, когда психологов преследуют преступники?

– Меня взяли туда сразу после университета. Вроде как со штатным возникли проблемы. Ситуация была сложная, вокруг царила паника. В первый же день у моего кабинета стояла очередь до самой лестницы. Дело в том, что из школы пропали три девочки, две были найдены мертвыми неподалеку, там, где курили старшеклассники.

– Ничего себе, – Слава был впечатлен криминальной историей Питера. – И ты решила ловить их сама? Благородно.

– Нет, не так, – ее сэндвич все еще лежал на своей тарелке. Даже она не стала бы есть во время такого рассказа. – Полиция занималась поисками, я успокаивала учеников. Не самое приятное, но дело правда не пыльное. Но когда его нашли… – ее голос сорвался. Будто сейчас она снова в кабинете директора на совещании. – В общем, им оказался ученик из 10 класса. Он был у меня два раза, и я не заметила ничего подозрительного. Просто ничего!

– Значит ты не смогла смириться с этим и ушла?

– Нет, – Марина улыбнулась. Ей нравилось, что он так топорно мыслил о чистоте ее помыслов. – Меня уволили раньше, чем я смогла вымолвить хоть слово в свое оправдание. Укор со стороны всего преподавательского состава был таким сильным, я бы просто не смогла противостоять. Тем более при желании они бы легко выгнали меня по статье о профессиональной непригодности. Это была моя работа увидеть его, узнать.

– Поэтому уехала из Питера? – на его лице не было осуждения, он сам завалил первое дело, потому что не смог выстрелить в преступника. Его напарник был ранен по этой причине и этого он никогда не сможет себе простить.

– Да, хотелось забыть все. Написать историю снова, чтоб хоть что-то в ней было по-другому, – Марина не призналась, что боится опять оказаться бесполезной. Уже какая жертва по счету, а у нее никаких координат Хозяйки. Киров прав: одни догадки, никаких фактов. История всегда повторяется.

Ему хотелось поцеловать ее, если бы не люди, он бы сделал. Моральные принципы никогда не позволят простому парню проявлять нежность вне домашних стен. Они вернулись на работу, ничего не изменилось, кроме того, что Слава Моряк решил заботиться об этой девушке.

Утро застало мою кровать мокрой от пота. Ночь была жаркой, меня то и дело бросало из одного кошмара в другой. Я чувствовала, что произойдет что-то по-настоящему ужасное, что-то, чего я совсем не ожидаю. Денис приехал на завтрак, и я забыла обо всем. Он казался беспокойным.

– Что с тобой? – я ела шоколадный эклер, из коробки, которую он привез. Мне хотелось казаться спокойной, но внутри бушевала буря. Я то и дело представляла, как он бросает меня. Я не самая красивая девушка в мире, не самая интересная. Я могла ему надоесть. Да и это гребанное предчувствие сводило меня с ума. Как его удержать? Совру, что я беременна. Он не сможет оставить ребенка. Я осуждала себя за примитивность мышления, но это был верный способ.

– Мне нужно уехать в Казахстан, закупить корма для животных. Поставщик пытается обмануть меня, я знаю. Придется проверить все, – не знаю, увидел ли он страх в моих глазах или ему просто стало не по себе, но он тут же добавил: «Это всего на неделю».

– Да, езжай конечно, – я хотела закричать ему в лицо, что он не смеет так со мной поступать, что я самое важное и дорогое, что есть в его мелкой сельской жизни, и он должен тратить свое время только на меня. Я не собиралась делить его ни с тетушкой, ни с бизнесом. Реальная жизнь закончится на нашей кухне, где мы будем удовлетворять физический голод. Весь остальной мир – кровать, где нет никого и ничего, кроме нас двоих. Он был мне так нужен, что я была на грани того, чтобы заточить его в катакомбах и не выпускать никуда. Он только мой, мой, мой.

Денис уехал несколько часов спустя, было около 11. Я разбила несколько тарелок, лампу и телефон. Ярость, которая пришла от осознания того, что он может без меня, что я не так ему необходима, как он мне, наполнила мою душу, и я пошла в сторону катакомб. Денис не должен был знать о моей темной стороне, но эти четверо вполне могли остудить мою голову от ненужных мыслей. В лесу было холодно, роса все еще оставалась на голых лодыжках. Что-то чесалось внутри, несмотря на письмо в руках и предчувствие скорого убийства. Я ненавидела свою доверчивость, свою покорность мужчине, который предал меня также, как и остальные.

Прелый запах ударил в нос, и я услышала признаки жизни за дверью Узича. Он был активен, как никогда, что-то внутри уже тогда говорило мне о надвигающейся грозе, но я проигнорировала это из-за Орлова. Гнев, который привел меня сюда, столкнулся с реальностью и отступил в ужасе. Неужели я никогда не смогу измениться? Почему всегда один и тот же исход?

Я оставила послание и выскочила наружу. Все это должно было стать прошлым, чем-то далеким и незнакомым. Я снова вернулась сюда, какая же дура! Он не бросал меня, не бросал! Я сумасшедшая, я не могу привязать человека. Любому нужна свобода. Я просто сумасшедшая.

Не знаю, где я оставила босоножку, домой я вернулась нервной с перепачканной ногой. Я винила себя, винила его, винила Бога, который создал меня. Я была опять недостойной, с этими мыслями я зарылась под одеяла, пытаясь привести мысли в порядок.

Жизнь представлялась мне бушующим океаном, в темных водах которого блуждал мой одинокий корабль. Он, будущий любимый человек, показался словно маяк среди всего этого беспросветного мрака. Это было то единственное, что заставляло меня вставать на правильный курс, куда бы жизнь меня не бросала.

В это время отворились двери в темных катакомбах глубоко в лесу Ивановской области. Александр Молчалин, Юлия Власова, Валентин Скорляк. Эти люди переступили порог своих камер, зная, что кто-то умрет, и они станут ближе к своей свободе. Ни один из них не подозревал, что Петр Узич оберегал их столько дней от того, чему они позволили освободиться.

Через десять минут из ржавого люка вышел сорокалетний невысокий мужчина с голубыми глазами. Его старая одежда была пропитана кровью. Он закрыл за собой железную крышку, оставив внутри три бесчувственных трупа.

– Ох, Петя, как же свежо на воле! – Зверь был бодр и весел. Он знал, что ничто не вернет его назад в бездну. Это было его время, его настоящее. – Я говорил тебе, что нам нужно объединится, но ты чертовски упертый.

– Ты убил их, всех убил… – слабый голос еще надежной совести пробился на поверхность.

– Ой, ладно! Чего начинаешь? Кто они в сущности такие? Преступники, мрази, конченные сволочи. Я санитар леса, можно сказать. Я сделал этот мир лучше. Тебе не стоит осуждать меня, – его лысеющая голова повернулась в сторону небольшого водоема на горизонте. – Петя, нам стоит привести себя в порядок. Не пойми неправильно, ты хорош собой, но если кто-то увидит нас в таком виде, нам обеспечены проблемы.

– Как ты разблокировал дверь? Как смог вытащить нас?

– Дорогой мой! Для сверхчеловека нет ничего невозможного. Знаешь поговорку: «Одна голова хорошо, а две лучше»? Так вот, я самое прямое тому доказательство. Я не просто хорошее дополнение, я кладезь знаний, которые добывал много лет в то время, как ты был в небытие. Ты думаешь обо мне скверно. Кричишь, что я убийца. Но разве не я показал тебе, что электроники веры нет? Точнее так, эта девица верит в то, что блокировку двери нельзя обойти. Ха! Если аккуратно положить камушек в угол и сдвинуть нужные провода, система покажет, что все ок. А еще можно легко обмануть камеру слежения, которую она называла Шпионом, если просчитать геометрию предложенного пространства. Слепая зона есть везде.

Он зашел в холодную воду, отчего волосы на теле встали дыбом, кажется, стоило хоть как-то подготовится к этому. Зато такой градус помогает без проблем смыть кровь. Летом одежда высыхает за считанные часы, поэтому Петр ел дикие ягоды и улыбался. В его голове все еще всплывали картины того, как он вскрывает горло каждому своему товарищу по несчастью осколком банки из-под моего варения.

– Она еще долго не заметит нашего исчезновения. Ее короткие визиты говорят о том, что мы стали ей неинтересны. Женщины! – он закатил глаза и цокнул языком. – Система не даст сбоя. Я просчитал это, когда взламывал провода. Но вот, что я думаю. Из всех, кого мы встречали, она наиболее интересный персонаж. К тому же, я всегда плачу по счетам. Что если нам навестить ее? – Зверь рассмеялся слабому протесту. Свобода была недостаточной наградой. Так легко, так примитивно. Надо показать ей игру мастера, он должен.

Глава 10.

– Доброе утро, – Денис Орлов, запыхавшийся и потный с дороги, стоял на хорошо знакомом крыльце и смотрел на невысокого лысеющего мужчину. Кристина уже три дня как не брала трубки, он не знал, что и думать. А тут в ее доме какой-то неизвестный тип. – Мне нужна…

– Кристина? Я в курсе, конечно. Вы Денис? Она много говорила о вас, – блондин был недоверчив и напряжен, но Зверь подготовил все. Столько звонков, было очевидно, что он заявится. История становилась все более удивительной. Петр отошел на два шага назад и пропустил молодого человека в дом. – Видите ли, все Романовы очень порывисты. А уж моя племянница и подавно. Писатели – тонкие натуры. Я приехал дней пять назад, навестил. Она не давала о себе знать слишком долго. Мы запереживали.

– Мы? Кто вы? – Денис отчетливо помнил, что его Кристина – сирота. Никаких дядь у нее нет. Но ее вещи все еще тут, значит и она сама. При помощи полиции ничего не добиться, этот хмырь споет им ту же песню. Сейчас только он может ей помочь и любящее сердце било тревогу. Он знал, что она рядом и что единственной ниточкой в этом деле будет этот странный тип.

– Я ее дядя Слава. Она вам не говорила обо мне, наверное. Конечно, ведь мы не такие уж и близкие. Только недавно начали общаться. Моя жена не знала о ее существовании. Такая трагедия! – Узич видел, что парень ему не доверяет, поэтому решил быть осторожнее и внимательнее. Правда этот ребенок никогда не сможет его перехитрить. Он вегетарианец, не хищник. Не то, что его подружка. Все-таки женщины всегда остаются женщинами. Затеяла такое дело, все продумала и потекла из-за сельского красавца.

– Странно, она вас не упоминала совсем. Хотя мы знакомы не так давно, – Денис хотел казаться естественным, насколько это возможно в такой ситуации. Этот человек был ему неприятен, но возможно сейчас Кристина в его сетях и пытается стать немного ближе к свободе. Где же она? Где же она?

Я проснулась с металлическим вкусом во рту в подполе. Голова жутко болела и кружилась, было темно. Я с детства ненавидела подземелья и мрак, теперь сидела и пыталась побороть чувство паники, которое сковывало мое горло. Хотелось кричать, но сухой язык, заклеенный липучкой, шевелился с трудом. Последнее, что осталось в моей памяти – я стою на кухне, варю кофе. Кто-то схватил меня сзади, и я провалилась в темноту. Мое итак худое тело было истощенно и обездвижено. Что-то жгучее на запястьях и лодыжках. Ощущение, что я проспала вечность. Похоже, я уперлась локтём куда-то, сгиб болел нестерпимо. Я сделала усилие, чтобы позвать на помощь, но вышло еле слышное мычание. Мне казалось, что Денис близко, что он ищет меня. От этого сердце озаряла надежда. Я не знала, где я и в чьих руках. Но была уверена в том, что Любовь Всей Моей Жизни спасет меня из этого ада. Я не могу тут умереть, только не сейчас, не так. Мы умрем в один день, совсем старыми, в его чудесной деревянном доме, на двуспальной кровати. Я рожу ему много детей, мы будем засыпать и просыпаться, глядя друг в другу глаза. Я больше никогда не стану истерить или убегать. Искуплю свои грехи. Замолю, заслужу прощение. Стану Орловой. Буду другим человеком. Ради Дениса.

Это упоительное чувство – вдыхать свой воздух чужими легкими. Жадность, власть, желание собственности, которые дарит любовь. Ты проваливаешься под лед, знаешь, что тонешь, но расслабляешься под ударами тысячи морозных игл. Делаешь последний рывок к свободе, чтобы с радостью сдаться в рабство стихии. Неизбежность подчинения. Счастье – ставить чьи-то приоритеты выше своих. Отдаться порыву и навсегда потерять свою личность в бездонном местоимении «мы». Понять, что в этом и заключается Божественный замысел.

Можно ли назвать кармой мою ситуацию? Еще недавно я была тем, кто держит в плену, лишает воли. Теперь я жертва и не знаю, какой план у моего властителя. Что он приготовил для меня? Кто он? Что будет с моими ребятами в катакомбах? Что будет с Денисом? Столько вопросов и ни одного ответа.

Иван Васильевич пил очередную чашку черного кофе и смотрел на папки с кодовой подписью «Хозяйка». Расследование зашло в тупик, трупов больше не было, следов тоже. Он отправил Славу в архив, а сам долго слушал музыку, чтобы вдохновиться на еще одну бессонную ночь. Шутка ли, но в темное время суток ему работалось спокойнее. Стук в дверь. Он проигнорировал, крикнул что-то о том, что занят и снова зарылся в свои мысли. Сколько еще людей она держит в плену? Почему больше не показывается? Может, прямо сейчас она готовит новых жертв к смерти, может, это станет кто-то близкий ему, а он сидит и ничего не может сделать. Ничего. Снова стук.

– Да какого черта! – Киров повернул ключ и увидел перед собой Иосифа Михайловича с такими хитрющими глазами, что злость покинула его. Старикан явно принес новость. – Эйзер, что у тебя?

– У меня радикулит и близорукость, поэтому, как бы я не старался, мне приходится надевать очки тайком и проводить исследования тел в одиночку, – седовласый мужчина поставил кружку около кофемашины. Не подумайте, он хорошо знал, как ей пользоваться. Не делал этого принципиально, чтобы получить заботу от старого друга, который ни разу не одарило его добрым словом. – Черный с молоком и двумя ложечками сахара. Не забудь размешать.

– Наглый хрен, – мужчина ненавидел всей душой, когда его друг оттягивал момент истины. Они оба знают, что у Эйзера есть что-то полезное и оба знают, что он не расскажет это раньше того, как посчитает нужным.

Он сделал чашку кофе с молоком и сахаром, аккуратно размешал, чтобы не запачкать края, иначе эта развалина не будет пить. Поставив все перед его носом, он вернулся на свое место и внимательно посмотрел на еврея.

– Как твои дела, Ваня? – маленький глоток, он достал из кармана несколько конфет и улыбнулся.

– Как тебе сказать, Ёся. Я тут пытаюсь поймать психичку, которая в этот самый момент наносит вред очередному человеку. Но ты пей свой кофе, не думай об этом, – призыв к совести мог воскресить кого угодно, кроме упрямого Эйзера. – А как твои дела?

– Я хорошо. Ездил с женой на дачу в эти выходные. Съездил на пруд, поймал пару карасей. Потом пил чай со свежими булочками, яблоки в этом году такие сладкие! А внуки все твердили, что хотят оборудовать чердак под свою комнату. Ну знаешь, как в этих американских фильмах, черт бы их побрал, – он отпил из чашки и съел очередную конфету в форме лепестка. – Так вот, я упорствовать не стал. Спустил вниз свой архив и отдал помещение им на растерзание.

– Очаровательная история, – Василич хмыкнул и отвернулся. Как можно так бездарно тратить драгоценное время. Если старикан не скажет ничего полезного, он вцепиться в его горло и будет душить, пока тот не обмякнет.