На реальных событиях

– Ты считаешь, что такая девчонка могла вынести на себе здорового взрослого мужика? Судя по тому, что первой была Светлана Молчалина, ее муж остался там же. Видел его фотки? Он не меньше ста кило.

– Ну, во-первых, никто не отменял приспособления типа телег и всяких штучек на колесиках, а во-вторых, женщины тоже могут быть сильными физически.

– По-твоему, девушка с телегой и огромным мешком в ней ни у кого не вызовет подозрений? В городе, в мегаполисе, Слава! С телегой, Слава!

– Хотя бы рассмотрите эту версию! От вас не убудет. Мне кажется, мы на верном пути.

– Я не могу представить в суде улику, основанную на твоем мнение! Мне нужны голые факты, а не предположения, это ясно?! – его все еще колотило от реального сна. Прошлое важнее всего, оно не отпускает тогда, когда хочется.

Киров пришел домой, открыл бутылку водки и выпил 100 грамм для храбрости. Вот для чего нужны свадебные альбомы, чтобы можно было сидеть одинокими вечерами и рассматривать, каким ты был молодым и наивным. Раисе всегда шел белый, но в этом снежном платье… Он с трудом дышал всю свадьбу. Еще 100 грамм.

Дорогие дамы! Можно предать того, кого любишь. Можно.

Глава 8.

Я осталась в доме Дениса. Сказать, что не было ночи лучше в моей жизни – ничего не сказать. Его тетя расположилась в другом крыле, мы не заметили, что она слушала винил до самого рассвета, погруженная в воспоминания о том, что больше никогда не приблизиться к реальности.

Утром мы плотно позавтракали все вместе. Я сослалась на необходимость написания очередной главы и позволила увезти себя домой. Еще полчаса потребовалось на то, чтобы заставить моего возлюбленного оторваться от меня, я не испытывала ощущения лучше.

В моем доме было пусто и тихо, часы били полдень. Я залезла в корзины, хлеб покрылся плесенью, и был слишком жестким. Было ли мне жалко людей, которых я оставила без воды и пропитания? Нет, я сочувствовала себе, потому что была вынуждена спуститься из рая в этот грязный ад, который я сама себе выстроила. Ничего не поделать, редактор звонил уже трижды, хочет увидеть начало, хотя бы первые 70 страниц. У меня было всего 20. Скудно по любым меркам. Чтобы продолжать этот образ жизни мне требовались убийства. Эта книга будет последней, основанной на реальных событиях. Я завяжу. Перееду в деревню, буду печь пироги, выйду за Дениса и рожу детей. Как только опубликую эту рукопись и получу успех смогу делать, что захочу. Мой талант – это же не просто повествование жестких историй, я писатель, наверное. А значит, у меня есть воображение. Напишу что-нибудь очень романтичное, о встрече двух разных людей в большом городе. Где-нибудь в Париже. На берегу Сены. Она будет любоваться пейзажем, а он не сможет пройти мимо. Такое должны писать женщины. Любовные романы, красивые истории, сказки.

В морозилке были запасы блинов с мясом, и я решила побаловать своих заключенных, до магазина было не дойти, я могла пересечься с Дарьей Викторовной, которой я не хотела врать.

На всю готовку у меня ушло полчаса. Я почувствовала себя Красной Шапочкой, собирающейся к больной бабушке. Неизвестно живы ли мои подчиненные. Я такая безответственная и такая влюбленная. Конечно, если бы они умерли, это облегчило мой переход к новой жизни. Но если я не допишу книгу – влезу в долги. Денис бы разобрался с этим, но я ненавидела что-то недоделывать. Все скучные повести, которые причиняли мне бесконечное страдание каждым словом, были дочитаны до последней страницы. Каждый нудный фильм, под который хочется уснуть, был высмотрен мною до последнего кадра. Я была из тех людей, кто не останавливался на половине пути. Если эта рукопись получит хорошие отзывы, я смогу писать, о чем угодно, хотя бы попробовать.

Пока жарились блины, я написала письмо со следующем шагом. Пора было оставить четверых. У меня не так много времени, завтра мы с Денисом едем в Иваново, под предлогом покупки нового постельного белья. На самом деле, я хотела погулять по городу, посмотреть его так, как следует. Хорошо провести время. Быть женщиной мне нравилось больше, чем власть над людскими судьбами.

Я гуляла по лесу, вдыхая свежий аромат летних цветов. Мой шаг был нетороплив, все меньше хотелось проводить время с теми, кого я приговорила к близости с моим миром. Теперь это все казалось пятном на белой рубашке наших отношений с Денисом. Вдали виднелись грибники. Мне стало не по себе. Кто знает, как часто они там и как далеко заходят? Почему никто из людей не показался здесь до того, как я оборудовала пыточную.

– Эй! Прошу прощения! – я сделала самый доброжелательный вид, который у меня был в запасе. Лишняя агрессия ни к чему. Мне нужна была только информация. У двух старичков был потерянный вид. Кажется, не местные. – Здесь обычно не бывает людей. Вы потерялись?

– Да! Эти леса все как один. Вышли на грибную полянку и не заметили, как очутились тут. Хорошо, ты попалась! Как к шоссе выйти? – я прокричала им все указания и седые головы скрылись вдали, рассыпаясь благодарностями. От катакомб они были далеки, но я впервые осознала, что моя затея крайне опасна. Кто угодно может наткнуться и полюбопытничать. И тогда я окажусь на скамье подсудимых, Денис никогда не захочет даже взглянуть на меня и снова одиночество и бесцельное существование. При таком раскладе мне не светит меньше пожизненного. Вот же вляпалась.

Люки от труб порядочно заржавели. Ночью шли еле заметные дожди, но на старом железе сказалось. Внизу не было ничего, кроме темноты, но я чувствовала всем своим существом, как за мной наблюдают. Сомнений не было, они пытаются найти выход и это их единственный шанс. Я знала, что Скорляк надоумил их, с ним требовалась особая осторожность. Для меня эти попытки к спасению были мышиной возней. Я была теперь далека от того жестокого мира, к которому меня определили с рождения. Теперь я поняла, что могу был желанной просто так. Никогда бы не подумала, что довериться мужчине для меня будет так просто. Говорят, что так происходит, когда встречаешь своего человека, судьбу. Все становится на свои места, все правильно. В моей блондинистой голове не всплыл ни один случай из прошлого. Меня накрыло одеялом его любви, и я не хотела знать, что происходит вне этого пухового рая.

Как только я отворила железную массивную дверь, до меня донесся контраст запаха. Смердело потом, отходами и умершим воздухом. Мне было противно, что меня касаются эти нечистоты. Я бросила письмо, не заходя внутрь и вышла вон. Мне придется вернуться сюда, но видит Бог, я бы с радостью забыла о существовании этого места.

Камеры отворились, позволив пленникам увидеть друг друга. Каждый из них озирался по сторонам, лелея надежды, что хоть кто-то тут будет похож на человека. Нет, все они были бледными, ослабшими тенями в руках одного кукловода.

– Вот уж кого не ожидали увидеть! – Скорляк ткнул пальцем на Петра Узича, который впервые вышел на свет. Тусклое освещение, озарявшее это помещение так редко, обрисовало банку у него в руках. – Что там у тебя?

– Варенье, – я положила ему вкусное, как и всегда, как своему особенному заключенному, своему любимцу. – Откроем?

Ирина Васильевна выхватила предложенный деликатес и одним рывком сорвала резиновую крышку. Всю жизнь она ненавидела засахаренные ягоды, ей казалось, что это деревенские закидоны, не более. Но проведя столько времени на хлебе и воде, ей хотелось почувствовать на языке что-то еще, не мои подгорелые промороженные блины. Это была черная смородина, точно такая же, как делала ее бабушка. Женщина сползла по стене и заплакала. Она больше не могла находиться здесь. У нее не было сил терпеть этот позор, эту жизнь, которую она загубила своими же руками. Разве кто-то мешал ей выбирать другой путь? Почему проституция? Как из маленькой миловидной девочки она превратилась в эту потасканную уродину?

– Значит мы сидим на всякой гадости, а тебе сладкое таскают. С чего вдруг? Может, ты просто помогаешь ей следить за нашей небольшой компанией? – Валентин подошел вплотную к неуверенному мужчине, но быстро отпрянул. Его пыл остудила интуиция, что-то внутри говорило о том, что этот парень не так прост и с ним лучше не шутить.

– Я уже говорил, что не шпион. Честно, мне все равно, что вы подумаете. Я отдаю вам, потому что это добро. Настоящее добро. Я голодный, хочу съесть это варенье, но делюсь, потому что так побеждаю свои потребности. А ты так умеешь? – Узич вернулся в камеру. Головные боли вышли на новый уровень и потихоньку сводили его с ума. Они не прекращались ни днем, ни ночью. Как будто единственное, что было в этом мире – неприятная пульсация висков и противный голос, который обещал прекратить, как только ему дадут волю. Он сел на подобие кровати и закрыл глаза. Всего раз позволить этому демону выйти, значит отпустить его навсегда. С таким трудом он взял вверх. Сдаваться нельзя.

Письмо, которое лежало в темном углу осталось незамеченным до тех пор, пока Власова не подумала, что пришло время действовать. Она была следующей жертвой, это понимал каждый. Молчалин, который остался верен своей фамилии, мялся у стены, но ему достаточно будет 5 минут, чтобы переломить ее шею своими огромными ручищами.

«Мои дорогие,

Вы уже попробовали человеческую плоть, быстрее, чем я ожидала, надо признаться. Теперь я хочу, чтобы вы не стеснялись и у следующей жертвы изъяли все органы, годные к употреблению. У вас есть несколько часов, я вернусь днем.»

Значит, сейчас утро. Юля не стала вытирать слезы, которые омыли ее шелушащиеся щеки. Впервые за Бог знает сколько дней, она точно уверена во времени. Кто бы мог подумать, что это такое счастье?

Девушка сжала письмо в руках и осмотрелась. Остальные спорили о каких-то глупостях, а она все думала, кого из них приговорить. Единственная здравая мысль – молча убить кого-то и выиграть еще день. Может, два. Шаг за шагом свобода будет ближе. В конце концов, она вернет себе свою жизнь или сделает все возможное. Только не здесь, если уж и умирать, то не здесь, не так.

Ирина все еще смотрела на черные ягодки внизу банки. В этом месте ее больше не было. Она унеслась по волнам воспоминаний куда-то далеко-далеко в детство. Молодые годы не были беззаботными, ее семья была самой обычной, рабочей. Они жили от зарплаты до зарплаты, как и большинство россиян. Поездки в Москву в радость, мороженое из Макдональдса, как награда за труды и папины усы. Да, все это было простым, но это принадлежало ей. Ее тело, ее разум принадлежал ей.

Теперь даже осознание собственной никчемности было изобилием. Больше 10 лет она даже не задумывалась о том, что делает, как выглядит. Пара стопок, пара клиентов, безвкусная еда из магазина напротив, еще две стопки и два клиента, бар, рюмки, еще рюмки, закрыла глаза, сон, пока все спешат на работу. Днем все начнется сначала, схема всегда одна. Как-то незаметно время пронесло мимо все ее планы. По началу она надеялась, что это временно, что она просто заработает денег, легких денег, как тогда казалось, и забудет об этом. Она уедет в Москву, устроиться в большую компанию, где ходить в сапогах непринято. Потом ее заметит босс, большой начальник, молодой и романтичный. Так она станет женой, мамой. Ей не придется зарабатывать, и она больше никогда не вспомнит о грязной комнате, в которой снова и снова отдавала свое усталое тело в аренду. Какая красивая была мечта, как будто еще вчера она обещала это себе перед сном.

Смирение, как и любая другая зависимость, поглощает незаметно, но надежно. Ира не заметила, как перестала думать, как нашла успокоение в связи с наркоманом, как стала той, кто она есть теперь.

Слишком резкий голос Скорляка не трогал ее более, как и тишина Молчалина и Власовой. Под громогласные рассуждения о покинувшем коридор Узиче, она еле-еле ударила банку о пол, отчего та покрылась паутиной, я никогда не любила толстое стекло.

Пара порезов вдоль вен, чтобы не оставить себе шансов. Никто не попытался спасти ее, никто не удивился. Каждый вздохнул с облегчением, кроме Петра, который чуял запах крови сквозь стены и сходил с ума от жадных мыслей искупаться в красном озере. Валентин, как всегда, освободил ее от долгой смерти, она не истекала кровью. Органы вытащил он, молча заметив, что ее печень была на грани.

– Спасибо, – Юля знала, что эта женщина прожила бесполезную жизнь, никто не вспомнит о ней, не заплачет на похоронах, не кинется на гроб, который нужно погрузить в землю. Мир не заметит потери бойца. Но она сделала выбор, который снял необходимость убийства с четырех людей, которых закрыла в катакомбах одна женщина.

Я. Идущая в это время по тропинке полной цветов. Лето – удивительная пора. Природа кишит своим изобилием. Я люблю Россию за богатые погодные условия. Четыре сезона, четыре настроения. Через месяц вся эта зелень начнет увядать, ее жизнь подойдет к закату, а через полгода все здесь покроет непримиримый лед. Но на смену придет весна, всегда приходит.

Теперь я знала это также четко, как то, что умру. Денис озарил мою душу мартовским солнцем и все многолетние снега поддались природе и начали таять, позволив цветам заполнить голую землю. Таким был для меня наш роман, так я его видела.

Четыре человека под землей проводили самый прекрасный месяц лета не так, как хотели и, конечно, не с теми. Тронуло ли кого-то самоубийство Иры? Нет. Никаких рассуждений о непорядочной жизни, никаких сожалений. Они разошлись по комнатам, чтобы подумать о чем-то более важном: их стало меньше, а значит свобода была ближе.

Юля Власова, изнеженная брюнетка в истрепанном платье, представляла себя на ток-шоу центрального канала. Все захотят узнать историю выжившей, ее разорвут на интервью.

Как будет сладко закрутить роман с важным футболистом, а потом бросить его ради боксера и все это под надзором миллионов подписчиков. О том, что было тут никто никогда не узнает, она останется одна. Никаких свидетелей, никаких преступлений. Красивая и печальная девушка в дорогущем наряде оказалась выше судьбы и маньяка. Вот такой конец.

Александр Молчалин не грезил о большом экране. Он думал, что более ничего в его жизни не будет прежним. Он позволил растерзать тело любимой жены. Без этой женщины он не удержится долго во главе своего ОПГ. Она руководила всем, создавала имидж. А что он может сам? Бахвалиться.

Холодная стена и ноги, которые болели, потому что он уже давно не мазал колени обезболивающей мазью. В его голове вертелась мягкая постель, потом горячий кофе, зажаренная утка, которую он подстрелил бы в лесу у охотничьего домика. Это могло бы спасти его жизнь.

Скорляк расстался с надеждами на скорое возвращение домой. Он четко понимал, что люки, на которые он рассчитывал слишком малы и далеки. Он не сможет проползти там, да и Шпион, который так и остался засекречен, контролировал каждый их шаг, следил.

Его мечтой была жизнь, которую у него забрала эта паршивая сука. Ничего большего, ничего меньшего, только то, что положено ему усилиями воли, позволившие залезть так высоко.

Петр Узич отличался от других, как и раньше. Он не желал удобств или излишеств. Для его бедного существа значение имел только самоконтроль, без которого все вокруг обернется прахом. Эти ничтожные люди были намного хуже тех, в чей крови он успел искупаться, но они все были живыми.

Мужчина обнял свои ноги, его знобило.

– Ты такой скучный, – голос в голове давно обрел четкие формы. – Мы бы уже были на свободе, если бы ты слушал меня, – Петр игнорировал происходящее. Уже больше пяти лет он не отвечал своему внутреннему демону. Психиатр, который работал с ним в лечебнице, назначил хорошие препараты, от которых все монологи были просто легким шумом, небольшим дискомфортом. Но не теперь, не теперь. – Можешь молчать, мне есть, что сказать. Ты держишь себя в руках, чтобы не причинять вреда? Хорошо. Я смирился с тем, как ты рушишь свою природу. Но сейчас нам просто нужно выжить, понимаешь? Ты можешь помочь другим больным. Подумай, чем больше знают о тебе, тем больше тебе подобных убьют в зародыше. Если бы твоя несчастная мать отвела тебя в лечебницу раньше, сколько бы преступлений ты не совершил? Твои жертвы бы выжили. А теперь их даже не похоронили по-человечески. Тебя не наказали за содеянное. Их просто ищут, хотя не найдут. Ты как Аль Капоне, который попался на налогах будучи главой мафии, – приступ головной боли. Зверь хотел, чтобы Узич начал диалог. Он чувствовал, что тот близок к этому. – Тебе не жалко детей, которые будут напуганы такими существами, как я? Они будут говорить с ними, убеждать. Потом Вася Иванов станет вторым Петром Узичем. Будет разрушать то, что не строил, уничтожать и вытаптывать. А потом приходить в себя и мучится угрызениями совести снова и снова, снова и снова.

– Что тебе нужно? – крик разрубил пространство. Петр, который больше был не в состоянии выносить пытки, начал сдаваться.

– Цена всегда одна: кровь…