Инстинкт Убийцы. Книга 3. Остров Черной вдовы

Не вставая, он указал рукой куда-то за спину.

– Там вентиляция, чтобы поддерживать здесь прохладу, – пояснил он, – я залепил ее скотчем и пакетами. Хорошо, что я так тщательно следил за запасами, здесь нашлось всё, что мне нужно. Ну вот, я решил ждать помощи, просто сидел и прислушивался. А потом услышал шум, оказалось, это вы…

Он смутился и опустил глаза.

– Я и сейчас понятия не имею, что происходит, – проговорил повар, – и почему всё стало так… Думал, вы мне объясните.

Слепой ведет слепого, подумала Фатима, хотя в этой ситуации она не была такой уж слепой, скорее, слабовидящей.

– Ада Терер, твоя хозяйка, мертва. – Ровным голосом объявила Фатима, не сводя глаз с повара. – Дом превратился в газовую камеру. Знаешь о фараонах? Как они хоронили вместе с собой всех своих слуг и жен?

– Слышал что-то такое, – пробормотал толстяк, не поднимая глаз, он явно пытался сообразить, что к чему.

– Ну так здесь, видимо, та же история. И если ты не хочешь отправиться с госпожой в загробный мир, помоги мне вытащить нас отсюда.

Игорь был полностью сбит с толку и напуган. Женщин на острове никогда не было, все знали это правило, а тут вдруг женщина, да еще в доме, да еще во время таких странных и страшных событий… откуда она могла взяться??

Страх отвлекал внимание, но Игорь слишком долго прожил со страхом, чтобы успеть немного привыкнуть к нему, так что мыслительный процесс пострадал несильно. А из всего, что он услышал и увидел, вывод напрашивался один: это она убила хозяйку.

Внезапно волна озарений захлестнула разум, и он обрадовался, что в темноте его лицо не выдаст истинных мыслей. Это из-за нее я проснулся, понял он, может, слышал, как она кралась в коридоре или взламывала дверь… и тут перед глазами возникла четкая картинка открытого окна. Он нарушил правила, он открыл окно, вероятнее всего, он впустил убийцу. И она кралась мимо меня, холодея от ужаса, подумал он, Господи! А теперь, после всего, он еще и спас эту загадочную и несомненно опасную женщину. У нее был пистолет, она ведь чуть не застрелила меня, неслись мысли в голове, и с чего я, дурак, решила, что это спасатели?! Теперь она наверняка убьет меня, подумал он, но инстинкт самосохранения тут же подбросил другую мысль: она отравлена газом, мне ведь даже пришлось ее тащить… надо отобрать пистолет, я гораздо крупнее…

Но только он знал, что ничего подобного не сделает. Он никогда в жизни не дрался, в нем не было агрессии, а такие, как она, прекрасно обучены и имеют отменные рефлексы. Даже будь она без сознания, он всего лишь добрый толстый повар, мечтающий обрести свою тихую гавань, не спецагент и не отчаянный парень, так что… Я спас убийцу, думал Игорь, понимая, что ни за что не решится спросить. Так или иначе, но их осталось только двое в этой камере смерти, и что делать дальше, он понятия не имел. Эта странная девушка могла стать единственным ключом к спасению, он и сам не знал, с чего так решил, может, просто привык считать других более сильными и знающими, а может, говорил инстинкт самосохранения, он чувствовал, что без этой странной незнакомки ему отсюда не выбраться.

В полумраке Фатима молча наблюдала за сменой мыслей в голове повара, напрасно он думал, что темнота скроет правду – Фатима читала толстяка, как открытую книгу, света для этого было достаточно. Опасений не было, она прекрасно знала, что контролирует ситуацию, инстинкты и рефлексы у нее были действительно на высоте, ей просто было любопытно, что он предпримет, какую тактику выберет? Скорее всего, никакую, решила она, такие не идут в лобовую атаку, они тихо сидят и надеются, что всё само образуется, что если пригнуться пониже, их не зацепит. Что ж, подумала она с кривой улыбкой, а я из другого племени.

– Да, как ты уже, наверное, понял, я не спасатель, – сказала она, в упор глядя на повара и сжимая пистолет, но так, чтобы он не видел. – И не из полиции.

Толстяк покраснел и опустил голову еще ниже, он явно не ожидал, что она так легко прочтет его мысли.

– Скажи сам, – предложила Фатима, – твои мысли буквально светятся в темноте.

– Это… вы…, – тихо пробормотал повар, сидя напротив и не смея поднять глаза. – Вы убили…

– Да. И она это заслужила. Но ты – нет. Я не знаю тебя, ты ничего мне не сделал.

Повар робко поднял глаза. Даже в слабом свете, который давал фонарь, в них без труда читалась отчаянная смесь надежды и недоверия.

– Ты спас мне жизнь, – совершенно серьезно сказала Фатима.

Толстяк окончательно смутился.

– Посмотри на меня. – В ее голосе была сила, как в голосе настоящей королевы, ей невозможно было не подчиниться, и Игорь нехотя поднял глаза. Из темноты на него смотрели два черных, горящих глаза.

– Я твой должник, а я всегда отдаю долги. Твоя хозяйка не даст соврать, – усмехнулась она и продолжила, – нам не выбраться поодиночке из этого дома и с этого острова. Ты хочешь жить?

– Да. – Тихо, но твердо ответил повар.

– Я тоже хочу. И есть только один способ: с этого момента мы – команда.

Не веря, что он это на самом деле услышал, Игорь поднял голову, женщина в черном, похоже, не шутила. Смесь страха, надежды и напряжения захлестнула Игоря как гигантская волна, сама собой на его лице начала расцветать робкая улыбка, и тут мир потряс оглушительный взрыв.

18

В маленьком домике Западного поселка ночной ветер развевал занавеску, здесь, в отличие от хозяйского дома, окна открывать не запрещалось. Никому не было дела до того, как и что работяги делают в своих жилищах, до тех пор, пока камеры фиксировали порядок. Двое мужчин уже крепко спали после тяжелого дня, они работали в командах расчистки, и эти дни после урагана казались им сущим адом. Перед сном они перебрасывались шутками, со вздохом представляя, что за короткой летней ночью снова придет день, полный тяжелой работы.

– А мы еще на прачечную жаловались, – усмехнулся один, как и большинство работников Ады, их перебрасывали с места на место в зависимости от того, где нужны были руки. Прачечную все не любили больше всего. – Да я бы с великим счастьем таскал тюки с бельем и разгружал эти проклятые стиралки, чем весь день на солнцепеке корячиться. Там хоть перекур устроить можно, когда никого нет.

– А я представляю, как после этого дерьма приеду домой, – мечтательно проговорил его сосед и взял с тумбочки у кровати фото жены. Он знал, что все посмеивались над ее полнотой, но для него она была красавицей. И лучшим другом. – Мы с Настей давно хотели на Байкал съездить, да всё никак. А теперь поедем, после такой запарки надо отдохнуть.

Мужчина на соседней кровати покосился на приятеля.

– Красиво жить не запретишь, – хмыкнул он, – а я и не знаю, что хуже: здесь торчать или к своей мегере возвращаться. А путешествие у меня только одно впереди: картошку на даче копать, да к мамочке ее чокнутой в поселок… Вот нарожаешь спиногрызов, которых надо кормить, будет тебе Байкал… хоть в петлю лезь, честное слово. Дерьмовая жизнь…

Погасив свет, оба моментально уснули. А через несколько часов под окном раздалось странное шипение, его издавал черный металлический штырь с наконечником, похожим на бутон. Газ плавно влетал в открытое окно, окутывая спящих людей своим расслабляющим дурманом. Ни один из них уже не проснулся.

***

Шипение по всему острову нарастало, из травы, из земли, не замеченные никем ранее, черные «бутоны» источали газ. Он влетал в открытые окна, собирался в клубы и разносился по острову. Большинство людей спали, почти все они умерли во сне.

***

Среди полуночников, чудом уцелевших в ту ночь, оказался пожилой доктор. Не смотря на жаркий день и приятный ночной бриз, окна его коттеджа оставались закрытыми – он не выносил запах красных цветов, которые росли почти повсюду. И хотя возле его домика и даже в его поселке этих растений не было, ветер разносил по острову пыльцу, а в его возрасте аллергия проходила уже тяжелее, чем хотя бы 10 лет назад.

Сидя у окна в своей маленькой кухоньке – он жил один, всё-таки его статус был выше, чем у простых рабочих – он заполнял карты прибывших вчера работников. Сейчас они уже 10-й сон видят, думал он, а мне надо еще целую стопку отчетов, бланков и карт написать, и после этого они говорят, что интеллигенция весь день штаны просиживает и мается от безделья. А подъем у него был вместе с остальными – после массовых жалоб на давление и головные боли, ему надо было проверить всех и при необходимости выдать лекарства. Проработав всю жизнь в больнице, он привык к такому тяжелому режиму и большим нагрузкам, но годы всё же брали свое.

Врач – это на всю жизнь, вспомнил он слова профессора в мединституте, у нас не бывает ни выходных, ни отставки.

Поход в дом хозяйки вызвал жуткий приступ аллергии, и, придя домой, Владислав Николаевич – так звали врача – сразу принял меры в виде сильнодействующих антигистаминных средств. Может, это на нее аллергия, думал он, запивая таблетки водой, вот уж неприятная особа. Но он торчал тут уже 3 года, почти ежедневно имея дело с Адой Терер. Платили хорошо, у него было имя, он давно зарекомендовал себя как первоклассный специалист и мог бы остаться в большом мире, как он это называл. Но он приехал сюда по одной простой причине: он был одинок, а годы шли. Всю жизнь отняла работа, она была его любимой женщиной, больница – домом, коллеги стали его семьей, а пациенты – детьми, которые точно так же крепли с его помощью и вылетали из гнезда. В 60 он понял, что жизнь прошла, насыщенная и успешная, его имя чествовали, ему рукоплескали, его награждали… но теперь государство официально объявило ему о том, что его время прошло. Пенсионное удостоверение стало замком, который защелкнулся в его сознании, и хотя он продолжал работать и не собирался «ложиться и ждать смерти», он понимал, что лучшее всё же осталось позади. Менялась система, менялся мир, который он так любил, на смену привычным методам пришли новые технологии и новые знания, он старался не отставать, но всё больше чувствовал разрыв между собой и новым миром. Он терял то единственное, что было в его жизни.

А по вечерам его ждала тишина, коварная садистка, делающая самые страшные опасения убеждениями, а кошмары – реальностью. Но он привык быть лучшим, и возраст почему-то никак не сказывался на амбициях, так что, когда ему поступило очень щедрое предложение, он собрал вещи и приехал сюда – в закрытый маленький мир, где всё крутилось вокруг него, где всё было знакомо и не с кем было конкурировать.

Да, теперь он не стоял возле операционного стола, но это итак произошло бы рано или поздно – руки начали подводить его, а он не хотел замарать одним пятном всю свою блестящую репутацию. Да, здесь он вынужден был отказаться от покровительственного тона и царственной манеры держаться. Но зато здесь не было вездесущей техники, которую он, как ни старался, плохо понимал, не было молодых и дерзких врачей, которые обращались с новейшими технологиями так, как будто родились с чипом в мозгу. А самое главное – здесь не было одиночества. Тишина здесь не мучила и не пытала, она приносила покой и наслаждение, как и должно быть. В его распоряжении было всё самое лучшее, и он один был господином знакомого и любимого мира. На материке у Ады была своя бригада специалистов всех направлений, и при необходимости они в любой момент прилетели бы на остров, так что и здесь он был в выигрыше. Единственное, что зависело только от него – не пропустить момент. Но и об этом он сильно не волновался, опыт у него был огромный, а здоровье Ады Терер – железным. Мелкие неприятности, вроде головной боли или редких скачков давления, больше свидетельствовали о том, что организм просто жив и функционирует, чем о каком-то заболевании. Она, наверное, будет жить 300 лет, как ворона, иногда шутил он в очень узком кругу островных приятелей, а может, лет через 500 построит себе такую же закрытую базу где-нибудь на Марсе и улетит – всё равно людей она не очень жалует.

Лично он жить так долго не собирался, в глубине души Владислав Николаевич надеялся, что старуха с косой застигнет его на работе, влюбленный в нее, он мечтал умереть в объятиях любимой. Но одновременно с этим он был реалистом, хирургия не терпела витающих в облаках, поэтому у него была план «Б». За жизнь он заработал немало, тратить было не на кого, оставлять тоже некому, а здесь платили вообще по-королевски, так что в его планы и возможности входила покупка домика на теплом побережье, и еще на жизнь осталось бы. Вот уже год он просматривал недвижимость в разных странах – интернет у него тоже был, хоть и ограниченный – любовался красотами и настраивал себя на счастливую пенсионную жизнь… но только сердцем он чувствовал, что не хочет покидать этот остров, этот удивительный маленький мир. Он хотел умереть здесь, это было бы самым большим благом.

Почаще устраивай себе такие бессонные ночи, подумал он с кривой ухмылкой, и твоя мечта сбудется. Закончив с нудной бумажной работой, он решил сразу отнести все эти бланки в свой чемоданчик, чтобы точно не забыть. Еще в детстве он твердо усвоил правило: собирайся с вечера. Владислав Николаевич встал и потянулся, глаза слипались. Собрав толстую кипу бланков, он прошел в такую же маленькую прихожую, думая о том, что воздух сейчас, должно быть, чудесный, свежий, прохладный… и наполненный пыльцой. Нет, окна лучше не открывать, с сожалением принял решение он, особенно после визита в особняк.

Сумка стояла там, где он всегда ее оставлял – на полу у самой двери. Сама дверь была тонкой, большую ее часть занимали цветные стекла, здесь не от кого было запираться и нечего бояться – разве это не рай?! Подойдя к двери и наклонившись к чемодану, Владислав Николаевич услышал странный звук за дверью, как будто что-то шипело. Он не придал значения звуку, этот остров был скопищем технологических чудес, а после урагана многие из них вышли из строя. В его возрасте наклоняться особенно вредно, он сам не раз говорил об этом пациентам, поэтому возле двери у него стояла низкая скамеечка, он присел на нее и открыл чемодан, звук снаружи не прекращался, но мысли доктора были только о том, как побыстрее добраться до кровати и заставить себя утром выбраться из постели после совсем недолгого сна. Машинально он стал рыться в чемодане, освобождая место для бумаг среди таблеток, ампул, тонометра и фонендоскопа… и тут сон как рукой сняло – на дне среди конвалют с таблетками лежал браслет. Самый настоящий, такой, как носили все жители острова. У него самого был свой браслет, правда, слегка отличающийся – в случае тревоги он пищал и сжимал запястье. Этот по виду принадлежал обычному работяге.

– Что за черт…? – прошептал доктор, глядя на браслет с недоумением и тревогой.

Как он мог попасть сюда и зачем? Кто-то из новеньких потерял? Невозможно, тогда бы он далеко не ушел, да и зачем подкладывать пусть даже потерянный браслет в чемодан врача? Вопросов становилось всё больше, тревога тоже нарастала. Что-то не так, это он понимал и чувствовал, но совершенно не мог предположить, что могло произойти… или всё еще происходит.

Вытащив браслет, осторожно, как будто это была бомба или крайне ядовитая змея, Владислав Николаевич покрутил его в руках, практически чувствуя, как он жжет пальцы. Надо сообщить охране, решил он, скорее всего, всё гораздо проще и банальней, так всегда бывает – фантазия и тревожность рисуют дикие картины, а потом ты просто смеешься и вздыхаешь с облегчением…

Спать как-то расхотелось, но идти обратно в особняк не хотелось еще больше. И не надо, подумал он с радостью, мозг тут же подкинул нужную информацию: он жил в поселке охраны, вокруг него – одни головорезы Ады, так что надо просто выйти, дойти до соседнего коттеджа и отдать браслет, а там пусть сами разбираются. Да, придется разбудить кого-то, но такая уж у них работа. Ответственность – тяжелая ноша, это он знал по себе, если кто-то из рабочих плохо прополет грядку или недометет аллею, ничего ужасного не случиться, а вот если он или охранник допустит небрежность… они в ответе за жизни людей.

Вздохнув, Владислав Николаевич снял тапочки и влез в шлепанцы, раздумывая, в какую дверь постучать, и тут вдруг его осенило: возможно, у нас произошло первое убийство! Он сам не знал, откуда такие мысли, может, сказывались фильмы и книги, утверждающие, что если в определенном месте собралась группа людей, рано или поздно они пройдут все стадии: от дружбы и единства до заговоров и убийств. Почему-то он вдруг перестал испытывать уверенность, что всё объяснится просто и скучно. Браслет у него в чемодане – это раз. И два – его до сих пор никто не хватился. Более, чем странно.