Босиком по асфальту

Мы уже шесть лет как не встречаемся.

И я искренне не понимаю своей реакции на все его случайные жесты, в которых сразу зачем-то берусь искать скрытый смысл.

– Пожалуйста.

Против воли отстранилась от Воскресенского, и тепло его руки исчезло, однако ещё несколько секунд остаточные ощущения от прикосновения давали о себе знать. Хотелось окунуть руку в ледяную воду. Или окунуться самой, желательно по самую макушку, чтобы остудить сбитые к чертям мозги и привести себя в чувства.

Чайник оказался на деревянной подставке, а я села напротив Саши и придвинула к себе кружку с чаем, отрешённо наблюдая за тем, как он кладёт себе сахар. Два кубика. В голове появилась мысль «чёрт, это же слишком приторно», но взгляд не мог оторваться от циркулирующей по кругу чайной ложки, зажатой в его пальцах.

Он добавлял в чай два кубика сахара.

Это знание вдруг показалось мне чересчур интимным. Такие вещи знают друг о друге партнёры или друзья. Наши отношения не подходили ни под одну из категорий, но тем не менее в моей голове прочно закрепился сей факт: Саша пьёт чай с сахаром. И кладёт два кубика.

А сколько кубиков он клал, когда мы встречались? Всегда ли добавлял сахар в чай и добавлял ли вообще? Я попыталась вспомнить, но не смогла – ни одной мысли в голове не проскочило, ни одного несчастного воспоминания о том времени. Я в принципе мало что помнила о шестнадцатилетнем Саше. Вероятно, такие вещи просто забываются со временем. В конце концов, прошло шесть лет, но… может быть, дело в том, что я просто никогда не знала?

От этого вдруг стало неуютно. Пришлось поёжиться, и я закусила губу, отводя глаза. Прекращая гипнотизировать Сашины руки. Длинные пальцы, аккуратные запястья, тонкую кожу, сквозь которую прорисовывались извивающимися змейками голубые ниточки вен. Его руки раньше всегда казались мне какими-то нескладными, а сейчас притягивали взгляд.

Это было странно.

Молчание давило.

На кухне не было тихо – всё ещё слышались крики и смех с улиц, приглушённый расстоянием шум проезжающих автомобилей, шелест листьев каждый раз, когда поднимался ветер. Благодаря открытому окну эти звуки обострялись, становились объёмнее, шире и будто окунали в себя. Заточали, как в пузырь. Мне это нравилось. Сразу появлялось ощущение неотрывности от жизни и пребывания там – четырьмя этажами ниже. Как будто чувствовалась вся эта реальность вокруг, настоящая, живущая, бьющая ключом. Осязалась кончиками пальцев.

Даже несмотря на то, что я всё ещё находилась на маленькой светлой кухне в своей квартире.

Но тишина – та, что была между мной и Воскресенским, – давила невероятно. Мне не хотелось думать о том, что он мог счесть мою реакцию на его прикосновение за что-то… бо?льшее, чем оно есть на самом деле. Потому что это ничего не значило. Он влез в моё личное пространство, а я такого не ожидала. И всего-то.

По крайней мере, я искренне в это верила.

Всё-таки пригласить его на чай было дурацкой идеей.

В коридоре послышались шаги, и на кухню зашла мама. Облегчение накрыло с головой, пока я подносила кружку с чаем ко рту и вдыхала имбирно-грейпфрутовый аромат, насколько хватало лёгких. Мама улыбнулась мне, а я улыбнулась в ответ, усиленно делая вид, что всё в порядке.

Что бо?льшую часть времени мы с Воскресенским провели не в самой неловкой на свете тишине.

– Простите за моё отсутствие, – весело произнесла она, усаживаясь рядом со мной и пододвигая к себе чашку, от которой всё ещё поднимался невесомый пар.

– Да что вы, нестрашно.

Саша наконец перестал размешивать сахар и положил ложку на блюдце рядом. Откинулся на спинку кухонного дивана – мне почему-то в этот момент стало легче дышать – и обхватил свою кружку ладонью, тоже поднося ко рту и делая глоток.

– Так что, ты учишься, работаешь? – поинтересовалась мама, глядя на молодого человека.

Мне очень захотелось сказать ей «спасибо» за начатый диалог. Ещё несколько минут в тишине – и я бы сошла с ума. Или сбежала, что более вероятно.

– Работаю. У отца свой автосервис, и я пока что там.

– Ты ведь учился в колледже?

– Да, закончил два года назад.

Я знала, что он уже не учится. Раз в полгода мы списывались с его матерью – поздравляли друг друга с основными праздниками и справлялись о делах. Так я узнавала последние новости их семьи. И чувствовала себя после этого как-то странно.

Слышать о ком-то, кто больше не является частью твоей жизни, но когда-то был ею.

Вообще отношения с членами его семьи у меня с самого начала сложились просто прекрасные. Его родители оказались милыми, приветливыми людьми, и я даже некоторое время общалась с его старшей сестрой – разница в возрасте с Сашей у них была небольшая: всего три года. Насколько я знаю, сейчас девушка работала моделью где-то в Москве и с семьёй не жила, но это, если честно, мало меня интересовало. Они все перестали меня интересовать, как только мы с Сашей расстались. Пока семья Воскресенских ещё жила тут, мы могли случайно пересечься на улице, поздороваться, разговориться, и эфемерное ощущение присутствия в жизнях друг друга мало-мальски сохранялось. Однако после их переезда наши пути окончательно разошлись. Единственное, что осталось, – это фотографии с Сашей, которые я запихнула в самую дальнюю папку своего ноутбука, и общение с его мамой по переписке раз в полгода.

Последнему я была рада, но не более того.

Сейчас это всё – его семья и он в частности – казалось мне невообразимо далёким. Будто скрытым за глухой стеной. Где-то там, по другую сторону зоны моих интересов. Как маленькое, крохотное напоминание о том, что они всё же были частью моей жизни много лет назад. И всегда забавлял тот факт, что я общалась с его матерью, но не общалась с ним самим. Ровно до этого лета.

Кто ж знал, что июль подарит мне столько сюрпризов разом?

– Так, значит, ты приехал к родным?

Я подняла глаза на Сашу. Он расслабленно улыбался и явно не чувствовал себя скованно или неловко. Невольно скользнула взглядом по его лицу.

Голубые глаза, прямые широкие брови, чистая бледная кожа, ямочки на щеках.

Светлые волосы, открывающие лоб. Стали ещё светлее, чем раньше. Сначала я думала, что мне показалось, но, разглядев его, точно могу сказать, что нет. Должно быть, выгорели на солнце, потому что цвет чёлки слегка отличался. Был чище и белее. Волосы Саши всегда откликались русыми оттенками, а сейчас тона больше напоминали блонд.

Новая причёска с растрёпанной чёлкой однозначно шла ему и удачно выделяла острые черты лица. Сволочь этакая, он стал куда симпатичнее. Хотя нет, даже не так. Он стал более мужественным, вот подходящее слово. Это именно та характеристика, которой Воскресенский никогда не мог похвастать.

Никогда раньше.

Вот пусть и улепётывает вместе со своим мужеством куда подальше из города.

О, кстати, мой план!

– Да, моя тётя со своей семьёй переезжает, и мне нужно помочь им со сборами и перевозкой вещей.

– И надолго ты тут?

Вы только посмотрите, мне даже делать ничего не пришлось!

Мамуля, ты прелесть.

Настроение поднялось с отметки «ниже плинтуса» до самого потолка как по щелчку пальцев. Я ещё не успела выстроить в своей голове ход диалога, при котором смогла бы узнать интересующие меня детали, а мама уже задала прямой вопрос, ответ на который раскроет мне все карты.

– До конца недели, – произнёс Саша.

И наши взгляды встретились.

В этот раз во мне ничего не ёкнуло. Я просто смотрела на него в ответ и размышляла о том, что, наверное, он снова хотел увидеть мою реакцию на его слова. Выяснить, какая она будет и будет ли вообще. Забавно. Почему его это интересовало? И как он хотел понять, что я чувствую, если я сама этого не понимала?

Мысли сбились и будто бы разом улетучились. В голове было подозрительно тихо; в груди – тоже.

Саша пробудет здесь до конца недели. В одном со мной городе, на одних и тех же улицах. Не знаю, обрадовало меня это или огорчило. Он говорил так спокойно, а я так же спокойно приняла. Для меня эти слова были просто фактом – ни больше, ни меньше. Вот если бы он сказал «месяц», я бы впала в ярость. Если б сказал «два дня» – запрыгала бы по кухне от радости. «До конца недели» было той самой золотой серединой, от которой во мне ничего не рождалось.