Босиком по асфальту

Глаза метнулись к Воскресенскому почти рефлекторно – против воли. Я даже не успела хоть как-то проконтролировать это движение – не то, что предотвратить. И встретила тут же его взгляд, чувствуя, как кончик языка холодеет. Кляня про себя эти чёртовы переглядки. Я знала: в моих глазах было полно звонкой паники. Дрожащей, бьющейся, ревущей. Её считать – раз плюнуть.

В его же – чистой воды удивление.

И мне будто бы показалось, или…

Он посмотрел на меня, чтобы понять, как я отнесусь к его согласию. Ответ конечно же положительный – отказывать было явно невежливо. Разве только если у него нет каких-либо неотложных дел.

Пожалуйста, пусть у него будут неотложные дела!

Саша потёр шею, всё ещё глядя на меня. Надеялся мысли прочесть? Мы оба были ошеломлены маминым приглашением, это точно. И я уже хотела было начать мотать головой, подавая Воскресенскому знаки и тонко намекая, что ему пора испариться, но не успела.

– Да я с радостью, – он медленно перевёл взгляд на маму. Слегка улыбнулся, одними уголками губ. – Я не буду вас долго тревожить.

Злость стеганула по рёбрам. Что ж такое? Никто не считается с моим мнением, с моими чувствами, которые у меня на лице написаны! Я далеко не мастер скрывать собственные эмоции – это все прекрасно знают.

– Конечно не будешь, – немного грубое заявление, которое тут же привлекло внимание и мамы, и Воскресенского: оба повернулись ко мне почти синхронно. – Я всё равно ухожу скоро.

Мой тон ясно дал понять: это даже не обсуждается. И лучше бы ему быстренько выпить свой чай и убираться уже восвояси.

Краем глаза я видела, что Саша пристально смотрит на меня. И край его рта ползёт вверх в холодной усмешке. Такой раздражающей. Она будто кричала: «Я знал, что ты это скажешь. Что так отреагируешь».

Почему я уже второй раз замечаю у него это выражение лица? Такое, словно он действительно наперёд знает, что я отвечу. Сделаю. Почувствую. Такое, словно он видел меня насквозь и знал досконально. И вообще я вся была такой предсказуемой и тривиальной, что впору на месте помереть.

Я направилась к двери в подъезд, дёргая за железную ручку. Окунаясь в прохладу полутёмного помещения. Звук шагов тут же эхом разнёсся по лестничным маршам, и лампы с датчиками движения зажглись, освещая пространство.

Я яростно поднималась по ступеням, топая как слон. Даже не пытаясь скрывать собственное недовольство, которое волнами рассеивалось за моей спиной. Слышала шаги мамы и Воскресенского. И как будто затылком чувствовала его дурацкую ухмылку. Хотелось обернуться и настучать по его светлой голову?шке.

Как так вышло, что мы оказались в городе в одно и то же время? Я всё думала над этим, и мысли циклично наворачивали круги в голове, смыкаясь раз за разом, а ответов по пути не находили. Ни одного.

Всё это было похоже на какой-то дешёвый фарс.

Я приезжала домой действительно раз в никогда – обычно у меня стояла практика где-то до конца июля, а потом у мамы уже начинался отпуск, и мы уезжали куда-нибудь отдыхать. Сюда я возвращалась только на зимние каникулы перед сессией. Летом тут не появлялась. Этот год просто стал исключением из правил – мне удалось освободиться почти на месяц раньше. Собрать все необходимые материалы, договориться с руководством с места практики, подготовить документацию и отчитаться в университете. Уехать летом домой – в первый раз за четыре года обучения на вышке.

И Саша решил приехать сюда именно сейчас? Серьёзно?

Блин, хорошо. Ладно. Даже если так. Но неужели он не мог приехать в августе? Меня бы здесь уже давно не было – и мы бы не встретились так глупо. Не переспали так глупо. Не попадала бы я в такие глупейшие ситуации день за днём, чтоб его!

Сколько ещё он здесь пробудет? Меня колотило от этого вопроса, как от лихорадки. Я ненавидела моменты, когда всё шло не по плану. Когда я не могла контролировать ситуацию, когда что-то складывалось не так, как я задумала. Чёртов перфекционист внутри меня просто кидался на стены, расцарапывая их ногтями, и мне хотелось только вторить этому маленькому чудовищу в собственных мозгах.

Нужно было уезжать из клуба вместе с Гитой, а не искать себе приключений на одно место. Однако сейчас думать об этом явно уже было поздно.

И то ли я слишком углубилась в свои размышления, то ли просто чересчур громко сопела от немой злости, и это перекрывало все звуки вокруг, но того, как Саша приблизился ко мне, я совершенно не заметила.

– Куда уходишь? – вдруг послышался вкрадчивый голос прямо за моей спиной, заставивший подскочить на месте.

Я резко обернулась через плечо, хмуря брови. Глядя на парня, который действительно шёл слишком близко – сантиметрах в двадцати буквально. Никакого уважения к моему личному пространству, вы посмотрите! И заглядывал мне прямо в глаза, терпеливо ожидая ответа.

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – недоброжелательно буркнула я.

– Но я не Варвара, – весело парировал он. Сложилось стойкое впечатление, что ему нравились наши перебранки, раз он так резво вступал со мной в диалог.

– Но без носа тоже можешь остаться, если будешь совать его, куда не просят.

Саша ничего не сказал на эту колкость. Лишь – снова – усмехнулся краем рта. А я пропиливала его недобрым взглядом ещё несколько секунд и только после этого отвернулась, громко хмыкнув.

Голову вдруг посетила внезапная мысль. Яркой вспышкой, которая осветила всю тьму, что клубилась в сознании. Густую и непроходимую. Я даже удивилась на несколько секунд. А затем губы медленно растянула ехидная ухмылка.

Ведь пока Саша будет попивать свой чаёк, ни о чём не подозревая, я могу у него всё выпытать. Как будто бы между прочим поинтересоваться, сколько ещё он собирается просиживать здесь свою задницу и когда хочет покинуть наши прекрасные северные края.

Боже, как умно и дальновидно! Иногда во мне просыпался настоящий гений, не иначе.

Злорадство едва не заставило меня захлопать в ладоши и подпрыгнуть на месте. Я чувствовала, как оно горячей волной проникало в каждую клеточку тела, и это придавало сил и желания горы свернуть.

Ха! Он думал, я сломаюсь? Да сейчас прям, бегу и падаю ломаться! Я ещё двести раз переиграю этого противного мальчишку.

* * *

Чайник громко щёлкнул. Из носика вверх поднимался горячий пар, рассеиваясь под потолком. Воздух на кухне был слишком жаркий – надо бы открыть окно и проветрить комнату. Я сняла бытовой прибор с подставки и залила кипяток в маленький стеклянный чайничек, куда заранее насыпала заварку и бросила несколько ломтиков имбиря и нарезанных долек грейпфрута. Помещение почти сразу наполнил насыщенный запах горячего напитка, который я вдохнула с особым удовольствием.

Затем вернула чайник на место. Подошла к окну и распахнула его, чувствуя почти сразу же, как кожи лица и рук приятно коснулся свежий вечерний воздух.

Приглушённые расстоянием крики и голоса с улиц, отдалённо слышимые звуки автомобилей, испещрённое размытым серебром облаков небо над головой. Всеобъемлющее умиротворение, которое заполнило всю грудь, и огромное желание гулять днями и ночами напролёт.

Просто прекрасно.

Было бы, если б на меня так пристально не пялились в эту самую секунду.

Я закатила глаза, заставляя себя успокоиться, и вернулась к кухонным шкафам с посудой.

Саша сидел за столом и молчал, внимательно наблюдая за всеми моими действиями. Кажется, он не сказал ни слова с момента нашего разговора в подъезде. Разве что, когда я спросила, не будет ли он против имбиря и грейпфрута в чае, ответил, что нет. Не будет.

На этом содержательное общение подошло к концу.

Мама отошла в спальню ответить на звонок – её побеспокоили с работы по какому-то срочному делу, и мы с Сашей остались наедине. Утопать в неловкой тишине и напряжении.

Особенно сильно оно чувствовалось первые пару минут. Я каждым нервом, спрятанным под кожей, ощущала на себе пристальный взгляд. Это выбивало из колеи, и в мне было некомфортно. Находиться с ним в одной комнате. Сосуществовать на своей собственной кухне. Молчать. Тонуть в режущем накале. Слышать только кипение чайника, стук, с которым открывались-закрывались шкафы, и изредка – звон посуды.

Ещё пару раз Саша театрально вздохнул, чтоб его. Я была уверена, что специально, но заставила себя не обращать внимания. Просто на автомате накрывала на стол и старалась не встречаться с Воскресенским глазами.

Да уж. Максимальная неловкость, поистине.

Однако спустя некоторое время я успела привыкнуть к молчанию и теперь чувствовала только далёкий отголосок дискомфорта. На часах было десять минут шестого. Чтобы успеть вовремя встретиться с Гитой, нужно было выйти из дома без пятнадцати шесть. А значит, терпеть на своей кухне этого человека я буду ещё как минимум полчаса.

Боже, почему мама ушла именно сейчас? У них с Воскресенским получался прекрасный диалог, вся прелесть которого была в том, что я в нём не участвую.

– А-а, – вдруг протянул он, нарушив тишину комнаты. Мне показалось, я услышала, как она разбилась множеством мелких осколков. От неожиданности вздрогнула, поднимая голову, в первый раз за последние десять минут взглянув прямиком на Сашу. – Наверное, вы встречаетесь с Гитой.

Мои руки, раскладывающие на небольшом блюдце овсяное печенье с шоколадной крошкой, замерли. Он сидел, подпирая подбородок ладонью, и усмехался. С самыми довольными глазами на свете. Они блестели от тёплого света, который освещал кухню через широкое окно. А ещё – от хитрости, разрастающейся в них непомерно быстро.