– Холодный кофе с мятным сиропом и корицей для вас! – раздался звонкий голос той улыбчивой бариста, мгновенно прервавший наш с Гитой разговор.
Мы обернулись почти синхронно к девушке, что протягивала мне мой кофе в высоком прозрачном стаканчике, и она всё так же широко улыбалась, когда я забирала у неё стакан и вытаскивала чёрную трубочку из множества других в подставке на краю столешницы.
– Попрощаешься с ним? – поинтересовалась Гита, кивнув в сторону барной стойки, едва мы отдалились от прилавка и остановились посреди кофейни рядом с одним из столиков.
Меня тут же обуяло дикое желание прикинуться дурочкой или сделать вид, что я не расслышала вопрос. Взгляд против воли скользнул к входной двери, сквозь которую падал поток яркого света, отчего на полу образовалась тёплая широкая полоса. Мысль уйти и не вспоминать о парне забилась в голове, но тут же подоспела другая: с моей стороны это будет слишком. Действительно слишком.
Меня ведь никто не просит проводить с ним время или общаться. Банальная вежливость – сказать «до свидания, Саша». Или «прощай, Саша», что куда предпочтительнее.
Я вздохнула. Слегка помешала трубочкой содержимое своего стакана и кивнула, косясь на Воскресенского. Он уже отложил телефон и, опираясь локтём о столешницу, разглядывал просторное помещение.
– Нелишне. Хотя бы сейчас.
Кажется, прозвучавшая несколько отрешённо фраза показалась Гите какой-то подозрительной, потому что блондинка нахмурилась.
– Не поняла.
Ах, да. Она ведь не знает самого главного из всей истории. Почти ключевой момент, что уж там. Рассказывать который отчего-то было слегка неловко.
– Вообще-то, – протянула я, отводя взгляд в сторону. – Если быть до конца честной, то я ушла рано утром.
– То есть он не видел тебя после всего того, что… – Гита старательно подбирала слова, – …произошло?
Я кивнула ей почти сокрушённо.
– Не видел. Я ушла до того, как он проснулся.
– Вот как! Он был настолько плох? – вопрос был задан таким тоном, словно блондинка спрашивала о погоде на завтра. Я же чуть не поперхнулась своим кофе, чувствуя, как загораются щёки.
– Гита, ты шутишь? Господи, прекрати! Дело совсем не в этом.
Смущённая до кончиков волос. Ругающая саму себя за так некстати вспыхивающие в памяти жаркие моменты этой ночи. Что со мной творилось? Это было почти что фиаско.
А Гита только подливала масла в уже пылающий огонь:
– Значит, он был хорош?
– Я этого не говорила, – быстро ответила я, пытаясь совладать со всеми обострившимися во мне эмоциями и натянуть на лицо маску полнейшей незаинтересованности. Получалось с трудом.
– Да я уже всё поняла, – хохотнула подруга, поигрывая бровями и легонько пихая меня локтём в рёбра, на что я многозначительно закатила глаза. – Можешь не отмазываться.
– Да куда уж мне. Я очень надеюсь, что это будет моё последнее прощание с ним, знаешь ли.
Блондинка громко прыснула, тут же прикрывая рот ладонью, сдерживая смех. Я зашикала на неё, чтобы успокоить, хотя тут же поняла, что сама готова была взорваться хохотом прямо сейчас. Уж слишком комичной была ситуация, несмотря на весь тот кошмар, что я испытывала.
Мы, тихонько хихикая и взяв друг дружку под руку, направились обратно к барной стойке. Мысленно умоляя подругу замолчать сию же секунду, я метнула в Воскресенского быстрый взгляд, замечая, что молодой человек смотрел на нас с неподдельным интересом. Я бы даже сказала, с чудовищно ощутимым любопытством, ибо мне хватило лишь секунды, чтобы разглядеть эту эмоцию в голубых глазах. Одной секунды, потому что смотреть на него дольше я себе не позволяла.
Когда мы оказались возле него, то уже успели с горем пополам взять себя в руки и лишь загадочно улыбались. Как бы там ни было, главный секрет сегодняшней ночи был, наконец, мною раскрыт, хоть и не совсем подробно.
Это давало возможность вздохнуть полной грудью.
– Расскажите и мне смешную шутку, – произнёс Саша, пропиливая нас обеих глазами. При этом он мягко ухмылялся, но в небесном взгляде отчётливо читалось подозрение.
И наплевать. Даже если он догадался, о чём мы говорили с Гитой. Пусть сколько угодно закидывает меня своими красноречивыми взглядами и всевозможными экивоками. Какая разница, если до того, как я выйду из этой кофейни и больше никогда его не увижу, оставалось лишь несколько фраз, одна вежливая улыбка и пять метров до двери?
– К сожалению, я спешу, поэтому всё же не судьба.
– Какая жалость, – молодой человек в наигранном сожалении вскинул брови. – Тогда посмеюсь над твоей шуткой в другой раз.
Я не стала ему отвечать, иначе этот обмен любезностями мог растянуться до бесконечности. Лишь заставила себя улыбнуться и повернулась к Гите, чтобы обнять её.
– Напиши мне, – попросила она, приобнимая меня в ответ.
Смотрела с долей беспокойства, и немного нервная улыбка выдавала её с головой. Да уж. А ведь когда-то мы втроём прекрасно проводили время вместе. Гита всегда считала Сашу тем самым другом-весельчаком, который постоянно рядом и вечно несёт какой-то бред, изрядно веселя всех присутствующих. В его компании в самом деле было легко и забавно.
Если, конечно, вы не встречаетесь.
И уж тем более если вы не встречались когда-то там в прошлом.
В этих двух случаях он перестаёт быть тем самым забавным парнем и становится сволочью, которую хочется прибить. Мне хотелось.
– Напишу. И ты пиши.
– Хорошо.
Небольшая ладошка погладила меня по плечу, и через несколько мгновений я отстранилась.
Момент истины. Несколько мгновений – наверное, самых долгих на свете, – и этот кошмар закончится.
На пару секунд я прикрыла веки, собираясь с силами, и обернулась, не удосужившись снова натянуть на лицо вежливую улыбку. Даже взгляд – я уверена – не был доброжелательным. Может, из-за этого Саша усмехнулся краем рта, встречаясь со мной глазами.
А может, и нет.
Всё равно.
– Всего доброго.
Мой голос звенел. Голос Саши оставался спокойным.
– И тебе, Лиз.
Я в последний раз бросила взгляд на его шею – туда, где за воротником рубашки пряталось доказательство прекрасно проведённой с ним ночи. А затем развернулась и направилась в сторону выхода, чувствуя каждым нервным окончанием пристальный взгляд у себя между лопаток. Пытаясь выкинуть из головы выражение его лица.
Стискивая ледяными пальцами пластиковый стакан с кофе.
Это потому что лёд успел растаять, и напиток в моей руке стал чертовски холодным. Совсем не потому, что волнение проникло в каждую клетку тела, и я была на грани нервного срыва. И убеждала я себя в этом так усердно, что от напряжения свободная ладонь сжималась в кулак.
Я заставила себя не останавливаться, даже когда дверь кофейни закрылась за спиной с негромким хлопком. В нос ударил свежий воздух, не перебитый запахом выпечки или сладких сиропов, и я жадно втянула его в себя, ощущая лёгкое головокружение от переизбытка эмоций. Они кипели прямо под кожей.