Босиком по асфальту

– Будете болтать о том, что случилось вчера ночью?

– Нет, не будем.

Фраза сорвалась с языка неконтролируемо и слишком быстро. Я почти сразу осознала, что собственноручно рою себе ямку, в которую совсем скоро захочется прилечь и закопаться. Воскресенский ухмыльнулся ещё шире. А я нарекла саму себя идиоткой без остановки пятьдесят раз подряд.

– Нет? – переспросил Саша елейным голоском.

– Нет, – категорично ответила я, усилием воли пытаясь не сорваться и не запульнуть в него одной из чайных ложек, которые выкладывала рядом с чашками и стеклянным чайником.

Из носика всё ещё поднимался едва заметный пар. Имбирно-грейпфрутовый запах чая успел стать привычным и уже не чувствовался так ярко, как ещё пару-тройку минут назад.

– Ты не умеешь врать, Лиз, – произнёс молодой человек, наклоняясь вперёд. Опираясь локтями о стол и скрещивая пальцы под подбородком. – Не забудешь рассказать Гите все подробности?

И тут я вспыхнула.

Ударила ладонями по столешнице, опираясь на неё, врезаясь уничтожающим взглядом в Воскресенского, который, по всей видимости, только этого и хотел: сидел и смотрел на меня абсолютно невозмутимо, будто не сказал ничего из ряда вон.

Ждал моей реакции, однозначно ждал, когда меня снова вынесет за пределы спокойствия по его же милости. Какое там спокойствие, пока тут сидит этот несносный человек?

– Мы не собираемся обсуждать тебя!

– Да-да, – он издевательски хохотнул, всем своим видом давая понять, что не верит ни одному моему слову, постукивая кончиком пальца по острому подбородку. – Про размер моего члена тоже расскажешь?

Я поморщилась, но отвернуться себе не позволила. Пробежалась взглядом по его лицу. По скрещенным пальцам, широким плечам, растрёпанным волосам песочного цвета. Зацепилась за ямочки на щеках, которые капитально выносили мой мозг каждый раз.

– Боже, помолчи, я тебя очень прошу.

– Только не перепутай, а то моя репутация может пострадать, – деловито произнёс он, полностью игнорируя мою реплику. – В комнате было темно, ты точно помнишь, сколько там сантиметров?..

Я пытаюсь это забыть уже второй день!

– Да какая у тебя может быть репутация вообще? – буркнула я, выбрасывая ненужные мысли из головы. Всё ещё опираясь о стол ладонями, пропиливала молодого человека испепеляющим взглядом.

Парень же до сих пор поддерживал сцепленными пальцами подбородок, глядя на меня хитро и самодовольно. С легко читаемым в голубых радужках вызовом.

И я – не я, если этот вызов не приму.

– Ты такая классная, когда злишься.

– А ты такой придурок, когда выводишь меня из себя.

Саша наклонил голову чуть вбок и хохотнул. Получился удивительно приятный звук, тут же утонувший в помещении кухни. Жарком, несмотря на то, что окно всё ещё было нараспашку. Или мне просто казалось, что воздух накалился. Я неровно дышала. Почти задыхалась своей злостью.

И медленно осознавала, что расстояние между нами не такое большое, а вот отскакивающих искр – целое море. Горячее, пылающее, напряжённое море. Взгляд Воскресенского коснулся моего рта – всего на каких-то пару мгновений – и вернулся обратно к глазам. Я заметила этот жест. Успела заметить и почувствовала, как сердце подпрыгнуло в кульбите. Совершенно непонятная реакция – почему она такой силы? Передо мной лишь человек из прошлого. Нагло ухмыляющийся, издевающийся, делающий назло. И его заинтересованный лазурный взгляд, который сводил меня с ума в шестнадцать лет.

А сейчас.

Боже. Почему он так смотрит?

Сейчас нет.

Я отстранилась от Саши, отворачиваясь. Убрала ладони со стола, прикрывая веки и наполняя грудь воздухом, который должен был отрезвить. Он не был жарким – мне действительно лишь показалось. Полнился прохладой и остужающей свежестью, смешиваясь с имбирно-грейпфрутовым запахом чая.

Потрясающе-летнее сочетание.

– Тебе нужен сахар в чай? – спросила, замечая, что собственный голос подрагивает, но тон максимально невозмутимый – я приложила все моральные силы, чтобы он получился таким.

– Да, было бы неплохо, – совершенно спокойный голос коснулся моих лопаток. Я шагнула к шкафам, открывая один из них в поисках сахарницы.

– Как можно есть столько сладкого?

– Не понял.

– На столе огромное количество сладостей, а ты ещё и в чай сахар кладёшь.

У нас слишком легко получалось вести непринуждённую, почти светскую беседу после кристально-взрывного, напряжённого диалога, ну надо же. Абсолютно беспредметные, ниочёмные фразы, в которых смысла – ровно ноль. Ещё пятнадцать секунд назад он смотрел на мои губы, а сейчас мы говорим про сахар.

Мысль об этом накрыла волнами мурашек, пронёсшихся по спине вниз. Захотелось передёрнуть плечом, но я пересилила себя. Избегая смотреть на Сашу, поставила перед ним сахарницу. Краем глаза заметила, что он благодарно кивнул, и взяла в руки чайник с чаем, поднося к чашкам, разливая ароматный напиток. Вдохнула его приятный запах, снова распространившийся по комнате, успокаиваясь и чувствуя, как колотится сердце.

– Почему бы и нет?

– Не понимаю, как можно запивать сладости сладким чаем. Это перебор.

Где-то на улице засмеялся ребёнок – приглушённый расстоянием смех долетел до кухни и растворился в воздухе.

– Перебор – это пить несладкий чай. Как ты вообще это делаешь?

– Как все нормальные люди. Своим сахаром ты убиваешь весь вкус чая. Всю богатую палитру ароматов и вкусовых ноток. Ты же их просто не почувствуешь.

В очередной раз наклонила чайник, придерживая другой рукой его стеклянную крышку, и горячий напиток тугой струёй ударился о дно керамической чашки. Вверх потянулись завихрения пара, обжигая кожу. Саша молчал, оставив мою реплику без ответа, но это не коробило, ведь всё было хорошо. Нам в принципе удавалось адекватно беседовать на отвлечённые темы, даже несмотря на то, что совсем недавно я хотела ему по лбу чайной ложкой двинуть.

Даже если он сейчас снова ухмылялся. Без разницы.

Всё было хорошо. Но недолго.

Когда моего запястья легко коснулась тёплая ладонь, рука, наливающая чай, замерла. Сердце ухнуло куда-то вниз, к коленям. С диким свистом, стёсывая все стенки и натыкаясь на невидимые преграды.

– Достаточно, спасибо, – раздался мягкий голос – слишком мягкий для Воскресенского. Мне захотелось прикрыть глаза и глубже впитать в себя этот голос. Вдохнуть и оставить внутри – навсегда. Первые пару мгновений я даже не до конца понимала, что фраза принадлежит Саше. Стояла, почти оглушённая внезапным прикосновением.

И чувствовала.

Его пальцы, легко обхватившие моё запястье. Почти невесомо, почти нежно.

Это был всего лишь останавливающий жест – не более, но каждый мой нерв, спрятанный под кожей, ощущал тепло его руки. Прямо сейчас, в этот самый момент, застывший и набирающий какие-то непонятные обороты внутри меня.

Я выловила взглядом его руку. По сравнению с моим тонким запястьем она казалась достаточно большой. Помню, когда мы встречались, его рука всегда была шире моей. Мы были подростками; Саша не мог похвастаться крепким телосложением, а сейчас.

Сейчас всё изменилось.