Мам, прогони его.
Я искоса зыркнула на него, хмуря брови. Он смотрел на мою маму, широко улыбаясь и убирая наушники в маленький кейс. Ветер трепал светлую густую чёлку, и некоторые пряди легко касались лба. Парень поднял руку, заводя их назад, однако не прошло и секунды, как они снова упали на светлую кожу.
И глубокие ямочки на его щеках чуть не заставили меня завыть в голос.
– Да приехал ненадолго к родным. Хожу вот, вспоминаю родные места, – произнёс он, сунув руки в карманы джинсов. Слегка оглядываясь по сторонам и осматривая улицу. Выражение на его лице в этот момент внезапно потеплело, и улыбка стала немного другой. Такой, будто он на пару мгновений окунулся с головой в старые, безумно уютные воспоминания. Те самые – из далёкого детства. – Давно я здесь не был.
И я почти прониклась его полной ностальгии мордой, однако поспешная мысль сбила меня с этой сентиментальной волны.
…приехал ненадолго?
Я никогда ещё так сильно не убеждалась в относительности понятия «ненадолго». Ненадолго – это сколько? Два дня, три, неделя, месяц? Мне нужна конкретика! По сравнению с тем, сколько уже существует наша планета, и десять, и двадцать лет будут из категории «ненадолго».
Я не хочу «ненадолго». Я хочу, чтобы он уехал как можно быстрее.
Однако в этой жизни мне отчего-то перестало везти. Саша опустил глаза, и его внимательный взгляд тут же наткнулся на объёмные пакеты с продуктами в наших руках.
– Вы из магазина? Давайте я вам помогу.
И, не дожидаясь нашего ответа, рванулся вперёд, забирая у меня и моей мамы пакеты. Явно пользуясь нашей растерянностью. Я стояла, разинув рот, чувствуя лёгкость от того, что в моих руках больше не было ничего тяжёлого, и наблюдая за тем, как мама с удивлением отдаёт ему сумки и неуверенно говорит:
– Ну что ты, Саш, не стоит, мы бы донесли.
Блин, мама, да! Забери у него свой пакет обратно!
Он только улыбнулся.
– Ничего страшного, донесу я.
– Давай хотя бы разделим? Чтобы ты не нёс всё один.
– Да вы что, мне не сложно, пойдёмте.
Мне тут же захотелось спросить, куда это он решил с нами пойти, но парень уже шагнул дальше по улице, и закатить скандал я не успела. Только стояла и явственно ощущала отчаяние. Оно было в моём взгляде, в позе, в каждом сантиметре кожи – и захлестнуло меня практически целиком, по самую макушку.
Настолько, что мой тяжкий вздох, наверное, услышала вся улица. Нужно будет вечером почитать про дыхательную гимнастику – кажется, это помогает успокоиться в подобных ситуациях. Хотя мне уже вряд ли что-то поможет. Такими темпами я скоро окажусь на грани психоза. Молитвами этого самоуверенного, наглого, хитрого…
…человека, который сейчас охотно отвечал на очередной мамин вопрос о том, как складывается его жизнь.
– Как будто это кого-то интересует, – буркнула я себе под нос и, поправив ремешок сумки на плече, двинулась вслед за ними, просверливая недовольным взглядом спину Воскресенского.
Широкую, ровную – совсем не ту, какой я привыкла её видеть. Ещё шесть лет назад Саша был худым и щуплым – полной противоположностью себя теперешнего, и я даже не стала снова придавать этому значение. Ну, разве что совсем чуть-чуть – его фигура оказалась уж слишком привлекательной. Особенно сейчас, когда на нём была лёгкая серая футболка, так удачно выделяющая самое необходимое женскому глазу. Типа сильных рук и широкой груди. И, кажется, я даже разглядела кубики пресса сквозь плотно прилегающую ткань, пока он стоял ко мне лицом. Те самые, которые я видела, когда…
Я покраснела мгновенно. Отвела взгляд от мужской фигуры, чувствуя, как горят щёки и даже кончики ушей. Набрала полную грудь воздуха, медленно выдыхая, приходя в себя. Отгоняя липкие воспоминания о той ночи.
Мне нужно срочно успокоиться. Вышвырнуть его из мыслей – неважно, каких. Из любых мыслей прочь. Любых, если они о нём. Я уверена: это не приведёт ни к чему хорошему. Хотя бы потому что я прекрасно знаю саму себя и свою способность привыкать к людям.
А Саша – однозначно не тот человек, к которому мне следовало сейчас привыкать.
Я нагнала маму, поравнявшись с ней, пытаясь не вслушиваться в рассказы Воскресенского, хотя это получалось с трудом: громкий звучный голос не проскальзывал мимо, и я против воли улавливала суть их разговора.
– …да, здесь остались родственники, поэтому и я смог приехать. Если бы никого не осталось – мне бы было нечего тут делать.
– Но, наверное, практически все перебрались поближе к вам? – мама повернула голову, заглядывая Саше в лицо.
Он шёл немного поодаль – между ними было около полуметра, не больше. В обеих руках по пакету, однако он вышагивал так бодро, как будто бы сумки не весили по десять килограммов каждая. Стоило сказать ему «спасибо», конечно, но чёрт, я всё ещё была недовольна тем, что мы так глупо столкнулись на улице.
– Не без этого.
Прохожих вокруг стало меньше, и это было на руку, потому что мы втроём занимали практически весь тротуар в ширину. Уже как несколько минут свернули с главного проспекта и неспешно пересекали длинную зелёную аллею. Гул машин остался за спиной, а солнце – хоть пока ещё и находилось высоко над головой – сейчас скрылось за густой листвой клёнов.
Время подходило к шести. На семь у меня была запланирована встреча с Гитой. Мы так и не обсудили всё, что навалилось на меня за последние пару дней, а это уже больше не могло терпеть никаких отлагательств. Я должна была пожаловаться ей на несправедливость судьбы и парня, что шёл в паре метров от меня.
– По сравнению со здешним климатом ваш, наверное, радует. И море близко, – продолжила мама, улыбнувшись.
Это точно. Там, где обосновалась семья Воскресенских, зима длилась не восемь месяцев в году, как здесь, а всего лишь два. Прекрасная причина, чтобы вырваться из оков промёрзлого насквозь региона. Хотя вряд ли именно это послужило основным поводом к переезду.
– Ещё бы, – его голос заставил меня повернуть голову и найти глазами голубой взгляд. Светлые волосы, широкую улыбку, скулы, о которые – я клянусь – можно было порезаться, стоило их только коснуться. – Приятно, что весна наступает, когда ей положено, а не в середине мая.
– Да это просто фантастика! – маму явно вдохновила мысль о местечке потеплее этого города. Она мечтательно улыбалась, глядя перед собой. – Пора срочно переезжать.
В этот момент Саша перевёл взгляд на меня, и вся земля снова ушла из-под ног. Дыхание спёрло, и выдох так и остался где-то на уровне горла. Сколько ещё можно вот так сталкиваться глазами? Однако отвернуться я не смогла. Просто не стала. Против воли продолжила смотреть в небесные радужки, топя себя во всём этом ещё больше. Сильнее.
Этот момент длился от силы несколько секунд, но каким-то невероятным образом ему удалось растянуться практически до вечности. Маленькой, горячей вечности цвета его глаз.
Я не разобрала эмоций во взгляде. Не успела или не смогла. Не окунулась достаточно глубоко, хотя в то же время чувствовала, что неизбежно иду ко дну. Саша всё ещё широко улыбался, эта улыбка касалась и его глаз тоже. Они не смеялись, как вчера утром, в кофейне. Они именно улыбались, тепло, дружелюбно и совершенно искренне.
А затем он подмигнул, и я не сумела себя сдержать: отвернулась, чувствуя, что заливаюсь краской до самых ушей. Жмуря глаза, ощущая дурацкий стыд, накрывающий с головой.
Саша, что ты со мной делаешь? Зачем?
Я не понимала действий этого человека от слова «совсем».
Мама снова задала ему какой-то вопрос. Он принялся отвечать. Я заставила себя отвернуться, рассматривая аллею, редких прохожих, небо над головой, всё ещё нежно-голубое. Вскоре – буквально через пару-тройку часов – оно постепенно начнёт менять свой цвет, и распростёртые по нему широкие перьевые облака впитают в себя заходящее солнце, окрашиваясь в поразительные оттенки.
Летом день всегда был длиннее. Ярче. Красивее. Особенно в здешних местах; в конце весны и первой половине лета, когда ночи становились белыми, и солнце практически не заходило за горизонт. Приятная маленькая особенность моего родного края. Когда спать не выходит, просто потому что за окном светло все 24 часа в сутки.
– Спасибо тебе большое, – поблагодарила мама, едва Саша опустил пакеты на скамью возле нашего подъезда.
– Да без проблем. Мне несложно. Может, поднять их вам до этажа?
Какое великодушие, ну надо же.
Однако меня явно не поддерживали в желании избавиться от нашего внезапно появившегося спутника.
– Может, тогда мы угостим тебя чаем? Ты ведь не торопишься?
Господи, мама, что ты творишь?