Матео запустил пальцы в волосы.
– Почему они так долго, как думаешь? Мы уже минут сорок тут торчим.
Рамон пожал плечами, выплюнул жвачку себе на ладонь и прилепил под сиденье.
– Не знаю, – он вдруг поднялся с места, обошел директорский стол и дернул на себя один из ящиков.
Матео несколько раз моргнул.
– Ты что делаешь?
– Ставлю все деньги мира на то, что старина Магнуссен хранит спиртное у себя в кабинете.
– Дурак, – прыснул Матео.
– Кто первый найдет, тот не моет сегодня посуду.
– Это какую? Коробку из-под пиццы?
Рамон улыбнулся. Их отец редко что-то готовил сам.
– Да плевать. Давай просто поищем.
Вопреки распространенному мнению, что один из близнецов тихоня, а второй обязательно сорванец, оба брата любили проделки и почти никогда не отказывали себе в удовольствии развлечься.
Матео, с грохотом отодвинув стул, вскочил вслед за братом. Они распахивали дверцы шкафчиков, заглядывали на полки, рассматривая благодарственные письма, фотографии и отчеты. Матео находил бумаги скучными, но Рамон изучал их с дотошностью палеографа.
– Ну и ну! – присвистнул он, выуживая папку в голубой обложке из стопки таких же.
Матео заглянул ему через плечо.
– Что там?
– Личные дела проблемных учеников или типа того.
– А наши там есть?
– Сейчас поищу, – Рамон сунул папку ему в руки и принялся изучать остальные.
Матео опустил взгляд и прочитал имя на обложке. Сив Сандберг. Что-то знакомое. Он раскрыл личное дело и посмотрел на фотографию на первой странице. Рыжая. Волосы точно пламя. Равнодушное выражение лица. Голубые глаза в светлых ресницах. Матео видел эту девушку в городе, но в школе – никогда. Он нашел год ее рождения – девяносто девятый. Это значит, что школу она уже закончила. Директору бы следовало избавиться от дел бывших учеников.
– Тут ничего, – сказал Рамон, складывая папки обратно, а потом присвистнул. – Нет, кое-что все-таки есть. Что я говорил! Шотландский виски! – он сдвинул документы в сторону, потеряв к ним интерес, достал с полки бутылку с черной этикеткой и покрутил ее в руках.
Матео рассмеялся.
– Отлично, наш директор алкоголик.
– А его заместитель – стерва, – добавил Рамон.
Братья переглянулись. Оба отлично знали, что слово «стерва» слишком мягкое по отношению к Юханне Норберг. Она разняла недавнюю драку. «Бедного» и «несчастного» Магнуса Острема отправили домой, а Рамон и Матео оказались в кабинете директора.
– Если никто не появится через десять минут, предлагаю достать ее вновь, – сказал Рамон, убирая бутылку на место.
Матео несколько раз кивнул и снова упал на стул.
– Так и поступим.
Они замолчали. Матео вновь вгляделся в напольные часы, чтобы в очередной раз подумать о том, что времени на самом деле не существует. Это просто цифры. Три глупые стрелки, бегущие по кругу. Люди в прошлом были глупцами, если решили, что двадцати четырех часов будет хватать для жизни.
В коридоре опять зазвучали шаги. Совсем близко к двери. Рамон нахмурился. Матео поджал губы. Братья приготовились себя защищать.
У них были зубы. И они умели кусаться.
Сив Сандберг курила и думала о своих проблемах. Рыжие волосы свесились на лицо, и она не пыталась их убрать. Сив сидела, ссутулившись, на низком ржавом заборе за школой и наблюдала за младшеклассниками, пихающими друг друга в плечи. Дети громко переругивались и смеялись. У ног Сив лежала раскрытая черная сумка, из пасти которой выглядывали полупустая пачка сигарет, смятая банка ?bro Original[18 - ?bro Original – шведский бренд пива.], спутанные провода наушников и книга в твердой обложке – «Кладбище домашних животных»[19 - «Кладбище домашних животных» – роман американского писателя Стивена Кинга, написанный в жанре готической литературы и впервые опубликованный в 1983 году издательством «Doubleday».].
В детстве она хотела заниматься балетом, но в Раттвике не было балетной школы, а о переезде не могло быть и речи. Чуть позже Сив увлеклась пением, но одних видеоуроков было недостаточно, чтобы овладеть этим мастерством. Чуть позже она стала зачитываться Гюго и мечтала переехать во Францию, но и этого не случилось. Ее мечты рушились одна за другой, оставляя на месте воздушных замков руины и пепелище. Теперь Сив курит «Lucky Strike» и превозносит Сартра[20 - Жан-Поль Шарль Эмар Сартр (21 июня 1905, Париж – 15 апреля 1980, там же) – французский философ, представитель атеистического экзистенциализма, писатель, драматург и эссеист, педагог.]. Последняя запись в ее дневнике, который она бросила вести два года назад, когда окончила школу, гласила: «Я один на этой белой, окаймленной садами улице. Один – и свободен. Но эта свобода слегка напоминает смерть»[21 - Цитата из романа Жан-Поля Сартра «Тошнота».]. Это настолько сильно откликалось внутри Сив, что она даже подумывала сделать татуировку с этими словами. Ей отчаянно хотелось вырваться из Раттвика. Остальные видели в этом городе спокойствие, она же – трясину и мертвое затишье. День за днем она думала о другой жизни и ночь за ночью проживала ее у себя в голове, когда не могла заснуть. Сив могла часами лежать в постели и воображать себя на улицах Парижа или на площади где-нибудь в Праге. Эти мысли помогали ей справляться с настоящим, но вместе с этим вселяли еще больше ненависти к Раттвику. Сив хотела уехать сразу после школы, но у нее не было достаточно денег, чтобы поступить куда-нибудь учиться. Отец обещал помогать, но ей не хотелось пользоваться этим. Сив твердо решила, что заработает на обучение сама. На протяжении двух лет она помогает отцу на хоккейной площадке. Они часто ссорятся, но отец для Сив все равно самый важный и главный человек в жизни.
Так всегда случается, когда от ребенка отказывается мать.
Несмотря на выходящее за рамки дозволенности поведение Сив, отец никогда не поднимал на дочь руку. Он сделал это лишь однажды. Когда ей было восемь. Сидя за рождественским столом, в окружении соседей и нескольких папиных воспитанников-хоккеистов, она громко сообщила, что ненавидит свою мать и назвала ее таким словом, которое восьмилетним детям знать не положено. Отец тут же вывел ее из-за стола в спальню и отвесил ей пощечину. Сив не заплакала. Только посмотрела на него прямым и твердым взглядом. Ему тут же стало стыдно. Нильс Сандберг крепко прижал дочь к себе и несколько минут шептал, что ему жаль. Сив ответила, что ей тоже.
Тоже жаль, что ее мать… И она повторила то слово, которое нельзя произносить вслух.
Сив сидела за школой больше часа. Ей не хотелось возвращаться домой. Ей вообще ничего не хотелось. Вот бы покрыться льдом от пальцев ног до кончиков волос и перестать существовать. Иногда Сив чувствовала себя слишком маленькой. Иногда ей не хватало целого мира. Она потушила сигарету и немного оживилась, когда увидела человека, проходящего мимо. Они не виделись больше пяти лет, но Сив мгновенно узнала его. Эсбен Лундквист почти не изменился. Только стал выше и старше, но возраст порой не меняет людей. Она позвала его по имени и махнула рукой. Эсбен застыл, нахмурился и посмотрел на нее. Не узнал. Тогда Сив качнула головой и покрутила пальцем возле виска. Выражение лица Эсбена изменилось. Он подошел ближе.
– Сив?
– Я.
Она знала, что Эсбен запомнил ее ребенком. Настырной девчонкой с пожаром волос, осыпающей его глупыми прозвищами. Теперь она – нечто среднее между Ритой Хейворт[22 - Рита Хейворт – американская киноактриса и танцовщица, одна из наиболее знаменитых звезд Голливуда 1940-х годов.] и Линдси Лохан[23 - Линдси Лохан – американская актриса, певица, модель и дизайнер одежды.]. Голубые глаза, густо подведенные черной подводкой. Длинный клетчатый шарф, свисающий до самой земли.
– Ты присядешь? Или как? – спросила Сив.
Эсбен опустился рядом. Он погрузил руки в карманы пальто и тоже ссутулил спину. Некоторое время они сидели молча.
Сив первой нарушила тишину.
– Как тебе здесь?
– Странно.
Сив кивнула, достала новую сигарету и предложила Эсбену. Он не удивился тому, что она курит. Вероятно, был бы удивлен обратному.
– Не курю. Я думал, что ты уедешь отсюда сразу же, как появится возможность, – пробормотал Эсбен.
– А с чего ты взял, что у меня есть эта возможность?
Он пожал плечами и проводил взглядом черного кота, крадущегося мимо. Небо над ними было темное, в грязно-серых разводах. Метель закончилась совсем недавно, но грозилась начаться вновь.