Тот, кто срывает цветы

– Спасибо, – выдохнул я. – Даже не знаю, что сказать.

– Скажи, что она не будет пылиться на полке.

Вместо ответа я улыбнулся и слегка толкнул Альвина в плечо.

3

Ровно через неделю, в среду, Альвин стоял у подъезда со своим большим черным чемоданом. Он наконец-то постригся. Нацепил солнечные очки. На плече у него болталась дорожная сумка. В машине его ждала мать, но Альвин медлил, потому что хотел попрощаться со мной и Бастианом.

Я чувствовал себя странно. Мне было и хорошо, и плохо одновременно. Я хотел, чтобы у Альвина все было хорошо, но вместе с этим мечтал, чтобы он вдруг передумал уезжать.

– Ага, спасибо, – сказал он, когда мы с Бастианом помогли затолкать чемодан багажник. – Я ведь наверняка что-то забыл.

Бастиан пожал плечами.

– Эта вещь будет не так важна, если ты правда ее забыл.

Альвин на секунду задумался, потом кивнул.

– Пожалуй, ты прав, – он вздохнул, положил ладони нам с Бастианом на плечи. – Присматривайте друг за другом, хорошо?

– Конечно, – кивнул Бастиан.

– Да, – сказал я. – Ты тоже будь осторожен.

Шарлотта высунулась из машины. Она была в летнем платье, маленькая, с копной кудрявых рыжих волос. Издалека ее запросто можно было принять за сестру Альвина, а не за его мать.

– Альвин, мы опоздаем, – позвала она.

– Тебе пора, – понуро сказал я.

Альвин чуть нагнулся, быстро обнял нас с Бастианом и пошел к машине.

Я вцепился в камеру у себя на шее, быстро поднес ее к лицу, чтобы сделать снимок. В итоге он получился смазанным, как весь тот июльский день. Альвин в профиль, в графитовой рубашке; с такого ракурса было отлично видно его легкую улыбку. Позади – расплывчатые пятна светофоров и людей.

Он уехал. Мы с Бастианом еще какое-то время постояли у дороги, а потом пошли немного прогуляться.

– Может, мы однажды тоже уедем, – сказал Бастиан, задрав голову в небо.

Мы сидели на старых покрышках недалеко от его дома и ели мороженое. Воздух казался колючим из-за жары.

– Я бы не хотел. Да и Альвин же не насовсем уехал.

– Кто знает.

– Он так сказал.

– Альвин тем более не может этого знать. Может, ему понравится в Берлине, и он захочет там остаться? – предположил Бастиан.

Мне не хотелось развивать эту тему дальше, поэтому я спросил:

– Куда бы ты поехал, если бы мог?

Бастиан задумался. Подтаявшее мороженое в его руках начало капать, он дернулся и чуть не слетел с покрышки. Я прыснул от смеха.

– В Австралию, – невозмутимо ответил Бастиан, – или в Англию, чтобы взглянуть на Стоунхендж.

– А в Австралию на кой черт? На кенгуру смотреть?

Бастиан хмыкнул.

– Ты сам-то, – сказал он, доедая мороженое, – куда бы поехал?

– В Италию, – ответил я, – или в Россию.

В маминых книгах я видел фотографии Везувия и Колизея и хотел взглянуть своими глазами на них и Пизанскую башню, попробовать настоящую пиццу, побродить по местным музеям, насладиться следами эпохи Возрождения. Россия привлекала меня по вполне понятным причинам. Мне хотелось узнать, чем жила мама до переезда в Регенсбург.

– А в Италию на кой черт? – передразнил меня Бастиан. – Макарон давно не ел?

Я фыркнул и щелкнул его по лбу.

– Квиты.

4

В пятницу маму отпустили домой. Ей стало лучше, поэтому врач согласился на то, чтобы выходные она провела в домашней обстановке. Отец привез ее на машине и помог лечь в кровать. Оскар тут же запрыгнул на постель и недоверчиво обнюхал мамину белую руку.

– Оззи, – шепнула мама, поглаживая его за ухом.

Это был второй раз, когда ей позволили отлучиться домой. Первый был в конце февраля – мне тогда исполнилось четырнадцать, и день рождения мы отметили вместе: в тишине и покое.

– Как ты? – спросил я.

У нее был несколько отрешенный вид. Я видел, что ей трудно сосредоточиться на моем вопросе.

– Ничего, – она улыбнулась. – А ты? Как твои дела в школе?

– Мама, сейчас лето, – сказал я дрожащим голосом. – У меня каникулы.

– Конечно. Каникулы, – она улыбнулась и посмотрела на меня с таким торжеством, словно ей удалось разгадать какую-то сложную загадку.

В комнату вошел отец с миской супа для мамы. Я тихо сидел рядом и смотрел, как она ест с ложки. Отец не торопил, был аккуратен и постоянно хвалил маму. Он не рассказывал ей про работу. Он говорил о том, как сходил в магазин и пытался пересказать, как идут дела у Андрея – они недавно созванивались. Оскар положил морду мне на колено, и я рассеяно провел ладонью по его теплой спине, пытаясь заставить себя не выпадать из реальности снова.

Позже я ушел к себе в комнату и рухнул на кровать, закрыв лицо руками. Я лежал так с четверть часа, стараясь дышать ровно. Мне нужно было отвлечься, нужно было ухватиться за что-то. Я рывком сел, поднялся с кровати и включил компьютер. Первой моей мыслью было найти какой-нибудь фильм, но я никак не мог решить, что посмотреть.

Сотни мыслей в голове. Черт, Лео, сделай уже что-нибудь. Тогда я впервые пожалел, что не забрал у Альвина нашу папку. Это было странно, это было неправильно, но то, что было моей самой главной головной болью, помогало мне абстрагироваться от остальных проблем и переживаний.

До глубокой ночи я сидел перед монитором, изучая дело Михаэлы Фидлер – последней жертвы Ванденберга. Михаэла была еще жива, когда ее нашли. Она скончалась по дороге в больницу, но перед смертью успела коротко описать напавшего на нее мужчину. Ванденберг не довел свое дело до конца, потому что его спугнула шумная компания подростков. Он оступился. У полиции ушло три дня, чтобы найти его.