Он звал волков

– Передайте их своему адвокату. Может, это даст ему стимул продумать вашу линию защиты получше.

Фредерик развернулся и двинулся к машине. Презрение к самому себе – такое случалось крайне редко – жгло ему щеки. Но он убеждал себя в том, что иначе люди ничему не научатся. Они так и будут надеяться, что кто-то другой решит все проблемы за них.

Женщина опустила взгляд на деньги, но ничего не смогла разглядеть из-за застилающих глаза слез. Она услышала, как хлопнула дверь машины и заревел двигатель. Женщина сделала два быстрых шага вперед, но это все равно бы не помогло ей остановить Фредерика.

Он оставил ее на ветру.

Каждая собака в Раттвике знала дом Бьерков. И каждой собаке было известно, что там нечем поживиться. Миа Бьерк и ее трое сыновей жили в Яме. Их дом стоял на окраине, и сразу за ним начинались злополучные Мышиные норы. Фундамент растрескался – в нем было не меньше трещин, чем в сердце Мии. Крыша дома была такой же худой, как и карманы каждого из семьи Бьерков. Крыльцо давно сгнило, на нем теснились два дешевых пластиковых кресла и старый зеленый диван с черными пропалинами от сигарет. Рядом с домом стояла пустая собачья конура. Пес Бьерков сбежал от них несколько лет назад, чтобы не умереть от голода. Его жестяная миска теперь лежала на подлокотнике дивана и служила пепельницей.

Ходили слухи, что не все дети Мии от одного мужчины, но она каждый раз опровергала их. С Куртом она познакомилась еще в школе, когда бегала курить за трибуны. Однажды зимой она выскочила на холод в одном платье, и он одолжил ей свою куртку. Миа возомнила, что перед ней настоящий рыцарь, но позже выяснилось, что Курт был всего-навсего точной копией ее отца, который поколачивал свою дочь время от времени. Мие было шестнадцать, когда она забеременела первый раз. Она бросила школу. Отец выставил ее из дома. Мие пришлось поселиться вместе с Куртом, его матерью и двумя склочными сестрами. Ребенок появился на свет мокрой осенью, когда листья под ногами превращались в грязь и напоминали раздавленных тараканов. Мальчика назвали Виктор. Он мало спал, а плакал так много, что Курт порой грозился сдать ребенка в питомник, если тот не будет вести себя тише.

Миа и Курт поженились через три года после рождения сына и переехали в дом на окраине Ямы. К тому времени Виктор перестал постоянно плакать. Большую часть времени мальчик молчал и смотрел в окно на ветви иссохших деревьев через дорогу. Иногда он играл пластмассовыми солдатиками, которые Миа купила ему на заправке в честь третьего дня рождения. Виктор рос послушным и хорошо знал свое место. Ему нельзя было шуметь. Ему нельзя было мешать взрослым. «Хватит таскать его на руках! Ты хочешь, чтобы он вырос педиком?» – раздраженно шипел Курт всякий раз, когда у Мии появлялось желание прижать сына к себе. Вскоре это желание позабылось и исчезло.

От рождения Виктору достались голубые глаза, но с возрастом они изменили свой цвет и стали серыми, как пепел. Может, так бывает, когда все, что ты видишь вокруг – это пыль и грязь. От матери ему достались темные, чуть курчавые волосы и нездорово-бледная кожа; он был нескладный и тощий, как жердь, с длинными пальцами и сумрачным выражением лица. Большую часть времени Виктор проводил наедине с собой, а когда стал старше, то предпочитал находиться подальше от дома.

Хуго родился спустя тринадцать лет после Виктора. К этому времени Миа превратилась в законченную алкоголичку, и мальчик чудом уродился здоровым. Курт угодил в тюрьму за угон машины, когда Миа была на восьмом месяце беременности. Но это не значило, что Миа и ее сыновья могли вздохнуть спокойно. В дом Бьерков повадились безработные дружки Курта, которые знали наверняка, что им не откажут в приюте. Дом заполонили пустые пивные банки, полиэтиленовые пакеты, набитые мусором, груды окурков, коробки из-под быстрого питания. В комнатах стоял удушающий запах, сигаретный дым, казалось, не рассеивался, а днями и ночами клубился под потолком. Миа чувствовала себя беззаботной. Целыми днями она сидела на крыльце, поджав под себя ноги и курила, вслушиваясь в пространные речи кого-то из бродяг, наводнивших ее дом. Кожа под ее глазами потрескалась, руки превратились в палки, а волосы в воронье гнездо. Она почти ничего не ела и отказывалась начинать день без бутылки спиртного.

Еще через пять лет – к тому времени Курт успел выйти из тюрьмы – Миа вновь забеременела. Свен родился недоношенным. Он не был желанным, как и его старшие братья. Дети чувствуют, что их не любят. Сыновья Бьерков не могли ощутить отсутствие любви, потому что никогда и не были любимы. Они не знали, что это такое.

По прошествии нескольких лет в доме Бьерков почти ничего не изменилось. Виктору исполнилось двадцать пять. Он видел мир в черно-белом цвете, и грань между этими двумя красками была удивительно тонка. Проснулся без гроша в кармане – черное, чудом наскреб на пачку сигарет – белое. Ему удалось отладить от дома большинство сомнительных людей, но иные из них время от времени прибивались к порогу, как в старые времена. Курт снова прозябал в тюрьме за то, что избил то полусмерти парня, с которым что-то не поделил в баре. Нельзя сказать, что для Бьерков настали легкие времена, но, по крайней мере, никто не занимал диван в гостиной и не устраивал скандалы по любому поводу.

Виктор сидел на крыльце в расстегнутой куртке и щелкал зажигалкой, рассматривая снежные холмы, когда перед его домом остановился автомобиль марки «вольво». Фредерик Норберг выбрался из машины, поднялся по трухлявым ступеням и опустился на диван рядом с Виктором. Из кармана пальто он вытащил четыре пачки сигарет и швырнул их на складной стол перед диваном. Не прошло и секунды, как Виктор потянулся к одной из них, вскрыл и жадно закурил.

– Я вовремя, да? – спросил Фредерик, наблюдая за сигаретой между скрюченных от холода пальцев Виктора.

– Ага, она сперла мою заначку, пока я спал. Ненавижу, когда она так делает.

Фредерик ухмыльнулся. Миа вечно таскала сигареты у старшего сына, когда кончались ее собственные. Она обкрадывала его карманы без зазрения совести, и дело редко ограничивалось только сигаретами. Она забирала деньги, которые Виктор зарабатывал, горбатясь по ночам в баре или закусочной, разгружая товары.

В окружении Фредерика – всегда аккуратного, в брендовых вещах и на дорогой машине – было сложно представить такого человека, как Виктор, но в школе они были неразлучны. Они учились в одном классе, часто проводили время вместе. В старшей школе они двигались по коридорам на манер наследного принца и его слуги в темных одеждах. Фредерик делился с Виктором обедами, покупал ему сигареты и одалживал деньги, зная наверняка, что не получит их назад. Он выгораживал Виктора перед учителями, оправдывал его прогулы, драки и плохие оценки. Постепенно Фредерик приручил его к себе, научил быть послушным и покладистым, заставил быть себе обязанным. Виктор следовал за ним всюду. Рядом с Фредериком могло быть сколько угодно богатых наследников своих родителей, но ни один из его свиты не был так предан ему, как Виктор.

– А ты чего сюда в такую рань притащился? Сегодня же суббота, – спросил Виктор, глядя в сторону леса.

Фредерик побарабанил пальцами по подлокотнику.

– Были дела утром.

– Опять разводишь придурков?

– Работаю.

Виктор хрипло рассмеялся.

– Я так и сказал.

Фредерик ухмыльнулся, сунул руку в карман и нащупал пластинку с таблетками. Он как раз закидывал одну в рот, когда входная дверь со скрипом приотворилась. На крыльцо высунулся смуглый мальчишка в грязной футболке и шортах великих на несколько размеров – ему приходилось поддерживать их, чтобы не свалились.

– Тебе чего, Свен? – рявкнул Виктор, сминая окурок о стол.

– Там мама проснулась. Тебя зовет, – промямлил мальчик.

– Не дозовется. Иди в дом.

Свен поджал губы.

– Она меня заругает, если не придешь.

Виктор закатил глаза.

– Так пошли ее.

Свен, которому совсем недавно исполнилось семь лет, испуганно уставился на брата.

– Как это?

– Так и скажи, чтобы…

Фредерик цокнул языком и перебил Виктора прежде, чем тот успел договорить:

– А где Хуго? Он не сможет тебе помочь?

Свен шмыгнул носом и показал пальцем в сторону деревьев, за которыми прятались Мышиные норы.

– Чего? Давно этот сопляк туда ушел? – нахмурился Виктор.

– Не знаю. Я еще спал, когда он собирался.

Фредерик посмотрел на Свена.

– Ты уверен, что твой брат пошел именно туда?

– Угу. Они с Улофом Эрбергом из седьмого класса собирались встретиться там, чтобы пособирать банки или бутылки… или все вместе. Я не запомнил. Он сказал, что за это денег дадут.

– Я сто раз говорил вам, что туда ходить нельзя. Почему ты не сказал мне, что Хуго пошел туда?! – прорычал Виктор.

У Свена задрожали губы.

– Не кричи… Я просто… Он сказал, что деньги будут. Сказал, что так можно будет купить новый… новый…

Виктор чуть ли не завыл со злости. Он сунул в рот еще одну сигарету и велел Свену вернуться в дом и передать матери, что он ушел.

Фредерик понял Виктора без слов и поднялся с места. Мышиные норы были опасным местом для детей.

Эсбен и Кайса сидели на полу в гостиной. На кофейном столике стояли две полупустые кружки крепкого чая. На коленях Кайсы лежало свидетельство о смерти Софии. Эсбен просматривал платежные документы.

– Тебе не кажется, что после ее смерти дом стал меньше? – тихо спросила Кайса, осторожно поглаживая пальцем имя тети между строк.

– Или мы просто выросли.