Берегини

Краем платья девушка зацепилась за что-то, дернула… и едва в сердцах не помянула лешего: оказалось, сидела она на злосчастном подойнике, который кто-то перевернул и прикрыл сосновой дощечкой.

Едва поднялось солнце, корабль Асбьерна вышел в море. Эйвинд конунг еще долго стоял на берегу и глядел ему вслед, пока снекка не превратилась в черную точку и не исчезла вдали.

Он хорошо помнил свой первый большой поход далеко на запад, когда драккары Вилфреда хёвдинга несколько месяцев плыли по бескрайним морям. Тогда было много сражений и много добычи, и жители островов надолго запомнили быстрые черные корабли под полосатыми парусами. На обратном пути Вилфред решил проведать своего старого друга, эрла, чей замок стоял на холме у самого берега. Нужно было осмотреть драккары перед долгой дорогой к дому, запастись провизией и водой, а хозяин этих земель был гостеприимен и достоин доверия.

Эрл Рейберт и его люди встретили их на берегу. Эйвинд еще подумал, что высокий темноволосый юноша, стоящий рядом с эрлом, должно быть, его сын. В нем уже тогда угадывался будущий вождь и хороший воин. Потому, пока датский хёвдинг и эрл говорили о делах, Эйвинд и всюду следовавший за ним Ормульв подошли к молодому скотту и заговорили с ним. Оказалось, Артэйр, так звали юношу, прекрасно понимал их язык. Он рассказал, что Рейберт ему не отец, а наставник, и что земли, которыми он должен владеть по праву, обманом захватил человек, погубивший всю его семью. Его история и судьба самого Эйвинда были настолько схожи, что никто не удивился их дружбе. Зато удивление было немалым, когда через день Артэйр пришел к Вилфреду хёвдингу и попросил его о помощи.

– Гилберт МакКеннет и его сородичи называли себя друзьями моего отца, – сказал он. – Они искали убежища в нашем замке, и отец принял их как гостей, но ночью они открыли ворота и впустили в замок своих воинов. Мой отец, моя мать и сестра были жестоко убиты. Многие из наших людей пожертвовали собой, чтобы спасти меня и помочь мне бежать. Несколько лет я ждал, когда смогу отплатить предателям, собирал верных людей, но… – голос Артэйра впервые дрогнул, – нас слишком мало для того, чтобы захватить замок. Ни жажда мщения, ни отвага и храбрость не позволят трем десяткам воинов выстоять против сотни врагов. Потому я и обращаюсь к тебе, Вилфред хёвдинг, и к твоим викингам, которым нет равных в бою.

Вилфред долго думал. Потом сказал:

– Что может быть хуже предательства? Но, выбирая разящий меч, будь готов за него заплатить. Что ты предложишь за нашу помощь?

Артэйр честно ответил:

– Из всех богатств у меня осталась лишь моя жизнь и верность данному слову. Пусть все, что вы найдете в замке, принадлежит вам.

Вождь датчан собрал своих людей и рассказал им о просьбе юноши. Обдумав все как следует, хирдманны согласились устроить набег, суливший хорошую добычу. Но один из них сказал:

– Все же замок – это не поселение. Нелегко будет взять его штурмом. Если ворота крепкие, а стены высокие, мы потеряем много людей.

– Доверьтесь мне, – ответил Артэйр. – Мало кто знает замок лучше меня, а о тайном пути, ведущем из подземелий в лесную глушь, известно только мне и моей приемной матери Уинфрид. Я возьму с собой двоих воинов, мы проберемся в замок и ночью откроем для вас ворота.

Викингам его замысел пришелся по нраву. Вместе с молодым МакГратом пошел старший из братьев Фарланов – Бирк, его верный друг. Вторым вызвался идти Эйвинд. Ормульв отговаривал его, убеждал, что скотты справятся лучше, но Торлейвссон не стал его слушать. Ему тогда очень хотелось увидеть хьяльтландский замок изнутри…

После отплытия Асбьерна дни пошли один за другим. Каждое утро Йорунн вставала незадолго до рассвета, шла к морю и слушала в шуме ветра, плеске волн и криках пролетающих мимо птиц голос Великой Матери. На обратном пути к дому она навещала Снежку. Убирала клетку, наливала волчице чистую воду и все уговаривала ее не рычать на дремавшего неподалеку Варда. Плохо ли – сам не обижает и в обиду не даст, если что. Снежка то ли не понимала, то ли нарочно упрямо скалила зубы. И ела теперь за двоих, набиралась сил, словно замыслила однажды поквитаться с заклятым врагом, даже сквозь сон следящим за каждым ее движением.

Эйвинд конунг сдержал обещание, данное Хравну, и велел молодому Хауку ходить вместе с Йорунн по острову, показывать ей удобные тропы и безопасные дороги в горах. Сперва Хаук так растерялся, что осмелился перечить:

– Чем я не угодил тебе, вождь, что ты приставил меня к девчонке? Да и от кого ее на острове защищать?

– В бою первым погибает тот, кто оспаривает приказы, – ответил ему Эйвинд. – Запомни это и ступай.

Хаук подчинился. Разыскал ведунью и сердито проговорил:

– Конунг велел мне везде следовать за тобой. Чтобы не смела одна со двора отлучаться.

– Ой, как хорошо! – искренне обрадовалась девушка. – Мне бы посмотреть, какие здесь травы растут, чем можно разные хворости да недуги лечить. Покажешь мне ваш остров?

И так это сказала, что Хаук устыдился своей досады. Ничего не ответил, просто молча кивнул, и с того дня стали они всюду бродить вдвоем, с каждым разом забираясь все дальше вглубь острова, поднимаясь все выше. Йорунн всегда улыбалась и рассказывала ему о чудодейственных свойствах растений, о целебных отварах из ягод и о том, что даже камни могут лечить. Хаук не поверил, но все же согласился приложить к усталым ногам небольшие камешки цвета запекшейся крови, гладкие и прохладные. И очень скоро почувствовал, как возвращаются силы, как тело становится легким и бодрым. Тогда он тоже стал рассказывать девушке – о своем отце, давно ушедшем в чертоги Одина, о матери, живущей теперь в подводном доме у великанши Ран, о битвах, в которых ему довелось побывать. А еще показал, где растет горная мята, за которой однажды посылал его Хравн. Какая польза от той травы, Хаук уже позабыл, но рассудил так: если она понадобилась служителю Одина, то и ведунье для чего-нибудь пригодится.

Вечерами, когда вся домашняя работа была сделана, Унн устраивала возле женского дома посиделки. Собирались женщины и девушки, затевали плести пояса или вышивать под протяжную песню или занятную баснь. Приходили Халльдор и Ивар, чтобы послушать словенскую речь и научить словенских девчонок языку северян. Халльдор послушно повторял за юной невестой трудные и малопонятные слова, и выходило у него до того забавно, что смеялись все – даже Весна оставляла грустные думы и улыбалась. А Зорянка нарочно выбирала самые заковыристые из слов, чтобы развеселить сестру, чтобы улыбка подольше жила на ее губах. Все уже знали, что Весну возьмет себе Лодин, старший из кормщиков, и потому Зорянка стыдилась своего непрошенного счастья, своей глупой уловки. Боялась лишний раз взглянуть в глаза сестре, зная, что та по ночам плачет украдкой – не помогают ни утешения подруг, ни уговоры Арнфрид, ни мысли о вновь обретаемой свободе. А вот Унн Весну жалеть не стала. Сказала так:

– Не понимает, глупая, своей удачи. Один из лучших людей конунга женой ее назовет, в крашеные одежды оденет, подарки станет из похода привозить. Все лучше, чем на датском берегу котлы чистить.

Зорянка тоже так думала, но сказать об этом сестре не смела. Время пройдет – сама поймет, что боги счастье всем посылают, только каждому свое и всем разное.

Маленькая Эсси благодаря ежедневной заботе ведуньи стала пытаться вставать на ножки, держась за чью-нибудь руку, и все реже плакала без причины. Смэйни и Сигрид всем об этом рассказывали, и мало-помалу люди стали приходить к Йорунн со своими недугами. Она для каждого находила приветливое слово, ласковую улыбку или добрый совет, а приготовленные ею настои и отвары унимали боль, отгоняли хворь, а если надо – придавали сил. Одно теперь тревожило девушку: запасы трав в ларце могли закончиться еще до наступления холодов, а на острове не росло и десятой доли того, что нужно. Йорунн не знала, как ей быть. Хоть беги к конунгу и умоляй его послать снекку за травами.

Однажды Смэйни вернулась в дом затемно, молча поставила на огонь воду в маленьком котелке. Покуда ждала, села возле постели Хравна, горестно вздохнула, глядя на спящего ведуна. Йорунн не утерпела, спросила:

– Что-то случилось, Смеяна Глуздовна?

– А? – живо повернулась к ней старушка. – Ничего, дитятко, ничего… Смотрю я на него да гадаю: сколько еще старику отпущено? Любопытно мне, кто из нас другого переживет.

Девушка тихо проговорила:

– Если надо кому-то травы заварить, я помогу.

– Да ты отдыхай, милая. – Смэйни развернула какую-то тряпицу, высыпала на ладонь несколько засушенных листков, а потом бросила их в кипящую воду. По всему дому поплыл умиротворяющий мятный дух. – Сама справлюсь.

Долгождана привыкла к новому имени и к разговорам на чужом языке. Но к своему положению привыкнуть не могла, да и не понимала толком, кем осталась на этом острове: рабыней ее называть не смели, свободы никто не давал.

В то утро, когда Асбьерн ушел в море, она все же пришла на берег и увидела, как уплывает вдаль быстрая снекка. С берега кричали прощальные слова и пожелания удачи, но ни ярл, ни его хирдманны не обернулись – взгляд, брошенный через плечо из моря, сулил большую беду. Долгождана знала об этом, но все равно стояла и с надеждой смотрела вслед уходящему кораблю, и казалось ей, будто она упустила что-то неведомое, но очень важное.

Вечерами она вспоминала свой городок Радонец, стоящий недалеко от устья реки Воронки, широкий княжеский двор, светлую горницу, веселые голоса подруг и суровое лицо старшего брата, повторявшего: со двора ни ногой… Не послушалась, как всегда, вольной птицей полетела куда вздумалось, вот и долеталась. На чужой земле ветер крылья не расправит – истреплет все, только перышки по воде поплывут.

Потому и руки опускались, и дела не спорились, и на смотанной ею пряже появлялись узлы, а на вышитых платках, наоборот, исчезали – приходилось распутывать нить или спасать расползающийся узор. И в вычищенной ею рыбе попадались чешуя и кости, а в перебранном зерне находили мелкие камешки. Унн вначале терпела, только головой качала и смотрела укоризненно. Потом начала выговаривать и упрекать…

– О чем задумалась, Фрейдис? – Ольва подошла к ней и села рядом. – Вижу, ты грустишь. Вспоминаешь свою семью?

Долгождана кивнула. Потом спросила о том, о чем давно хотела узнать:

– Скажи, Ольва, откуда ты? Как оказалась здесь, среди северян?

Девушка ответила не сразу. Видно, размышляла, стоит рассказывать или нет.

– Мое настоящее имя Оливия, что означает «Счастливая». Я родилась далеко отсюда, на юге, на острове Крит. Там тепло, там ласковое море и щедрая земля. Там растут плоды, о которых здесь никогда не слышали, и едва ли я смогу описать тебе их вкус. Много лет назад моя родина была великим государством, и доблестные герои нередко бросали вызов самим богам. А потом… народ измельчал и боги отвернулись от нас. На остров стали нападать смуглолицые разбойники, поклонявшиеся чужим богам, поэтому все мы, даже девочки, с детства учились владеть оружием. Я командовала отрядом и однажды вместе со своими воинами попала в плен. – Голос Ольвы зазвучал глухо. – Мне отрезали волосы. Я узнала, какими отвратительными могут быть мужчины и какими бессердечными бывают женщины. Меня продавали много раз, и я так устала от боли и унижений, что уже мечтала о смерти.

А потом я, измученная и озлобленная, попала к очередному торговцу. Среди прочих рабынь у него была медноволосая Лидия. Таких, как она, у нас называли порнайи – женщины, которые делают любовь своим ремеслом и ублажают мужчин. Она была очень довольна своим положением и мечтала поскорее попасть в объятия нового хозяина. И хвалилась, что за нее платили чистым золотом.

Нас долго везли по морю. Потом был шумный город в холодной стране. Бирка, так он назывался. Там мы и встретили Асбьерна. Лидия понравилась ему, и он заплатил за нее, не торгуясь. Тогда торговец сделал щедрому покупателю подарок. – Ольва усмехнулась. – Отдал ему меня, непокорную рабыню, которую все равно не надеялся сбыть.

– И Асбьерну ты покорилась? – недоверчиво посмотрела на нее Долгождана. Ольва негромко рассмеялась, покачала головой:

– Что ты! Я надеялась, он убьет меня, потому бросилась на него, как дикая кошка. Он оттолкнул меня, вытащил меч, а потом поглядел внимательно и… протянул его мне. Не острием – рукоятью. Мы стали сражаться. У Асбьерна был только нож длиной в две ладони, и он не нападал, лишь защищался, но я не смогла даже оцарапать его, хотя была опытной воительницей. А когда ему надоело, он легко выбил клинок из моих рук и сказал так: «Я даю тебе свободу, потому что хочу, чтобы ты победила свою судьбу». Потом забрал свой меч и ушел с Лидией, не взглянув больше ни на меня, ни на изумленного продавца.

После я долго сидела на берегу, вдыхая прохладный морской воздух и пытаясь выплакать хотя бы малую часть своих горестей. А едва начало темнеть, отправилась искать ярла и его снекку. Я не знала языка северян, только два слова, подслушанные где-то в дороге: йельпе май… помоги мне. Но Асбьерну их было достаточно. Он взял меня с собой, и ему ни разу не пришлось пожалеть об этом.

– Давно это было? – спросила Долгождана.

– Три лета назад. – Ольва убрала под ремешок выбившуюся темную прядку. – Видишь, волосы еще отрасти не успели.

Прошло пять дней с тех пор, как снекка Асбьерна покинула Стейнхейм, и ярл почти все время проводил на носу корабля, глядя вперед, туда, где облака низко плыли над морем. Скоро должна была показаться земля, которую Вагн нарисовал на карте. День-другой пути вдоль пустынных скалистых берегов – и они увидят узкий залив и пологие лесистые склоны, обрамлявшие Вийдфиорд – так называли его рыбаки.

Пока же глаза ничего приметного не находили, и мысли Асбьерна обратились к тому, что случилось прошлым летом на берегу Восточного моря у словенских земель. Еще с той поры, как он очнулся в маленьком доме ведуньи, что-то неясное не давало ему покоя. Но память подсовывала лишь смутные обрывки: в ночи поднялась тревога… его хирдманны остались на берегу… Ормульв крикнул, что корабль загорелся… суета, языки огня и густой черный дым… он собирался сойти по веслу на берег, к своим людям… и вдруг – внезапная боль и темнота, которую прогнала сероглазая дочь Велены.

Отлеживаясь в холодной клети, он все пытался вспомнить, что же произошло. Они пришли под белым щитом, вывешенным на мачте в знак мирных намерений, и словене встретили их настороженно, но без особого страха. Послали в город за князем, чтобы поутру вести разговор. Когда стемнело, драккар отвели подальше от отмели в море – мало ли что, а люди Асбьерна поставили на берегу шатер и развели костры. Ни ярл, ни Ормульв, ни их воины ничем не оскорбили жителей побережья. И все же на них напали. Посреди ночи, в темноте, как воры.