Берегини

– С чего это вдруг?

– С того, что ярл и его люди – чужеземцы. Унн говорила, будто род Асбьерна от самих альвов идет. А-а, ты же не знаешь… У них на родине в лесах живут альвы – колдуны и колдуньи. Им под силу взглядом зачаровать человека, лишить его воли. Ярл так красив и удачлив потому, что в его жилах течет альвийская кровь. Вот только ему надолго никто не нужен: возьмет свое и забудет, едва наскучишь.

– Ты-то у него уже не первый год, – заметила Долгождана.

– Это потому, что я знаю, как сделать, чтобы мужская любовь не остыла. – Лив подмигнула ей, а потом вздохнула: – Только теперь он, бессердечный, на меня и не смотрит. О другой думает. Уж не знаю, кого ярл пустил в свои мысли – тебя или ведунью, подругу твою, но одно скажу: остерегайтесь его. Сердце потом навеки разбито будет.

Медноволосая красавица шмыгнула носом, поднялась и торопливо пошла прочь. А Долгождана еще долго сидела, бессильно опустив руки и тщетно пытаясь вспомнить, как следует чистить рыбу – с головы? с хвоста? Едва не порезалась.

Ближе к вечеру конунг велел всем собраться в дружинной избе на хустинг – домашний сход. Туда приходили мужчины и женщины, свободные и рабы – все, кто жил в Стейнхейме.

– Что за надобность в тинге? – спросил Эйвинда старый Хравн. Он пришел одним из первых и занял место рядом с конунгом.

– О ведунье нехорошие слухи идут, отец, – объяснил Эйвинд. – Люди ее боятся. Хочу, чтобы она при всех клятву богам принесла, что не причинит никому вреда.

– Не может вред причинить та, чье сердце полно любви и сострадания, – проворчал старик, кутаясь в волчий мех. – Но ты прав: сорную траву слухов надо вырывать с корнем. Сказал один – могут сказать и другие.

Люди входили, здоровались с вождем, сидевшем на почетном месте, и рассаживались по старшинству. Пришли Асбьерн ярл и хёвдинги. Вот появились женщины, и с ними ведунья. Девушка села рядом с подругами, с любопытством оглядывая закопченную крышу, резные столбы, несущие на себе ее тяжесть, стены, на которых висели боевые щиты и оружие. Здесь жили воины, не имевшие семей – у конунга и ярла были отдельные покои, прочие же спали в общем зале на лавках вдоль стен. Так рассказывала Смэйни.

Вот люди затихли в ожидании слова конунга. Но вместо Эйвинда заговорил Хравн:

– Дни мои на острове Хьяр уже не идут – летят, что сухие листья по ветру, и едва ли их осталось много. Боги в этот раз не послали мне преемника, но привели на остров юную деву, умеющую исцелять. Все знают, как опасно предательство, но сила ведуна, обращенная во зло, стократ опаснее. И потому я хочу спросить словенскую ведунью: согласна ли ты, Йорунн, поклясться перед богами и людьми, что не причинишь вреда своим даром?

Все взгляды устремились на Любомиру, и девушка медленно поднялась:

– Не для вреда, а на благо дает мне Мать силу свою, – тихо сказала она, но услышал ее каждый. – Я готова принести клятву.

Она сняла поясок, расплела косу и шагнула к очагу. Попросила Великую Мать вразумить, подсказать нужные слова. Обвела взглядом собравшихся людей, затем поклонилась Хравну и конунгу и заговорила:

– Именем Великой Матери, которой служу я, Любомира, принявшая имя Йорунн, клянусь, что ни мыслями, ни словом, ни делом не причиню вреда жителям Стейнхейма, едино человеку ли, зверю ли. В свидетели я призываю богиню Макошь, грозного Перуна и всех справедливых богов, которых почитают живущие здесь.

Любомира замолчала. Больше сказать ей было нечего, а что делать дальше – она не знала. Отблески пламени отражались в ее глазах золотистыми искрами. И тут неожиданно поднялся огромный пес, до сих пор смирно лежавший у ног Эйвинда. Он направился к девушке, и молодая ведунья без малейшего страха протянула ему руку. Люди замерли – Вард никого к себе не подпускал, кроме конунга да еще Асбьерна. А тут подошел, обнюхал протянутую ладонь и подставил для ласки лохматую голову. Любомира осторожно почесала ему за ушами, и пес, не терпевший чужих прикосновений, радостно завилял хвостом.

– Ну, иди к хозяину, верный друг. – Девушка потрепала его по загривку, и Вард неторопливо вернулся на место. Люди зашумели, переговариваясь.

– Все видели. Все слышали. Все запомнят, – громко произнес Эйвинд, оглаживая пса. – Отныне судить тебя, Йорунн, будут лишь по делам твоим, и никто не посмеет сказать о тебе дурно, если на то не будет причины. Я доверяю тебе своих людей – самое дорогое, что у меня есть, и клянусь отвечать добром за добро, милостью за милость и щедростью за рвение.

Любомира низко поклонилась:

– Тебе не придется жалеть о своем решении, Эйвинд конунг.

Когда после схода все разошлись, Хравн посмотрел на вождя и сказал:

– Ты опять плохо спал, Эйвинд. Приснилось что-то дурное?

– Мои сны ты не хуже меня знаешь, – усмехнулся конунг. – Что о них говорить?

Хравн вздохнул, покачал седой головой:

– Тогда позволь я скажу о Йорунн. Большая удача в том, что она здесь появилась. Но на свет души слетаются разные люди, найдутся и те, кто захочет его загасить. Береги молодую ведунью, конунг. Она все просит отпустить ее побродить по острову, посмотреть, что тут есть из трав. Только одной ей идти нельзя, а я и рад бы, да в попутчики не гожусь.

– Раз так, найду ей провожатого, – пообещал конунг. – Пусть ходит, где пожелает.

Вечером Эйвинд велел позвать к себе Халльдора. Хотел узнать у названного брата, что ему ответила словенская девчонка.

– Сказала и да и нет, – с досадой проговорил Халльдор. – Нельзя, мол, младшей сестре выходить замуж прежде старшей.

– Глупый обычай, – рассудил Эйвинд конунг. – Так можно и счастье свое упустить. Но, если нужно, найдем мужа и старшей сестре. Может, кто из хирдманнов захочет ее взять.

Халльдор задумался.

– Один из твоих кормщиков, Лодин, поглядывал на нее. Сказал, будто девчонка похожа на его умершую жену.

Ночью Долгождане не спалось. Она лежала в темноте с открытыми глазами, вспоминала слова, сказанные Асбьерном, и недавний разговор с Лив. Что было правдой, а что ложью, ведали одни лишь боги, и доля, выпавшая Любомире, стала казаться до боли завидной. Ее-то, свободную, никто принуждать не станет, ни силой, ни тем более колдовством…

Намаявшись под теплым одеялом, девушка тихонько спустила босые ноги на пол, встала и бесшумно вышла из дома в прохладную летнюю ночь. Небо смотрело на нее несчетным числом сияющих глаз. Дома она любила глядеть на звезды, все ждала – вдруг упадет одна? Значит, суженый к ней торопится, знак подает.

В тишине со стороны дружинного дома донеслись голоса. Любопытная Долгождана тенью подобралась поближе. Прислушалась.

– Чем я плоха, Асбьерн? Разве я не отдала тебе всю себя? Или тебе разонравились мои ласки?

На задворках дома Лив плющом обвивала темноволосого ярла, гладила его по щеке, заглядывала в глаза. Но он не склонился, чтобы поцеловать ее. Лишь отцепил обнимавшие его руки и сказал негромко, но твердо:

– Иди спать. Поздно уже.

Девушка отшатнулась, заговорила сердито:

– Знаю я, о ком ты день и ночь думаешь! Вернулся от словен сам не свой, будто подмененный! Только зря надеешься: не взглянет она на тебя, близко не подойдет!

– Лив! – Голос ярла резанул, точно клинок. Даже почудилось, будто в ночи вспыхнуло острое лезвие. – Уходи.

Медноволосая красавица всхлипнула, бросилась прочь, растирая ладонями слезы. Пробежала мимо Долгожданы и не заметила ее, вжавшуюся в стену.

Этой ночью княжне пришлось еще долго смотреть на звезды, пока Лив не наплакалась вдоволь и не затихла. Зато сморило сразу, едва согрелись под одеялом озябшие ноги. И то хорошо.

Йорунн приснился странный сон. Она видела в доме маленьких, носатых человечков с темными сморщенными лицами и длинными спутанными волосами. Одни носили платья из листьев, другие были в смешных штанах. Человечки приплясывали, шлепая босыми ногами по полу, мельтешили, дергали Йорунн за косу, щекотали и толкали. Впору бы рассердиться да прогнать их именем светлых богов, но, взглянув в их черные, блестящие озорством глаза, Йорунн вдруг поняла, что шкодники не хотят причинить ей зла, и улыбнулась. «Не боится! Не боится! – радостно запищали-заскрипели человечки. – Вот чудная!»

– Что вам нужно, славные? – спросила ведунья.

«Славные! Она нас славными назвала! Может, и просьбу нашу выполнишь?»

«Уговори людей уйти! Житья от них нет! Раньше остров был только наш, мы спокойно здесь жили. А теперь люди везде!»

«И им тут плохо, и нам! И еще хуже будет, если нас не послушаешь!»

– Некуда им идти, – вздохнула Йорунн.

«Как некуда? Есть острова другие! Пусть к западу плывут. Там пусто. Там хорошо! Лучше, чем здесь!»