Берегини

После краткого раздумья Эйрик Тормундссон произнес:

– Что ж, тогда пусть люди Эйвинда конунга переселяются к нам. Рикхейму и помощь нужна и защита. Только скажи побратиму, чтобы обиды не было: мы под твою руку встанем и вождем признаем тебя одного. Больше никто на этой земле не нарушит волю богов.

– Быть посему, – ответил Асбьерн. – А я не предам тех, кто поверил мне. Обещаю.

И крепко обнял Эйрика.

Все, что спряла Долгождана за вечер, вновь оказалось испорчено. Унн, не скрывая досады, размотала клубок, и добротная шерстяная нить распалась на короткие, в четверть локтя, обрывки. Из такой уже ничего не свяжешь, разве что на штопку пустить.

– Мы с Фрейдис вместе сидели за работой, – вступилась за девушку Хельга. – И я видела, что нить была целой!

– Я тоже видела, – подала голос Лив.

Арнфрид взяла из рук матери пряжу, оглядела ее и сказала:

– Такое бывает, если клубок протыкают ножом с разных сторон.

Долгождана растерянно посмотрела на нее. Потом справилась с нахлынувшим было стыдом и проговорила:

– У нас бы подумали, что домовой пакостит. Он, если кого невзлюбит, вредничать начинает.

– О словенских духах-хранителях дома я слышала от мужа, – сказала Унн. – И он говорил, будто эти духи не любят тех, кто работает кое-как.

Долгождана опустила глаза. Что ж, пусть упрекают в нерадивости, она-то лучше знала, чем провинилась перед здешним домовым. Все в этом доме любили синеглазого ярла, и теперь незримый хранитель мстил ей одной за то, что возомнила себя особенной, не ответила на любовь Асбьерна, не пошла, неблагодарная, его провожать. А случись с ним в дальнем краю беда – станут ли другие оберегать ее так же, как он? Или вспомнят, что она простая рабыня, которую вовсе не обязательно о чем-либо спрашивать или жалеть…

– Не плачь, – уже мягче проговорила Унн. – Люди здесь не верят в домовых, они верят в ниссов[14 - Ниссы – в скандинавской мифологии – помощники, добрые духи дома, вроде славянских домовых.] и двергов[15 - Дверги (или цверги, черные альвы) – горные духи, труженики, хранители кладов и сокровищ, внешне обычно не слишком приятные.] – темных альвов, которые, по слухам, те еще озорники. Сходила бы ты к Хравну да узнала, как их отвадить.

Унн забрала корзину с пряжей и вышла во двор. Долгождана догнала ее уже возле длинного дома.

– Госпожа! – окликнула она хозяйку. Та обернулась, и девушка осмелилась спросить ее: – Госпожа Уинфрид, а кто такие альвы?

– Там, где я родилась, – ответила Унн, – альвами называли лесных духов, живущих в королевстве Альвхейм, которое не дано увидеть человеку. Эти духи обликом прекраснее, чем солнце – высокие, стройные, с яркими глазами цвета неба или весенней листвы. Говорят, альвы знали колдовские секреты и повелевали силами природы, и часто бывало так, что своей красотой они пленяли сердца смертных мужчин и женщин. – Она улыбнулась и добавила шепотом: – В семье Асбьерна верили, что один из его далеких предков взял в жены дочь бессмертного альва. Может, и так, ведь в роду МакГратов все были очень красивы. Правда, никто из них не умел колдовать.

– Говорят, ярлу всегда и во всем сопутствует удача, – сказала Долгождана. – Это ли не колдовство?

Унн снова улыбнулась и погладила девушку по щеке:

– Боги любят Асбьерна за храброе сердце и чистую душу, оттого и благоволят ему. Верю, что однажды и златокудрая Фрейя, которой он тщетно возносит молитвы, одарит его своей милостью.

На седьмой день после того, как снекка Асбьерна ушла в море, на горизонте показались полосатые паруса кораблей датского хёвдинга Вилфреда.

Этого гостя давно ждали в Стейнхейме, поэтому стали готовиться к встрече. Рабыни и жены варили ячменное пиво, пекли хлеб, натопили баню и по совету Йорунн запарили в чане душистые травы, чтобы потом плескать на раскаленные камни.

Эйвинд конунг велел своим хёвдингам собрать оружие и запереть его в сундуках. И напомнил воинам, чтобы вели себя достойно: не мешали гостям веселиться, но и не позволяли никого обижать.

– Датчане пробудут у нас недолго, – сказал он. – Им нужно успеть домой до праздника Мидсумар. Так пусть они потом всем рассказывают, что нигде их не принимали так хорошо, как в Стейнхейме!

Датских кораблей было три: черный драккар Вилфреда хёвдинга и два кнорра, один большой, другой поменьше. Их встретили на берегу приветственными криками и живо поднесли сходни, едва только лодьи уткнулись в прибрежный песок. И вскоре Вилфред хёвдинг по прозвищу Скала с радостным смехом обнимал и хлопал по плечам Эйвинда конунга и многих других, кого хорошо знал.

– А ты все не меняешься, Вилфред, – сказал датчанину Ормульв. – Только седины больше стало. Одно слово – Скала!

Хёвдингу было уже больше пятидесяти зим, и у себя на родине он слыл великим воином. Сам датский конунг прислушивался к его советам.

– В этот раз я решил взять с собой старшего сына, Инрика, – сказал Вилфред. – Помнишь его, Эйвинд? Он привел для тебя кнорр, как и было условлено.

Высокий русоволосый воин в богатом плаще сбежал по сходням и подошел к ним. Последний раз Эйвинд видел Инрика еще мальчишкой и заметил, что с годами тот все больше становится похож на отца. Будет кому продолжать славные деяния рода.

– Рад тебя видеть, Эйвинд конунг, – проговорил сын хёвдинга. – Хочешь осмотреть свой новый корабль?

– Плох тот хозяин, который сразу начинает говорить о делах, – улыбнулся Эйвинд. – Завтра погляжу на кнорр, а пока смойте с себя усталость и приготовьтесь пировать до тех пор, пока не стемнеет!

В честь прибытия датчан собрали богатый пир. Едва закончили накрывать столы, Унн велела Фрейдис и младшим девчонкам возвращаться в женский дом и не выходить оттуда без ее позволения. А чтобы без дела не сидели, выдала им по плоской деревянной игле да по клубку шерсти – рукавицы вязать.

Прочие рабыни остались прислуживать на пиру. Осталась и Ольва, привыкшая сидеть на таких праздниках рядом с Иваром и Унн. А Зорянку-Сванвид никто и спрашивать не стал: место невесты – рядом с женихом, особенно если жених – младший брат конунга. Датчане разглядывали ее, кивали, поглаживая усы, – хороша! – а робкая Сванвид сидела, словно примороженная к скамье, и мечтала только об одном: сбежать оттуда да поскорее.

Йорунн тоже хотела остаться – здешние пиры были для нее в диковинку, но приковыляла Смэйни, заохала, мол, с утра спину ломит, отвару бы целебного испить. Да еще попросила девушку заварить травы для Хравна – старика опять мучил кашель, и сказала, что Сигрид принесла маленькую Эсси: нездоровится девчонке, застудили, кажется.

– Ну и дела! – всплеснула руками Йорунн. – Пойдем тогда скорее, матушка.

В это время в дружинный дом как раз входил Эйвинд конунг, а с ним датский вождь и его сын. Ведунья с улыбкой поклонилась им и быстро выскользнула за дверь. Инрик проводил ее взглядом.

– Эйвинд, кто эта девушка? – спросил он.

– Которая? – рассеянно отозвался конунг.

– Темноволосая красавица, – объяснил Инрик. – Только что мимо прошла.

– Ее зовут Йорунн, – коротко ответил Эйвинд. И больше ничего добавлять не стал.

Праздник удался на славу, и Вилфред хёвдинг то и дело брал в руки звонкую арфу или лангелейк[16 - Норвежский струнный музыкальный инструмент, напоминающий русские гусли.], чтобы сказать о гостеприимстве и щедрости хозяина Стейнхейма. Про него не зря говорили, что он умел лучше многих слагать висы[17 - Короткая хвалебная песнь у скандинавов. Может рассказывать о поединке, сделке, свидании, краже, случайной встрече, о сновидении и пр.] – ни у сына его Инрика, ни у Эйвинда не выходило так хорошо, как у Вилфреда Скалы. Мог с ним поспорить разве что Асбьерн, и хёвдинг не раз пожалел о том, что ярла сейчас не было с ними.

Девять зим назад он и его люди помогли молодому Артэйру отомстить за погубленную семью, наказать разбойников и предателей. Вилфред поначалу не очень-то доверял мальчишке-скотту, который собрался натравить его викингов на одного из хьяльтландских эрлов и захватить принадлежавший ему замок. Датский хёвдинг не хотел вмешиваться в междоусобные войны и не стал бы слушать того, кто надеялся на победу, оплаченную чужой, купленной кровью. Но молодой эрл и его люди вызвались идти в бой наравне со всеми, а сам Артэйр показал себя отчаянным храбрецом, решив потайными ходами пробраться в замок и открыть ворота людям Вилфреда. И когда ему это удалось, хёвдинг подумал, что было бы неплохо, если бы у его подрастающего в Готланде сына появился такой смелый и хитроумный наставник. А увидев, как сражается Артэйр МакГрат и как падают враги, сраженные его мечом, он решил предложить юноше отправиться с ним в Готланд и назваться одним из его сыновей. Даже новое имя ему придумал: Асбьерн, Медведь Богов.

Он еще не знал тогда, что Артэйр и Эйвинд уже совершили обряд побратимства, призвав в свидетели северных и хьяльтландских богов. И что молодой эрл, понимая, что после учиненной им расправы будет объявлен вне закона, принял решение плыть вместе с Эйвиндом и Ормульвом на остров Хьяр. Вилфред не стал его отговаривать – Артэйру и без того было известно, что впереди его ждет нелегкая жизнь, потому он не позвал с собой никого из своих людей. Но нашлись те, кто по собственной воле ушел с молодым вождем. Среди них были братья Фарланы – Бирк, Стин и Роари, и, конечно же, Уинфрид с маленькими дочерьми.

Придуманное хёвдингом имя пришлось по душе молодому скотту. И после того, как Артэйр МакГрат навсегда простился с эрлом Рейбертом и с родиной своих предков, на палубу датского корабля поднялся побратим Эйвинда Торлейвссона, викинг по имени Асбьерн, которого позже люди прозвали Счастливым.

Для дорогих гостей Эйвинд велел открыть один из бочонков с вином, и Халльдор не замедлил угостить заморским напитком свою невесту. Зорянке вино понравилось больше, чем пиво, только с непривычки девушка быстро захмелела и, забыв о смущении, стала поглядывать по сторонам, смеяться удачным шуткам и не убрала руку Халльдора, когда тот в очередной раз обнял ее.

Гости веселились от души. Соскучившиеся по женской ласке хватали пробегавших мимо пригожих рабынь, сажали их за стол, угощали пивом и сыром, а потом тянулись поцеловать. Один из датских хирдманнов поймал за руку Весну, разливавшую пиво, подвинулся на скамье, освобождая место рядом с собой. И тут же почувствовал тяжелый взгляд человека, сидящего напротив. Лодин не стал ничего говорить, просто смотрел – и датчанин, годившийся ему в сыновья, замешкался, отвел глаза и выпустил руку девушки. Перепуганная Весна торопливо наполнила его рог и поспешила дальше. Но теперь если кто-то пытался обнять ее или усадить себе на колени, она поворачивалась, ища взглядом Лодина, и воины оставляли ее в покое.

Ольва на пиру почти не брала в рот хмельного, и Лейдольв, заметив это, сказал:

– Женщины не пьют, если боятся, что пиво заставит их выдать сердечные тайны.

– Или если просто не хотят пить, – отозвалась девушка. Но насмешник не унимался:

– Признай, что опасаешься во хмелю сказать при всех, что я нравлюсь тебе, и наброситься на меня с поцелуями!