Лето придёт во сне. Запад

Бранко подался было назад, но сразу как-то обессиленно замер. Я его понимала, сама чувствовала себя кроликом под неподвижным взглядом удава.

Молодчики, а их оказалось ни много ни мало – четверо, обошли нас с Бранко с двух сторон и встали, отрезая пути к отступлению. Только тогда я увидела, что Роман Ильич как ни в чём не бывало стоит у приоткрытой дверцы своей машины и добродушно щурится на солнечные лучи.

– Роб! – позвал его Бранко. – Что происходит?

Тот слегка развёл руками:

– Прости, Бран! Ты сам сделал этот выбор, когда уехал и сказал, что отныне я тебе никто. А за постороннего я впрягаться не стану. Так что ничего личного, только забота о собственных интересах.

Кажется, до Бранко не сразу дошёл смысл сказанных слов, он молчал несколько долгих секунд и лишь потом как-то беспомощно выдохнул:

– Подонок…

– Нет, – почти весело возразил ему Роман Ильич. – Деловой человек.

С еле слышным щелчком приоткрылась задняя дверца чужого автомобиля. Из неё показалась нога в блестящем кожаном ботинке и отутюженной брючине. Затем украшенная массивным перстнем рука взялась за край дверцы. И, прежде чем на свет показалось всё остальное, я уже знала, кто это. Словно из зловещей машины пахнуло солёным морским ветром и запахом дорогого алкоголя вперемешку с дымом сигар. Словно донёсся до ушей шум волн, разбивающихся о скалистый берег Русалкиной ямы.

Оазис догнал меня.

И я не попыталась убежать или хотя бы позвать на помощь, когда увидела направляющегося к нам Бурхаева.

Глава 5

Подвал

Под самым потолком светилось окошко, и в него заглядывал кусочек серого рассветного неба с одинокой тускнеющей звездой. На окне не было решётки, но это не имело значения – через него не протиснулась бы и кошка, скорее вентиляционное отверстие, а не окно. И слишком высоко. Пожалуй, встань я на плечи Бранко, дотянулась бы, но зачем? Кричать, звать на помощь бессмысленно, слишком велика территория, окружающая дом (усадьбу, виллу?) в подвале которого нас заперли. Ни до кого не докричишься.

Я в очередной раз машинально дотронулась ладонью до того, что осталось от моих волос, подтянула колени к груди, свернулась калачиком, прижавшись спиной к также сиротливо свернувшемуся Бранко, пытаясь хоть немного согреться. Никаких одеял или одежды нам, конечно, не дали, спасибо хоть здесь оказались деревянные поддоны и не пришлось спать на земляном полу. А под утро в сыром подвале стало не просто зябко – холодно. Но я в глубине души даже радовалась этому. Холод не давал возможности думать, сводил моё существование до границ трясущегося тела, не позволяя мыслям уходить за его пределы, уходить и возвращаться, принося с собой невыносимое чувство вины за совершённое вчера предательство.

Бранко едва слышно застонал во сне. Ему тоже досталось, и наверняка пережитый ужас ещё долго будет тревожить его по ночам. Только Белёсый дрых как сурок, время от времени оглашая подвал громовыми всхрапами.

Я покосилась на него с ненавистью. Конечно, такого мерзавца и пугать не пришлось, сам всё рассказал. Наверное, ещё и порадовался возможности насолить людям, которые держали его на крючке! Только интересно, он всерьёз рассчитывает, что теперь его отпустят отсюда на все четыре стороны?

Ещё раз с тоской посмотрев на заглядывающую в подвальное окошко лучистую звезду, я закрыла глаза, в сотый раз пытаясь уснуть, чтобы дать хоть немного покоя измученному разуму. Но разум не хотел покоя, вместо этого вновь и вновь возвращая меня во вчерашнее утро, как будто это могло что-то изменить…

– Ну, здравствуй, – молвил Бурхаев, вперив в меня холодный испытующий взгляд. – Вот и свиделись. А ты молодец! И от Ховрина ушла, и от Карла ушла – только вот от меня ещё никому не удавалось уйти.

Я безнадёжно смотрела на него, сжимая в кармане Яринкино письмо. Разум отказывался осознавать происходящее. Два абсолютно чуждых друг другу мира, приют и Оазис, не могли, не должны были соприкоснуться! Появление Бурхаева здесь, возле моего леса, казалось таким же абсурдом, как если бы вдруг в Оазис нагрянули Агафья или батюшка Афанасий. Поэтому я не задумалась ни о том, что могло понадобиться от меня отцу Яна, ни о том, как он сумел нас разыскать. Не попыталась убежать или хотя бы ответить на его ехидное приветствие. Просто стояла и смотрела. Бранко тоже стоял и смотрел, но не на Бурхаева, а остановившимся взглядом – в пустоту.

Не дождавшись от нас никакой реакции на своё эпатажное появление, Бурхаев заметно поскучнел. Его лицо приняло брюзгливое выражение, он раздражённо бросил в пространство:

– Обыщите их! – и сложил руки на груди, ожидая выполнения своего приказа.

Мне на плечи, пригвождая к месту, тут же легли тяжёлые лапы одного из молодчиков, другая пара лап принялась деловито и со знанием дела шарить по телу. Через несколько секунд мою руку выдернули из кармана и, легко разжав отчаянно стиснутые пальцы, отобрали Яринкино письмо. Я попыталась выхватить его, закричать, взмолиться – что угодно, лишь бы вернули то, что на данный момент было для меня средоточием всего сущего. Ведь им-то оно совсем не нужно!

Но оказалось, что очень нужно. Не меньше, чем мне.

Бурхаев жадно выхватил письмо из рук поспешившего к нему охранника, развернул, забегал взглядом по строчкам. Задумался. Перечитал ещё раз. И перевёл взгляд на меня, удовлетворённо улыбаясь.

– Вот спасибо, хорошо! Вот как всё чудесно сложилось, а? Я. Я. – это твоя подруга Ярина, правильно? Бегляночка наша рыженькая. А значит, с ней и мой сынок, где же ему ещё быть, олуху? Я знал, что ты меня к ним приведёшь. Если бы ваша жадная овца Ирэн отдала тебя мне, а не дураку Ховрину, не пришлось бы и время терять. Но ты молодец, молодец, и от Ховрина ушла, и от Ирэн ушла…

Он бормотал что-то ещё, снова глядя в письмо, бережно разглаживая его пальцами, но я уже не слушала. Внезапно всё встало на свои места. Опасаясь Ховрина, я совсем забыла о том, что у меня есть ещё один враг! И если Ховрин хотел лишь отомстить за унижение, которое пережил по моей вине, то отец Яна обладал куда более весомыми мотивами для нашей встречи. Глупо было думать, что он оставит попытки найти и вернуть блудного сына в родные пенаты. А заодно наказать тех, кто способствовал его проступку.

Вдали показалась машина. Сияя солнечными бликами на лобовом стекле, мчалась в нашу сторону. У меня мелькнула наивная надежда на то, что это, как в хорошем кино, к нам с Бранко мчится помощь. Представился Ральф, такой, каким он был, когда ворвался в кабинет Ирэн, где я оказалась в ловушке между ней и Бурхаевым. Ральф с холодным взглядом почерневших глаз, весь словно вибрирующий от еле сдерживаемой ярости.

Но машина пронеслась мимо, не снижая скорости. Зато встрепенулся Бурхаев, до сих пор, словно под гипнозом, не сводящий глаз с Яринкиного письма.

– Так, ладно, – бросил он своим рыбоглазым молодчикам, – давайте этих в машину, продолжим наш разговор в более спокойном месте.

Тяжёлые лапы, что до сих пор лежали на моих плечах, сжались. Я, почти повиснув в воздухе, стремительно переместилась с обочины в услужливо распахнутую заднюю дверцу чёрного автомобиля. И, не успев даже толком сообразить, как это произошло, уже сидела между одним из бурхаевских здоровяков и им самим, совсем как три дня назад в машине Ховрина. И от этого зловещего совпадения почувствовала себя совсем уж беспомощной, как в одном из тех замкнутых в кольцо кошмарных снов, когда снова и снова повторяется одна и та же жуткая ситуация, из которой не можешь вырваться, как не можешь и проснуться…

Бедолаге Бранко места в машине не осталось, и его, недолго думая, запихнули в багажник. Бранко не возражал, он вообще вёл себя вполне достойно, невозмутимо смотрел поверх голов, не издал ни звука и не удостоил никого взглядом – даже Романа Ильича. А вот тот, напротив, смотрел на Бранко неотрывно, и было в его глазах, как мне показалось, неподдельное сожаление.

Севший за руль молодчик рванул с места так, что меня вжало в спинку сиденья, мягкого как пух. И пусть я совершенно не разбираюсь в автомобилях, но по ощущениям машина Бурхаева была даже лучше и дороже, чем у Ховрина или Роба.

На этот раз путешествие длилось дольше. Пустынная дорога возле приюта осталась позади и сменилась оживлённой трассой, потом – многополосным шоссе, где мы мчались в окружении сотен других машин, сотен других людей, ни одного из которых я не могла позвать на помощь. Пару раз мелькнула мысль сделать ход конём, повторить свой коронный номер с неожиданным выкручиванием руля в пропасть! Только где здесь пропасть? Хотя, наверное, можно неплохо разбиться и на шоссе, среди плотного потока автомобилей, только как быть с Бранко? Честно ли будет принять такое решение и за него тоже? Но, пока я предавалась этим размышлениям, вопрос решился сам собой. Машину слегка тряхнуло, я пошевелилась в попытке сесть поудобнее, и тут же тяжёлая ручища бурхаевского громилы легла мне на плечо, впечатала в сиденье и больше уже не отпускала. Похоже, цепные псы у отца Яна были натасканы получше ховринских.

А сам Бурхаев всю дорогу молчал, в отличие от того же Ховрина, начавшего меня кошмарить с начала пути. И молчание это было страшнее любых угроз. Украдкой, искоса, я поглядывала на Яринкиного мучителя и всё больше убеждалась, что он по-настоящему, без капли притворства спокоен, уверен в себе и полностью удовлетворён происходящим. В конце концов, не выдержав испытания тишиной и неизвестностью, я заговорила сама:

– Куда вы нас везёте? Что вам от меня нужно?!

Ответа не последовало, только лапа рыбоглазого молодчика сжала моё плечо сильнее. Я не обратила на это внимания.

– Почему бы вам просто не оставить в покое и меня, и Яна? Ваш сын уже взрослый, он сам может решить, как жить!

Это подействовало. С жабьего лица Бурхаева слетело равнодушие, он повернулся ко мне, злобно сузив глаза:

– Решать, как жить, украв мои деньги?! Бросив и опозорив семью ради шлюхи?! Да я вас, щенков, всех одной кучей в асфальт закатаю, а сверху танком проедусь!

– Вы всё равно их не найдёте! – Я сменила тактику. – Я ничего не поняла в этой записке, не знаю, где они!

Бурхаев дребезжаще рассмеялся:

– Врёшь, пройдоха! Я же видел, как ты из леса вышла – улыбалась до ушей, цвела и пахла! С чего бы?.. Так что всё ты поняла и всё мне расскажешь, не сомневайся.

Я хотела промолчать, но не смогла. Почему-то хотелось разговаривать с Бурхаевым, это казалось безопаснее молчания.

– Отпустите хотя бы Бранко! Он здесь ни при чём.

– Ну нет, вот он-то мне в ближайшее время как раз очень пригодится. – При этих словах отец Яна усмехнулся так зловеще, что я не нашлась с ответом, и остаток пути мы проделали в тишине.

Солнце уже успело подняться в зенит, когда машина затормозила у ворот очередного роскошного особняка, которые что-то зачастили в моей жизни. Но если дом Роба-Романа походил на белоснежный дворец, то здесь был скорее готический замок. Строение из тёмного камня с узкими высокими окнами, в окружении тенистых деревьев и глухого каменного забора.

Меня выволокли наружу. Щурящегося от света Бранко извлекли из багажника.

– В подвал их! – распорядился Бурхаев, направляясь к дому. – Я сейчас подойду.

Так я и оказалась в подвале с единственным крохотным окошком под потолком, с наваленными у стены деревянными поддонами и двумя ржавыми железными стульями, о предназначении которых узнала незамедлительно. К ним бравые ребята пристегнули нас с Бранко наручниками, так что скованные руки оказались за холодными и твёрдыми спинками стульев.