Лето придёт во сне. Запад

– Обещаю.

– Тогда, может, подождём немного?

И мы немного подождали. Потом ещё немного. И ещё чуть-чуть. Созвездия уже заметно сместились по небосклону, но не уронили ни одной звезды, и дальше тянуть стало нельзя. Мы поняли это одновременно и поднялись с разочарованными вздохами.

– Ну что, поплыли? – спросила Яринка так небрежно, будто загорала на одном из пляжей Оазиса и собиралась слегка окунуться перед обедом.

– Сейчас…

Сложенные вещи виднелись неподалёку неряшливой кучкой. Я подошла, опустилась на колени, и погладила куртку Дэна, расправила на ней складки. Может быть, когда Михаил Юрьевич вернётся сюда, он возьмёт её? Не хотелось думать, что вещь моего любимого, ставшая вдруг ненужной, будет размокать под дождями и покрываться пылью, пока не превратится в выцветшее ничто.

– Может, когда-нибудь мы ещё будем здесь и всё заберём, – утешающе предположила Яринка, что было сродни моему недавнему обещанию звездопада.

– Конечно, – покорно кивнула я и, пристроив куртку, как мне показалось, поудобнее, в последний раз погладила прохладную ткань, ещё хранившую запах Дэна.

Теперь Пчёлка. Что касается неё, то тут мне, напротив, совершенно не хотелось, чтобы чужие руки – неважно даже, будут это руки Михаила Юрьевича или кого-либо другого – брали моё оружие, натягивали звенящую тетиву, взводили спусковой механизм, нажимали на курок… Поэтому я решила оставить Пчёлку своему идеальному парню. Бросить в воду с того самого места, откуда он сорвался. Пусть она опустится на дно и навсегда останется рядом с ним, как частичка меня…

Арбалет мирно лежал в сумке с той минуты, как оранжевая лодка удалилась на безопасное, с моей точки зрения, расстояние. И теперь я, оттягивая неизбежное (и какое уже сегодня по счёту?) прощание, принялась поглаживать сумку, как до этого – куртку Дэна. Руки скользили по бархатной замше, ощущая сквозь неё изгибы и углы моей Пчёлки, так и не сделавшей своего решающего выстрела. Скользили – и вдруг нащупали что-то чужеродное. Что-то маленькое и твёрдое в одном из боковых карманов.

Расстегнув его, я обнаружила стеклянный пузырёк. Пузырёк, который отдал мне Бранко, когда мы прощались на ночном перроне Иркутска и который я закинула в сумку, спеша успеть на отправляющийся поезд! Пузырёк с жидкостью, способной удалить с моего лица уродливое пятно, маскировку, под которой последние недели прятались пушистые сосновые лапки, нарисованные моим сербским другом. И что-то там было ещё, под пузырьком. Что-то вроде плотной бумаги или картона. Но на это я не обратила внимания, обрадованная внезапной находкой.

– Ярина!..

В походной аптечке деда Венедикта нашлась вата. В вещмешке – фонарь. Под его жёлтым светом подруга с нешуточным энтузиазмом тёрла мою щёку, которая уже горела, как от пощёчины. Но эту боль я принимала с радостью. Не могу сказать, будто огромный нарисованный невус сильно напрягал меня (были проблемы поважнее), но сейчас в избавлении от него мне виделась некая символичность. Добрая примета. Совсем скоро я покину Русь, о чём мечтала долгих четыре года, почти треть своей жизни. Я переправлюсь на территорию бывшего Китая, и железный занавес наконец опустится за моей спиной. А значит, мне больше не нужно прятать лицо и ни от кого скрываться.

– Всё, – довольно сказала Яринка, светя на меня фонариком. – Как новенькая!

– Спасибо. – Я осторожно прикоснулась к щеке – её нещадно жгло. Но ничего: прохладная речная вода скоро остудит воспалённую кожу.

Подруга выпрямилась, размахнувшись, бросила опустевший пузырёк через перила моста в темноту (он еле слышно булькнул далеко внизу) и снова спросила:

– Ну что, поплыли?

– Сейчас. – Я вспомнила о неопознанном предмете, что нащупала в кармане сумки Ральфа. Что-то, похожее на бумагу. Может, деньги? Эта мысль была совершенно глупой – мы с Дэном перерыли сумку ещё в поезде, и я точно знала: никаких денег Доннел мне не передавал. Да и какой прок нам сейчас от них?

– Ярин, посвети!

Денег в кармане сумки, разумеется, не оказалось. Но там было письмо Ральфа. То самое, которое я выкинула под дождь, в разбитое окно бывшего торгового комплекса, желая этим показать Дэну, что прошлое осталось в прошлом и я не хочу никаких вестей оттуда. Тот же конверт из некогда белой плотной бумаги, теперь свёрнутый вдвое и заляпанный грязью, в которую он упал.

Упал, но был поднят. Кем?

Ну конечно же, им – моим идеальным парнем, поставившим мою безопасность выше своих чувств. Дождавшимся, пока я усну в его объятиях на диванчике фуд-корта, спустившимся посреди ночи на улицу. Каким-то чудом нашедшим в слякотной темноте размокшее письмо и вернувшим его мне даже после своей смерти.

Мой страшный сон той ночью, сон, в котором я проснулась одна, не был сном. Я действительно просыпалась – и действительно не обнаружила рядом Дэна, потому что как раз в это время он бродил под окнами фуд-корта, светя себе под ноги фонарём и пытаясь найти то, что, по его мнению, найти было необходимо. Поэтому он подобрал брошенную мною сумку Ральфа, даже когда за нами по пятам шла погоня и на счету была каждая секунда. Поэтому нёс её всю дорогу. И поэтому не позволил упасть с моста вместе с ним, потратив на это единственный миг, которым мог бы воспользоваться для попытки спастись.

Зачем?!

Я не сразу поняла, что Яринка схватила и держит меня за руки, которые комкают злосчастный конверт, пытаются порвать его, уничтожить, хоть так отомстить судьбе за мою горькую потерю. Голос подруги долетал до меня издалека, её лицо, освещённое сбоку брошенным на дорогу фонарём, расплывалось перед полными слёз глазами.

– Дайка, перестань! Успокойся! Что это у тебя?!

Она сумела выцарапать конверт из моих скрюченных пальцев и отскочила в сторону.

– Что это?! Откуда?

Я рухнула на асфальт, обхватила голову руками, зарыдала, раскачиваясь из стороны в сторону. И сквозь эти рыдания начала рассказывать подруге, единственному оставшемуся у меня близкому человеку, обо всём, только что мною понятом.

Яринка сначала слушала в отдалении, потом, на всякий случай убрав мятый конверт в карман, подошла, присела рядом со мной, стала гладить по отрастающему ёжику волос. Сказала, дождавшись, пока мои всхлипы начнут стихать:

– Если Дэн поступил так, значит, хотел этого. Уважай его выбор.

– Заче-е-ем? – проскулила я, утыкаясь ей в плечо. – Мне не нужно письмо… Мне нужен он!

– Наверно, в письме что-то очень важное, – предположила подруга. – Настолько важное, что…

Она не договорила, но я и так поняла: настолько важное, что Дэн счёл нужным пожертвовать собой, лишь бы сохранить конверт.

– Дэн бы точно не хотел, чтобы ты порвала письмо, – заключила Яринка, строго заглядывая мне в глаза. – Ведь тогда получится, что он умер напрасно.

Я жалко кивнула. Она права. Мой идеальный парень заслуживает, чтобы его жертва не пропала зря. Он заслуживает намного большего, но всё, что я могу сейчас для него сделать, – это прочитать, наконец, письмо Ральфа. Тем более я ему обещала. В гостиничном номере Красноярска обещала сделать всё ради своего спасения, даже обратиться за помощью к Доннелу. Неужели Дэн уже тогда каким-то образом знал, что сам помочь мне не сможет?

Яринка села напротив меня, подвинула фонарь так, чтобы между нами легло пятно света. И зашуршала бумагой, разглаживая и распрямляя извлечённый из конверта некогда белый, а теперь весь в грязных разводах лист, исписанный рукой Ральфа. Потом протянула его мне, но я затрясла головой:

– Нет! Читай ты, я не хочу…

К счастью, мне не пришлось объяснять подруге, что, начав читать письмо от другого мужчины, письмо, доставшееся мне такой страшной ценой, я буду чувствовать себя предательницей – Яринка поняла это сама и не стала настаивать. Кивнула, склоняясь ближе к фонарю.

– Здравствуй, Лапка…

– Что?!

– Это Доннел пишет: «Здравствуй, Лапка. Если ты это читаешь, значит, не захотела возвращаться в Москву с Бранко и Ирэн. Я ожидал этого, и, зная, что вы держите путь в Благовещенск, передаю…»

Голос Ральфа зазвучал у меня в голове, заглушая Яринкин, и я снова затрясла головой:

– Нет, не надо вслух! Прочитай сама, а потом просто перескажи. Своими словами!

И подруга замолчала, быстро скользя взглядом по строчкам и чуть шевеля губами в такт уже неслышным мне словам. Её брови поднимались всё выше, руки, сжимающие письмо, начали заметно подрагивать. А закончив чтение, она подняла голову, но посмотрела не на меня, а на тонущий в темноте китайский берег. Посмотрела огромными немигающими глазами, в которых отразились звёзды.

– Ну, что там? – не выдержала я, когда странное молчание затянулось, но и тогда Яринка ответила не сразу. А когда наконец заговорила, её голос звучал сдавленно, словно подруга еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Или не засмеяться.

– Мы на Западе, Дайка! Мы уже почти на Западе!

– Что? – Я опасливо покосилась на бумажный лист в её вздрагивающих руках. – Чего он там наплёл? Какой Запад?

– Наш! – Яринка всё-таки засмеялась. – Вот ведь как бывает – едешь на Восток, а приезжаешь на запад!

– Да какой, к чертям, Запад?! – Я уже кричала. – Можешь ты объяснить нормально?