Лето придёт во сне. Запад

– А Пчёлку?

Моё равнодушие исчезло, снова уступив место горечи. Бросить Пчёлку? Пчёлку, вернувшуюся ко мне через время и расстояние, так и не сделавшую своего решающего выстрела? Чуть-чуть не сделавшую.

– Здорово я их прогнала? – вырвалось у меня совершенно детское хвастовство, но Яринка не засмеялась.

– Здорово. Главное, чтобы не вернулись.

Мы помрачнели, потому что несколько часов назад, отступая к краю моста, Михаил Юрьевич пообещал именно это.

– Если и вернутся, то не сегодня, – попробовала я успокоить её. – На надувной лодке сюда больше не сунутся, а где найдут другую?

– Я уже всего ожидаю, – устало и безнадёжно ответила подруга. – До сих пор не верится, что они… так…

Когда Михаил Юрьевич рассказал о сделке с Бурхаевым и о дальнейшем их сотрудничестве, я сначала ничего не поняла, будто даже не услышала. В моих глазах он всё ещё был жертвой пыток, человеком, которого жесточайшим образом вынудили совершить предательство. Я даже сочувственно спросила:

– Так это он вас… заставил? Бурхаев?

Михаил Юрьевич отвёл глаза:

– Нельзя сказать, что заставил. Просто выбора не было. Точнее, был, но очень уж неприглядный. Я взрослый и трезвомыслящий человек, девочки, а жизнь такая штука, что часто приходится идти на компромисс.

И это я тоже уже слышала недавно, только не могла вспомнить, где и от кого.

– Хорошо, пусть вы рассказали о нас! – Я не видела подругу, но чувствовала исходящие от неё волны плохо сдерживаемой ярости. – Но о каком сотрудничестве вы говорите?! Какое сотрудничество может быть с этим… с этим…

Пока Яринка подбирала слово, должное как можно точнее охарактеризовать Бурхаева-старшего, сухо заговорила Дульсинея Тарасовна:

– С влиятельными людьми мира сего любое сотрудничество выгодно, если вы не знали. Хотя пора бы уже знать.

Яринка уставилась на неё во все глаза, а я, наконец, начала что-то понимать.

– А как же… вы же… наша цель?

– Цель никто не отменял, – торопливо и почти заискивающе заверил меня Михаил Юрьевич. – Мы долго говорили с… отцом Яна. Он видит ситуацию в государстве и чует, куда дует ветер. Народ на грани, к нам каждый день примыкают новые люди, нас поддерживают уже в открытую, не боясь огласки и арестов. Огонь революции вот-вот вспыхнет. В этой ситуации любой бизнесмен, да и вообще любой разумный человек, хочет как минимум обезопасить себя, а как максимум – ещё и выиграть с этого. А Бурхаев – разумный человек. Сволочной на редкость, не спорю, но ума ему не занимать.

– Так он что, – я чуть не сорвалась на визг, – теперь один из нас?!

– Он погиб, – мягко напомнил Михаил Юрьевич, но ему не удалось заговорить мне зубы.

– А если бы не погиб?!

– Ты немного неправильно поняла, Даша…

– Я Дайника!

– Хорошо. Ты немного неправильно поняла, Дайника. Он не стал бы одним из нас, он просто человек, с которым мы в будущем смогли бы взаимовыгодно сотрудничать.

Яринка оправилась от шока, приняла новую информацию и, в отличие от меня, сразу уловила суть.

– Но ведь Бурхаев не просто решил обезопасить себя нужными связями на случай смены власти: он… он, можно сказать, сам её готовит, эту смену, раз помог вам освободиться!

Я вспомнила все наши разговоры в поезде – и более поздние слова о том, что поимка Михаила Юрьевича равно крах всему, ведь стоит ухватить одну ниточку, и распустится весь клубок – и мысленно согласилась с Яринкой.

– Я и сказал, что сударь Бурхаев был далеко не глуп, – туманно ответил наш чудом оставшийся на свободе лидер и снова отвёл глаза. – И он не напал на наш дом, едва оказался на свободе, только потому, что наверняка уже тогда предполагал возможный выгодный союз. Скорее всего, и Ян знал об этом, потому и был спокоен за нашу безопасность. Но какой смысл говорить об этом теперь?

Я смотрела сквозь него и видела темноту пустого торгового центра в Благовещенске, едва угадывающееся в этой темноте лицо Дэна, его руки, обнимающие меня на узком диванчике, и слова… слова о том, что любая война, как и любая революция, – кому-то выгодна.

– Смысл очень даже есть, – спокойным, но до озноба ледяным тоном ответила Яринка. – Ваш… новый союзник, после того как убил деда Веню и заставил Яна сесть в вертолёт, собирался нас всех здесь просто перестрелять. Странное у вас было сотрудничество.

Михаил Юрьевич нахмурился:

– Перестрелять? Это вряд ли. Договор был таков, что, если он найдёт вас раньше нас, он просто заберёт своего сына в безопасное место и по возможности сообщит мне о вашем местонахождении.

– Насрать ему на ваш договор, – мстительно сообщила Яринка. – И если бы мост не провалился под вертолётом, вы бы тут нашли только кучку трупов. Да и сейчас не лучше…

– Он ничего не сказал мне о том, что завербовал Сергея и поддерживает с ним связь… – Михаил Юрьевич не оправдывался, просто рассуждал вслух. – Значит, с самого начала держал что-то на уме. Мстительный подлец… Мне очень жаль. Ситуация вышла из-под контроля и…

– В жопу себе засуньте свои сожаления! – с отчаянной грубостью выкрикнула моя подруга, и слёзы брызнули из её глаз. – Это вы виноваты! Во всём, что здесь произошло, – вы виноваты! Вы доверяли педофильскому уроду, вы навязали его нам! Вы выдали нас Бурхаеву, и это из-за вас погиб Ян! Все погибли из-за вас!

– Ярина, успокойся! – прикрикнула Дульсинея Тарасовна, явно собираясь купировать истерику, но я-то знала свою подругу и понимала, что никакая это не истерика, о нет! Яринка прекрасно себя контролирует, а кричит потому, что пытается хоть как-то причинить боль человеку, виновному в её утрате.

И да, Михаил Юрьевич был виновен! Но… я вспомнила, где слышала слова про компромисс, на который иногда приходится идти. Так сказал Дэн в нашу последнюю с ним совместную ночь в темноте заброшенного фуд-корта. И ещё он сказал, что те, кому выгодны войны и революции, нужны нам так же, как мы нужны им. Даже если это подонки. И что, скорее всего, это подонки. Потому что хорошие люди не поднимутся наверх при нынешних обстоятельствах.

Словно подтверждая мои мысли, Михаил Юрьевич посуровел и довольно жёстко сказал:

– Девочки, начинайте взрослеть! Нельзя пытаться выбраться из дерьма и не измазаться в нём! Бурхаева больше нет, я свободен от нашей с ним договорённости, и обсуждать тут больше нечего. Да, наши друзья тоже мертвы, но мы должны продолжать борьбу, чтобы их жертва не стала напрасной.

Я промолчала, потому что, несмотря на обиду, разочарование и горе, где-то на самом краешке сознания, наверное, в той его части, которая никогда не поддаётся эмоциям, откуда и звучит голос-без-слов, понимала: Михаил Юрьевич прав. И пусть моя душа восставала против такой правоты, которая здесь, на месте гибели моего любимого и моих друзей, казалась кощунственной, отрицать её я не могла.

Яринка молчала тоже, но, как стало ясно чуть позже, совсем по иной причине.

Не дождавшись наших возражений, Михаил Юрьевич чуть расслабился, и его голос снова смягчился:

– Потом мы это ещё обязательно обсудим, а если хотите, то и не раз. Обещаю ответить на все вопросы. А сейчас нужно уходить: боюсь, этот мост крайне нестабилен. Отдайте вещи ребятам, а сами спускайтесь в лодку налегке.

Двое молчавших до сих пор (и этим ещё больше напомнивших мне бурхаевских камуфляжных бойцов) спутников нашего лидера зашевелились и двинулись было к нам, но их остановил, буквально заставил замереть на месте резкий Яринкин приказ:

– Назад!

Последовала короткая немая сцена. Потом Михаил Юрьевич устало вздохнул и спросил тоном бесконечного терпения:

– Что ещё?

Но Яринка не смотрела на него: она повернулась к Дульсинее Тарасовне.

– Баба Дуся! Что дедушка Венедикт хотел сказать Дайке, перед тем как Дэн упал? Что-то про её родителей!

Меня подбросило на месте, как если бы по покрытию моста пустили разряд тока. Вот оно! Вот что грызло меня все часы, последовавшие после гибели Дэна, пробиваясь даже сквозь боль утраты! Я забыла о коротком разговоре между дедом Венедиктом и матерью Михаила Юрьевича, а Яринка, Яринка, которая на тот момент казалась совершенно дезориентированной и оглушённой горем, – запомнила!