Лето придёт во сне. Запад

– Как же это… как же это… – бормотала старая женщина, напрочь забыв и про нас с Яринкой, и про лежавшего неподалёку неподвижного деда Венедикта, и про разыгравшуюся здесь недавно трагедию.

– Что происходит? – очень спокойно спросила подруга, глядя вниз, на прыгающую на волнах лодку. – Его выпустили? И как он здесь оказался?

Я лишь пожала плечами: сама ничего не понимала. Какой смысл гадать? Наверняка Михаил Юрьевич скоро всё объяснит, стоит ему лишь подняться к нам. Или нам спуститься к нему?

– Мишенька, туда! Туда подплывай! – закричала Дульсинея Тарасовна на удивление зычным, почти мужским голосом. – Мы там спуститься сможем!

По могучей свае моста, оказавшейся под нами на момент его крушения и благодаря которой мы не рухнули в воду вместе с вертолётом, карабкались вверх всё те же, на вид непрочные, как паутинки, ступеньки-скобы, начинающиеся прямо из воды. К ним сейчас и вели лодку Михаил Юрьевич и двое его молчаливых спутников, сидящих на вёслах.

– Девочки! – Дульсинея Тарасовна, опять становясь волевой и решительной, повернулась к нам. – У нас есть верёвка? Нужно сначала спустить вещи в лодку, а потом уже спускаться самим.

– А как же дед Венедикт? – Меня покоробила мысль о том, что мы сейчас просто уплывём, оставив старика здесь одного, под солнцем и ветром.

– Дайника, он мёртв! – Дульсинея Тарасовна попыталась смягчить голос, но не очень-то это у неё получилось, и я почувствовала злость. Мерзкую унизительную злость, рождённую завистью. Старуха вновь обрела своего сына, с которым мысленно уже простилась, она была счастлива, её жизнь наполнилась смыслом, в то время как мою потерю ничто и никогда не восполнит. Чуда не случится, волшебного воссоединения не будет, Дэн не придёт ко мне в самый неожиданный момент, чтобы сказать: «Я в порядке, успокойся». И за это я сейчас ненавидела мать неожиданно объявившегося Михаила Юрьевича.

– Нет верёвки, – сказала Яринка, когда я уже была готова ляпнуть какую-нибудь гадость, за которую потом мне наверняка было бы стыдно. – Верёвка была у Белё… У Сергея, но…

Яринка развела руками. А я посмотрела не неё удивлённо и внимательно, потому что прекрасно помнила: моток хорошей крепкой верёвки мы, перебирая вещи, совсем недавно видели в рюкзаке деда Венедикта. Зачем же она обманывает Дульсинею Тарасовну?

А та расстроенно кивнула, будто и не ожидала ничего другого. Перегнулась через перила, крикнула троим мужчинам, которые уже привязали лодку к свае за одну из скоб и теперь, задрав головы, смотрели вверх:

– Мишенька, не на чём вещи спустить! С ними не слезем!

– Зачем? – шепнула я Яринке, пользуясь тем, что внимание Дульсинеи Тарасовны отвлечено.

– Пусть сами поднимутся, – ответила она напряжённым до дрожи голосом. – Я не пойду с ними, пока не объяснят, что происходит. Здесь что-то не так.

Что-то не так? Да всё не так! С самого начала всё пошло не так, с того момента, когда с нами увязался Белёсый – надеюсь, рыбы будут жрать его с особым аппетитом! Белёсый, который втёрся в доверие и предал нас, как только появилась возможность сделать это с наибольшей для себя выгодой. И чему тут удивляться? Разве он сам не говорил, когда остановил меня на лестничной площадке дома в Черешнино, что для него главное – собственная выгода? Может, сказал это немного по-другому, но смысл был именно таков, и он его не скрывал. Ладно, я (не люблю оправдываться, но мне, в конце концов, всего четырнадцать лет!) не сумела сделать из его слов правильного вывода, но куда смотрел Михаил Юрьевич, доверяя пойманному на педофилии невольному агенту? Так что Яринка права – пусть он сейчас поднимется на мост и объяснится с нами!

Он поднялся. Сам Михаил Юрьевич и двое его спутников, которых я раньше не видела. Мужчины как мужчины, но присутствовало в них что-то от бурхаевских камуфляжных молодчиков. Пусть одеты они были совсем по-другому и не отличались атлетичностью телосложения, но выверенная чёткость движений вкупе с цепкими взглядами заставили меня насторожиться.

– Даша! Ярина! – радостно воскликнул Михаил Юрьевич, едва ему удалось освободиться от материнских объятий. – Я рад вас видеть! А где остальные?

Его взгляд упал на прикрытое курткой тело деда Венедикта, и мой бывший «жених» нахмурился.

– Нет никого больше, Юрочка, – подтвердила его зародившиеся опасения Дульсинея Тарасовна. – Все погибли. Только я и девочки спаслись.

Михаил Юрьевич оглянулся: очевидно, в поисках тени – солнце палило всё нещаднее, будто пытаясь компенсировать вчерашний ливень. Тени на железобетонном островке не нашлось, и тогда наш было пропавший, но воскресший лидер просто отошёл к перилам, о которые и облокотился, спрятав лицо в ладонях. Мы молча ждали.

– Значит, все остальные… – наконец через силу выдавил он. – И Денис?

– Да, Юрочка, – печально кивнула его мать. – Денис, Ян, Сергей, Веня – он встретил меня уже здесь. Все погибли совсем недавно.

– Как это случилось? Почему рухнул мост?

Пока Дульсинея Тарасовна говорила, мы с Яриной каменно молчали, не пытаясь дополнить её рассказ. Впрочем, этого и не требовалось. Старая женщина сухо и коротко, но очень точно описала произошедшие за последние два дня события, и чем ближе она подходила к трагической развязке, тем мрачнее становился Михаил Юрьевич. Услышав про появившегося из преследовавшего нас вертолёта Бурхаева, он ударил сжатым кулаком по перилам и почти простонал:

– Щенки! Идиоты!

В виду имелись наверняка Ян и Ига, так опрометчиво отпустившие на свободу нашего злейшего врага, но позвольте, разве не от Михаила Юрьевича Бурхаев узнал, куда мы отправились? Да, я прекрасно понимаю, что методы дознания бывают разные и не существует такого человека, к которому невозможно подобрать отмычку, но всё равно как-то лицемерно теперь винить во всём только Яна и Игу.

Яринка, которую тоже покоробили такие слова в адрес совсем недавно погибшего возлюбленного, услышала мою мысль и подалась вперёд, вскинув на Михаила Юрьевича злую зелень глаз.

– Вы же сами! – Её голос звенел, как натянутая до предела струна. – Вы рассказали Бурхаеву, где нас искать! И это вы в Москве попались полиции и подставили всех! А теперь называете Яна идиотом?!

Но Михаил Юрьевич ответил Яринке взглядом, полным такого жалеющего понимания, что её злость разбилась об этот взгляд, как волна – о скалу. Подруга опустила плечи и замерла: механическая игрушка, у которой вдруг кончился завод.

– Девочки, поверьте, я скорблю вместе с вами. Мне нравился Ян, мне нравился Дэн, я гордился этими ребятами и возлагал на них большие надежды. И я даже могу понять Яна: он был ещё очень молод и не мог смириться с тем, что его отец погибнет при его же содействии. Да, это я рассказал, куда вы отправились, но в тот момент у меня не было выбора.

Значит, всё-таки пытки? Михаил Юрьевич выглядел вполне здоровым, но я прочла множество книг и прекрасно знала, что причинить человеку невыносимую боль можно и без внешних повреждений. Это немного смягчило мой гнев, и дальше я слушала уже спокойнее.

– Я смог сообщить лишь направление, в котором вы направились: обо всём остальном Бурхаев узнал уже от Сергея. А когда пропала связь, вас наверняка продолжали вести через спутник по сигналу его телефона.

– Бурхаев сказал, что видел вас в следственном изоляторе, – буркнула я, хотя по большому счёту было уже всё равно. – Как он оказался там, почему разговаривал с вами?

– Видел, – не стал отрицать Михаил Юрьевич. – Сразу после ареста пришёл туда убедиться, что это действительно я. Он ведь на меня и донёс.

Яринка издала звук, похожий одновременно на рыдание и рычание. Можно было только догадываться, как она сейчас винила себя в том, что в своё время не уберегла Яна от рокового поступка, не помешала ему освободить Бурхаева. И чтобы как-то снять с неё хоть часть этой вины, я напала на Михаила Юрьевича:

– Почему вы доверяли Белёсому?! Как вообще можно было доверять человеку, которого сами и шантажируете?! Я не хотела, чтобы он ехал с нами, это вы так решили! Вы его чуть ли не главным у нас сделали! А теперь вините во всём Яна?!

Михаил Юрьевич не отвёл взгляд. Твёрдо сказал:

– Белёсый – это Сергей по-твоему, правильно? Поверь, у меня были все основания ему доверять, ты просто многого не знаешь. Да, в итоге я ошибся. Но и этой ошибки не произошло бы, не вырвись Бурхаев на свободу. Однако я уже сказал, что понимаю Яна и не виню его. Произошло роковое стечение обстоятельств, и теперь об этом можно только жалеть.

Дульсинея Тарасовна положила руку ему на плечо, защищая от наших с Яринкой нападок.

– Не время искать виноватых, – сказала она, щурясь от лучей слепящего солнца, уже забравшегося в зенит. – Нам нужно уходить. Ребята помогут спустить вещи, и…

– Сначала пусть он, – перебила её Яринка, безо всякого уважения ткнув пальцем в Михаила Юрьевича, – расскажет нам, как сумел выбраться из тюрьмы и как оказался здесь! А то слишком странно получается.

Наш лидер грустно улыбнулся:

– Думаете, что я веду за собой «хвост»? Что меня подослала полиция, чтобы я привёл её к вам и этим облегчил себе приговор?

Яринка не ответила, но и не стала ничего отрицать.

– Нет за мной «хвоста», – спокойно сообщил Михаил Юрьевич. – Да и зачем он нужен? Простите, но вы не настолько важные птицы, чтобы гнаться за вами на край света.

Ага, где-то я это уже слышала. Однако гонятся. Сначала Бурхаев, теперь Михаил Юрьевич. Хотя последний может не гнаться, а скрываться.

– Вы сбежали, да? Сбежали и теперь хотите вместе с нами спрятаться у дикарей?

– Не совсем… – Лидер замялся. – Девочки, давайте доберёмся до берега, нас ждёт долгий разговор. Тут неудобно… и небезопасно.

Разумеется неудобно. Разрушенный мост, постепенно накаляющийся под полуденным солнцем, и тело деда Венедикта слишком настойчиво напоминали о недавно разыгравшейся здесь трагедии. Я и сама была бы рада оказаться подальше и больше никогда не видеть этого проклятого места, но… ещё меньше мне хотелось идти куда-то с Михаилом Юрьевичем. Сказал ли мне это голос-без-слов, или я просто чувствовала усиливающуюся подозрительность Яринки, но теперь знала точно – идти никуда нельзя. По крайней мере, до тех пор, пока мы не получим подробных объяснений происходящему. И было ещё что-то. Что-то, грызущее меня изнутри, настойчиво и непрестанно, что-то, пока заглушаемое горечью недавней потери, но не желавшее отступать.

И я сказала: