Лето придёт во сне. Приют

На следующий день стало и лучше и хуже. Лучше в том смысле, что долгое сидение на уроках, конечно, доставляло мне неудобство, но уже не боль. Я даже сходила со всеми в столовую. А хуже, потому что суббота приблизилась на сутки. И теперь всё сильнее и сильнее я начала ощущать то, что тщетно пыталась отыскать в себе перед первым наказанием. Страх. Выматывающий душу, почти животный, унизительный страх. Когда-то давно я не то где-то слышала, не то вычитала утверждение, что пугать должно не само наказание, а его неизбежность. И теперь готова была подписаться под каждым словом.

Агафья за это время ни разу не подошла ко мне и не заглянула в наш дортуар. Или была уверена, что я не выдержу пытку ожиданием и приду сама, или твёрдо рассчитывала на свои силы в расследовании дела о запрещённой литературе.

На третий день я уже не могла думать ни о чём, кроме надвигающегося ужаса. На уроках отвечала невпопад, спотыкалась на ровном месте, снова перестала есть. Яринка терзалась, глядя на меня, пыталась то отвлекать, то утешать и уже на исходе дня решительно сказала:

– Завтра в школе я подойду к Дэну и всё ему расскажу. Он придумает что-нибудь.

– Не смей! – Новый страх подбросил меня на месте. – Если кто-то донесёт Агафье, что ты разговаривала с парнем из шестнадцатой группы, она сразу поймёт, что это он и есть!

– Что же тогда делать? – спросила Яринка, глядя на меня с бесконечной жалостью.

Я не знала, что делать. Зато я точно знала, чего делать не надо. Не надо ничего рассказывать и не надо совершать никаких поступков, которые так или иначе укажут на Дэна. И будь что будет. Ещё одну порку я как-нибудь выдержу, пусть мне и понадобятся на это все душевные и телесные силы, а потом… в конце концов, не может ведь Агафья наказывать меня бесконечно! Или может?

Этой ночью, последней перед субботой, я почти не спала. Забывалась время от времени тяжёлой дрёмой, но меня раз за разом выбрасывали из неё накатывающие волны страха. К утру я была настолько истощена эмоционально, что погрузилась в некое почти сомнамбулическое состояние. Поскольку наступил выходной, после завтрака мы все остались в дортуаре, но не разговаривали друг с другом. Настуся не вылезала из постели, лежала, отвернувшись к стене, не то спала, не то терзалась угрызениями совести. Зина уткнулась в возвращённый планшет. Яринка сидела на подоконнике, тоскливо глядя вдаль, как узник сквозь прутья решётки.

Я же старалась гнать от себя мысли о том, что скоро в коридоре раздадутся деревянные шаги Агафьи, и она, открыв дверь, велит мне идти в процедурную. Этого я боялась до обморочной слабости, но в то же время отчаянно ждала. Пусть уж всё побыстрее случится и останется позади. До следующего раза…

Шаги раздались незадолго до обеда. Дверь зловеще медленно приоткрылась, и я, как и ожидала, увидела за ней Агафью с сурово поджатыми губами.

– Дарья, – отрывисто бросила она, – идём. Быстро.

Яринка на подоконнике издала короткий шипящий звук, Настуся еле слышно всхлипнула, Зина ещё ниже склонилась над планшетом. А я встала. Обулась. Машинально провела ладонью по волосам – не растрепалась ли коса? И пошла.

Агафья не ждала меня, она уже шагала по коридору, не оглядываясь, уверенная, что я никуда не денусь и последую за ней. Я и следовала, пытаясь утешить себя тем, что уже через каких-то пятнадцать минут всё кончится, я вернусь в дортуар, выпью очередную таблетку, и выматывающий душу страх, наконец, меня отпустит.

А Агафья почему-то не пошла вниз по лестнице. Она остановилась у двери воспитательской, дождалась, когда я приближусь к ней, и велела:

– Заходи.

Недоумевая, но с уже зародившейся отчаянной надеждой на избавление от очередной порки, я вошла.

За столом, тем самым, за которым обычно восседала Агафья во время моих свиданий с Головой, обнаружился грузный мужчина. Пожилой, с залысинами и очень знакомый. Я много раз видела его на территории приюта и знала, что это воспитатель одной из мальчишеских групп. И, кажется, даже шестнадцатой.

В том, что моя догадка верна, я убедилась уже в следующий момент, когда увидела стоящего рядом с мужчиной Дэна.

– Вот! – объявила Агафья, толкая меня в спину, отчего я чуть не упала, потому что ноги вдруг отказались идти. – Любуйтесь!

Мы с Дэном смотрели друг на друга, и я отчаянно боялась увидеть в его глазах упрёк, обвинение в том, что всё это случилось из-за меня, из-за моей неосторожности, из-за самого факта моего появления в его жизни. Но Дэн смотрел спокойно и даже чуть улыбнулся уголками губ.

– Агафья Викторовна, – баском протянул воспитатель Дэна, после того как «налюбовался» мной, – вы хотите сказать, что этот ребёнок и есть та самая девушка, уличённая в связи с моим питомцем?

Не дожидаясь ответа, он обернулся к Дэну:

– Денис, это она?

– Да, – кивнул он. – Но это не та связь, про которую вы подумали.

– Да неужели? – ядовито спросила Агафья и взяла со стола мой злосчастный планшет, на дисплее которого, разумеется, красовалась обложка «Сексологии для всех». – Ты признался, что дал ей эту гадость. Зачем же это было сделано, как не с целью развратить девочку?

– С целью образования и просвещения, – учтиво ответил Дэн, продолжая чуть заметно улыбаться, и, судя по всему, именно это, а вовсе не его ответ, окончательно взбесило Агафью.

Она швырнула планшет обратно на стол с такой силой, что я мысленно с ним попрощалась, и обратила покрасневшее лицо к мужчине:

– Вы слышали? Этот негодяй считает, что подсовывать двенадцатилетней девочке пошлую книжонку – это образование и просвещение! Почему же я должна поверить, будто он не зашёл ещё дальше?

Мужчина не успел ответить, его опередил Дэн:

– Эту двенадцатилетнюю девочку, насколько я знаю, обхаживает разведённый старик, но вы почему-то не находите в этом ничего предосудительного.

Агафья потеряла дар речи, и даже воспитатель Дэна утратил часть спокойствия – нахмурился, шумно задышал.

– Денис, пока к тебе не обращаются, будь добр молчать! – бросил он и обратился к Агафье: – Почему бы нам не спросить саму девочку?

– Попробуйте, спросите! – с вызовом ответила Агафья. – Лично мне она не изволила сказать ни слова!

– Кхм… Дарья? – Мужчина явно не привык общаться с девочками и теперь нервно ёрзал, подбирая слова. – Скажи… ты и Денис… вы что-то делали вместе? Ты понимаешь… что-то, чего нельзя делать?

Я мотнула головой, а Агафья закатила глаза, явно выражая этим свою оценку такому методу допроса. Потом схватила меня за плечо и резко развернула к себе.

– Отвечай! – гаркнула она. – Он трогал тебя? Раздевал?

– Нет.

– Целовал? Просил потрогать его?

– Нет!

– Где вы встречались?!

Я повернула голову, пытаясь поймать взгляд Дэна, но Агафья ударила меня по щеке:

– Отвечай!

– Агафья Викторовна… – укоризненно протянул воспитатель. – Я не считаю, что побои в этом случае будут способствовать откровенности ребёнка.

– Вадим Никанорович, – она даже не поглядела на него, – я не подвергаю сомнению ваш профессионализм, но буду очень признательна, если вы оставите мою работу мне.

Мужчина замолчал, а Агафья снова взялась за меня:

– Отвечай, мерзавка, или прямо сейчас мы снова отправимся в процедурную! Где вы встречались?!

Внезапно, нарушая запрет своего воспитателя, опять заговорил Дэн:

– Мы встречались у прудика. Я приходил заранее и прятался за скамейку, Даша садилась на неё, и так мы разговаривали. Со стороны не было видно. Это было всего четыре раза, в последний раз я и дал ей эту книгу.

«Спасибо, Дэн. Теперь я знаю, что говорить».

– Заткнись! – взвизгнула почуявшая подвох Агафья. – Вадим Никанорович, ваш воспитанник ведёт себя ужасно, похоже, что вы для него не авторитет.