Случайная тайна от олигарха

– Не осмотрительно с твоей стороны, Давид, давать ей полную свободу выбора, – снисходительно ворчит отец. Жёсткая линия рта становится почти прямой. – Ни для кого не секрет, что моя дочь взбалмошная, – отец тяжело вздыхает, словно я – тяжкий крест на его плечах. – Не удивлюсь, если девчонка захочет что-то экзотическое – типа сафари на слонов – лишь бы всем насолить. Женщины нуждаются в твердой руке, иначе, поверь, не успеешь оглянуться, как начнет брюки носить и доказывать, что она хозяин в доме.

– У Мирьям не простой характер – это правда, – сдержано отвечает Садулаев, – но на мой взгляд, это только добавляет ей шарма.

Поза Садулаева расслаблена. Он полностью уверен в себе и своих силах. На секунду даже чувствую зависть. Мне бы так… Давид криво усмехается, и мои губы непроизвольно дрожат в ответной несмелой никем незамеченной улыбке.

Отец нарушает этот момент тем, что достаточно громко и саркастически хмыкает:

– Сколько раз говорил Мирьям, что женщина без стыдливости – что пища без соли, – брюзжит недовольно, направляясь к столу, на котором в хаотичном беспорядке лежат документы.

– Не все любят соль. Кто-то предпочитает острые экзотически пряности, – лениво тянет Давид и неожиданно бросает скользящий взгляд на дверь, за которой затаилась я.

Черные глаза смотрят слегка сощурившись, правый уголок губ приподнят. Проведя пятерней по волосам, он вновь возвращает взгляд на моего отца.

Сердце успокаивается, когда я понимаю, что мое присутствие осталось в тайне, но спокойствие тает, будто первый снег, после следующей фразы отца, которая обжигает горячим унижением, словно едкая кислота:

– Я понимаю, что Мирьям ещё тот подарочек, но Давид, хочу тебя заверить, что моя дочь чиста, можешь даже не сомневаться.

Судорожно сглатываю тягучую слюну, с силой прикусывая губу. Опускаю взгляд на туфли, боясь посмотреть в лицо Давиду. Чувствительную кожу щек нещадно жжет. Где-то глубоко во мне зарождается и погибает полный тревоги стон.

– Даю тебе слово Юсуповых, – жестко обещает отец, неотводя прямого взгляда от будущего зятя. – Впрочем, сам убедишься. Традиции ещё никто не отменял. Простынь «покажет».

Бледнею, понимая, о чем идёт речь. Я погибла…

– Право первой ночи твое. А если Мирьям посмела… – отец делает многозначительную паузу и с намеком поднимает бровь, – то брак будет расторгнут в срочном порядке, – и недовольно кривит губы, будто на секунду представил развитие событий именно в таком ключе.

Ничего не могу с собой поделать, с ужасом пристально вглядываясь в лицо Давида. Челюсти брюнета плотно сжаты, глаза горят нехорошим огнём. Мне безумно страшно. А вдруг он сейчас опозорит меня?!

– Я думаю, это ни к чему, – резко чеканит Садулаев, заставляя меня испуганно затаить дыхание. – Я нисколько не сомневаюсь в Мирьям. Думаю, пора покончить с варварскими традициями, не имеющими никакого отношения к современному обществу, – желваки на скулах Давида в полной мере показывают его отношение к предложению моего отца. – Свадьба будет в европейском стиле.

Словно дуэлянты, отец и Давид скрещивают взгляды-шпаги и, к моему удивлению, отец сдаётся первым.

– Как хочешь, Давид. Твоя свадьба – твоя воля, – едко усмехается. – Вижу, девчонка моя тебе по душе пришлась.

ГЛАВА 6

С удивлением понимаю, что мне искренне интересно, что же на это скажет Давид.

– Разве такая девушка, как Мирьям, может вызывать какие-то чувства, помимо восхищения?

Внутри начинает зарождаться что-то странное – теплое, приятное… Казалось, по вечно открытым ранам деликатно прошлись лечебным бальзамом, смягчая, успокаивая, заглаживая все неровности и рваные края, ранее грубо нанесенные безразличием и грубостью со стороны близких. Больше не вижу смысла в том, чтобы прятаться и смело толкаю дверь. Стоит переступить порог, как мне в грудь летит упрек, так похожий на острозаточенную стрелу, кончик которой пропитан ядом гадюки.

– Мирьям, опять спишь допоздна, – тут же цепляется ко мне отец, словно дворовый цепной пес при виде кошки. – Еще бы к вечеру спустилась!

– И тебе доброе утро, папа, – совершенно не дрогнув в лице, обращаюсь к отцу. Затем поворачиваюсь к жениху и негромко приветствую: – Здравствуй, Давид.

При виде меня Садулаев сразу же поднимается с объёмного кресла, стоящего возле камина. Мужчина за считанные мгновения оказывается рядом, с невообразимой нежностью берет мою руку в свою ладонь, а затем опаляет чувствительную тонкую кожу поцелуем. Губы твердые, но поразительно нежные.

– Мирьям.

Он просто называет по имени, а у меня ощущение, что невидимой глазу лаской приветствует. Тону в черных глазах, у зрачка которых отчетливо видны янтарные искры. И почему я никогда раньше их не замечала? Неохотно признаю – красиво. Смотрю на него снизу вверх, почти не отдавая отчета тому, как пристально разглядываю мужественные черты лица Давида Садулаева.

– Куда собрались в такую рань? – выводит меня из ступора недовольный голос отца.

Рань?! Ехидно приподнимаю бровь, намекая на нелогичность мыслей. Интересно, кто только что говорил о том, что я сплю допоздна?!

– Хочу отвезти Мирьям в «Парадайз», показать, как работает отель, – ровный голос Давида, несмотря на вежливые ноты, тверже арматуры. – Хочу, чтобы моя будущая жена была в курсе всех дел.

Отец отрывает взгляд от бумаг и смотрит на Давида так, словно он вдруг сказал, что хочет стать дрессировщиком диких львов.

– Пора выдвигаться, – игнорируя красноречивые взгляды отца, продолжает жених, нарочито внимательно бросая взгляд на каминные часы. – Как раз скоро смена персонала, и мы успеваем.

Отец что-то неразборчиво фыркает, наблюдая, как мы идем к выходу.

Горячая ладонь Давида почти прожигает на спине ткань моего легкого пиджака.

Перед тем, как закрыть дверь в кабинет, я слышу брюзжание отца о брюках и что-то про то, что его бизнес под угрозой. Почти испытываю восторг от того, что именно сегодня решила надеть брючный костюм. Просто идеально! Как только дверь за мной захлопывается, до слуха долетает хриплый смешок Давида.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты самое настоящее маленькое исчадие ада? – в его голосе слышится ничем неприкрытое восхищение и даже какая-то гордость. Он с удовольствием разглядывает мой наряд, скользя темными глазами по приталенному пиджачку и ногам, стройность и изящество которых подчеркивают брюки.

– Да, – скромно опускаю глаза, прежде чем добавить, – постоянно.

Не выдержав затянувшейся паузы, смотрю сквозь ресницы на жениха, с трудом сдерживая улыбку. Это самый лучший комплимент, который я слышала за последнее время.

***

– Черт, да обгони ты его уже! – с силой сжимаю ремешок сумочки, выражаясь словами, что совсем не украшают леди, наблюдая, как Садулаев уверенно ведет авто. – Давид! – голос мой звучит требовательно и резко.

Аристократический, гордый, словно выточенный из скалы, профиль мужчины ни на секунду не дрогнул от моей брани. У меня даже возникло стойкое ощущение, что я разговариваю со стеной. Упрямый осел!

– Мирьям, еще одно слово и я остановлюсь у обочины и… – будто прочитав мои мысли, откликается, наконец, Садулаев.

– Ну, ты что, не видишь?! – подаюсь вперед, в обличающем жесте показывая пальцем на автомобиль, что мельтешит то за нами, то сбоку от нас. – Он провоцирует, хочет показать, что круче!

Давид со спокойствием сфинкса бросает на меня изучающий взгляд ониксовых глаз.

– Нам до этого какое дело? Еще пару минут и мы у отеля.

Буквально взвиваюсь на месте, откидывая на плечо густую массу темных волос.

– Да у тебя тачка круче в сто раз! – округляю глаза и для уверенности киваю. – Нет, в тысячу! – не могу успокоиться, понимая, что Давид совсем не хочет утереть нос этому негодяю, который уже на протяжении десяти минут выводит меня из себя. Разочарованно стону, когда мужчина не меняет скорости. Черт, мне бы за руль такой тачки… Я бы показала тому уроду, где раки зимуют! Злобно кошусь на синий "Аурус Сенат".

Выражение лица Давида непреклонно. Он не намерен показывать и доказывать кому-то, кто «хозяин дорог».

Ну, и ладно! Ну, и пожалуйста! Отворачиваюсь к окну, надувая обиженно губы.

Бесчувственный осел делает музыку громче и продолжает движение в пределах чертовых семидесяти километров в час. Как только мы останавливаемся у здания отеля, Давид выходит из автомобиля и обходит его вокруг.

С ехидством думаю о том, что сейчас скажу ему, что никуда не пойду и заставлю везти себя назад, а если откажется, то возьму такси. Подбородок в привычном жесте «взлетает» вверх. Когда мужчина отворяет дверь, я почти дрожу от напряжения. Почему-то с Давидом мне сложнее показывать характер, чем с обычными ухажерами из того же универа.