Ариф тянул время, не решался выглянуть, но двое других бойцов спрыгнули с машины первыми. Антонов ухватился за пулемёт и запросил у Арифа помощи:
– Земляк, подсоби, поднесем «Максима» к ребятам.
Ариф не слышал, а только догадывался, о чём его просят. Ахмедов думал только об одном, в какую нелепую ситуацию он попал: служить на крыше собственного дома, а спать в двух шагах от собственной спальни, и это тогда, когда идет беспощадная война и все мужчины воюют и спят в окопах, грязи и слякоти.
Ариф дрожащими руками прикрылся капюшоном, не от дождя, его он не боялся, бакинца страшили осуждающие глаза соседей и расспросы Сураи… Спрыгнув с машины, Ахмедов, косясь из-под капюшона, осмотрел двор: «Никого вокруг, и слава богу, – обрадовался он, но сразу огорчился. Машина остановилась прямо перед его подъездом. – Неужели расчёт будет над моей квартирой? – шокирующая мысль пронзила разум Ахмедова. – И как теперь быть, как выходить из положения, на такую близость к дому я не рассчитывал», – нелепые мысли овладели Арифом, его воображение изобиловало сценами позора и порицания. А самое ужасное, его страшила мысль, как он объяснится с Сураей без записки.
Он молил Бога, чтобы никто из соседей не вышел из своих квартир, пока он с бойцами будет поднимать орудие на крышу, на ту самую крышу, где он и Имран со своими семьями проводили лучшие дни жизни.
Время застыло. Сжавшись из-за страха разоблачения, Ариф с ящиком патронов следовал за Антоном, который с двумя бойцами поднимал по лестнице тяжёлый пулемёт.
Звягинцев наблюдал за подъёмом, находясь пролётом выше.
Приближаясь к собственной квартире, Ахмедов вдруг от волнения на несколько мгновений услышал собственное сердце. Но когда щёлкнул дверной замок Имрановой двери, Ариф обречённо закрыл глаза.
Сурая вышла на порог двери. Соседка выглядела потерянной, глаза выражали печаль.
Столкнувшись с солдатами, женщина от неожиданности застыла на месте.
Звягинцев, заметив конфуз женщины, первым начал разговор:
– Не пугайтесь, гражданка, всё законно, теперь у вас на крыше будет находиться зенитный расчёт. Будем вас оберегать от вражеской авиации.
– Я не против, – устало ответила Сурая. Крыша не наша собственность, раз надо… – женщина развела руками. – Но только как быть с детьми, они любят на крыше играть и могут пораниться об ваше железо, – Сурая глазами указала на пулемёт.
– Играться уже не получится, с этого дня эта крыша считается военным объектом, – отчеканил Звягинцев. – Идёт война, не до игр.
– Послушаются ли они, вот в чём вопрос, – усомнилась Сурая.
– А отцы их на что даны? – усмехнулся старший лейтенант. – Пусть приструнят ремешком.
– Их отцы воюют на фронте, – Сурая ответила жестко. Шутка офицера явно не удалась. – И не на крышах…
Звягинцев нахмурил брови, уловил недвусмысленный намёк.
– Ариф с закрытыми глазами покрылся красными пятнами. Он стоял спиной к соседке в капюшоне и с трудом удерживал увесистый ящик с патронами. Жар ударил ему в лицо, слова Сураи оглушительным колокольным звоном прозвучали в его сознании. Женщина была горда, что настоящим мужчинам место на поле боя, а не в тылу, на крыше жилого дома.
– Я вас понял, гражданка, хотя война не у всех бывает одинаковая, главное, чтобы победа была одна, – подавив в себе обиду, ответил офицер. – И спасибо вам за гражданское понимание. У меня к вам просьба: передайте соседям, что с этого дня крыша для посещения закрыта. В следующую секунду старший лейтенант хлопнул Арифа ладонью по спине, отчего тот чуть было не выпустил ящик патронов из рук.
– Всё, бойцы, за дело!.. – Звягинцев громко отдал приказ.
Ариф, уличив момент, первым рванул к двери, ведущей на крышу.
Выйдя на родную крышу, Ахмедов, облегчённо выдохнув, направился на смотровую часть крыши.
Сбросив ящик с патронами прямо в центр смотровой, Ариф улыбнулся старшему лейтенанту.
– Предлагаешь здесь установить орудие? – Звягинцев почесал затылок и, немного поразмыслив, согласился. – Пожалуй, ты прав! Правильно решил, обзор – то что надо… все 360 градусов рабочие… ставить будем здесь, где я стою. Молодец, Ахмедов, ориентируешься хорошо, словно бывал здесь ранее.
Пулемёт установили в десяти шагах от края крыши, на месте, напоминающем носовую часть корабля. Ариф лично отсчитал шаги.
Через час пулемёт угрожающе смотрел в бакинское небо.
– Значит так, слушайте, что скажу, – деловито поправляя портупею, начал Звягинцев. – Сменят вас завтра утром, бойцов у меня мало, полноценные смены пока создать не могу, но постараюсь утром прислать вам замену. Думаю, до завтра обойдётесь сухпайками. И смотрите мне, у штатских ничего не клянчить, разве что кипяток. Всё ясно?!
– Вытянувшись стрункой на фоне вновь установленного пулемёта, бойцы нового зенитного поста единодушно ответили:
– Так точно, товарищ старший лейтенант.
– И вот ещё что… Ариф, ты Антону объясни, как у нас здесь принято с женщинами обращается, а то, как я заметил, парень он у нас шустрый, говорливый, только квартал проехали, а он уже успел из машины каждую встречную женщину одарить дешёвыми комплиментами. Смотри у меня, питерский, не шали, здешние ребята за такие комплименты быстро тебя… мягко говоря, причешут. Учитывай местные обычаи. Ахмедов, объясни ему что почём…
– Я не такой… я уважаю женщин! – громко заявил Синицын.
Звягинцев махнул на бойца и ответил:
– Расскажешь об этом кому-нибудь другому, все мы одни в этом возрасте.
И уже с двери Звягинцев крикнул последнюю фразу:
– Раз это военный объект, надо замок на дверь повесить, со следующей сменой пришлю.
– Уж больно командир малословный, – шёпотом заметил Синицын, провожая на выход глазами старшего лейтенанта.
– Зато глазастый, – так же тихо ответил Ариф. – Всё видит и схватывает на лету.
***
Ариф умело управлялся машинкой по набивке патронами пулеметной ленты. Вскрытый ящик издавал запах оружейного масла. Антон был занят укладкой ленты в патронный ящик.
– Ловко у тебя получается, земляк! – заметил Синицын умение Ахмедова управляться с набивочным устройством. – Словно ты не вчерашний гражданский, а пулемётчик со стажем. Степаныч говорил, что ты образованный, институт закончил.
– Ну да, закончил, он же меня и обучал этому делу. Александр Семёнович у меня военруком был. А так я дипломированный нефтяник.
– А я не успел окончить институт, с третьего курса призвали. Корабли должен был бы строить. В Питере это дело в почёте. А Степаныч всегда таким замкнутым был или это только с нами?
– Всегда! – уверенно ответил Ариф. – В Баку малословных и жёстких мужчин уважают. Александр Семёнович вдобавок ко всему человек справедливый. В институте его все уважали, что преподаватели, что студенты.
– А жена у него есть?
– Этого никто не знает. Честно говоря, не интересовался.
– Думаю, что нет! – Антон выдал предположение. – Больно ревностно он относится к моему здоровому желанию знакомиться с девушками. То, что он имел в виду, – это правда: женщины – моя слабость. Но, смотрю, с местными девушками замутить не получится, они у вас больно серьезные.
Ахмедов, улыбнувшись, выдал мысль:
– Начну с того, что наши девушки не заморские зверюшки и не кусаются. Всего лишь относятся к знакомству с парнями очень серьезно, таковы правила, точнее традиции. Не знаю, правильно это или нет, но просто погулять не получится, надо непременно жениться.
Синицын, сдвинув пилотку, почесал затылок. Было видно, что молодой человек озадачился, а спустя мгновение, слегка сожалея, сказал: