Сочинения

Клод проходил мимо ратуши, когда разразилась гроза. Было два часа ночи. Художник совершенно забылся, бродя по площади рынка в эту знойную июльскую ночь и любуясь ночной красотой Парижа. Но крупные, частые капли дождя заставили его очнуться, и он побежал опрометью по Гревской набережной. Однако на мосту Луи-Филиппа он остановился, раздосадованный своею трусостью, своею бессмысленною боязнью воды, и затем, размахивая руками, медленно пошел по мосту, под ливнем, гасившем фонари, едва мерцавшие среди глубокого мрака.

Впрочем, Клоду оставалось лишь несколько шагов до дома, где помещалась его мастерская. Когда он очутился на Бурбонской набережной, яркая молния осветила прямую линию старинных отелей, вытянувшихся над Сеной вдоль узкой мостовой. Стекла высоких окон без ставен мгновенно вспыхнули, освещая некоторые детали старинных фасадов – каменные балконы, перила террас, резные гирлянды фронтонов. Здесь, под крышей старинного отеля Марту а, на углу улицы Femme-sans-Tete, помещалась мастерская Клода. Освещенная на мгновение, набережная снова погрузилась во мрак, и страшный удар грома потряс уснувший квартал.

Добравшись до своей старинной полукруглой двери с железными скобами, Клод, ослепленный дождем, стал ощупью искать пуговицу звонка, но вздрогнул, наткнувшись на живое тело, прижавшееся к двери. В эту минуту опять сверкнула молния, и Клод увидел при ее свете высокую молодую девушку в черном платье, совершенно промокшую и дрожавшую от страха. Раздавшийся вслед за молнией удар грома заставил обоих вздрогнуть.

– Вот сюрприз! – воскликнул Клод. – Кто вы и что вы делаете здесь?

Он не видел ее лица в наступившей темноте, но слышал сдержанные рыдания.

– О, сударь, умоляю вас, – бормотала она, – сжальтесь надо мной… Извозчик, которого я наняла на вокзале, высадил меня у этого подъезда, наговорив дерзостей… Поезд, с которым я приехала, сошел с рельсов у Невера… Мы опоздали на четыре часа, и я не застала на станции особы, которая должна была встретить меня… Боже, я в первый раз в Париже!.. Я не знаю, где я теперь…

Ослепительный свет молнии прервал ее речь. Широко раскрытыми от ужаса глазами девушка вглядывалась в эту часть незнакомого ей города, встававшего перед ней точно фантастический призрак. Дождь перестал лить. Па противоположном берегу Сены, по набережной des Ormes обрисовывались маленькие серые с неровными крышами дома, испещренные внизу вывесками лавок; налево виднелась синеватая крыша ратуши, направо – свинцовый купол Св. Павла. Но более всего поразила девушку широкая мрачная река – часть Сены между мастными сводами моста Марии и воздушными арками нового моста Луи-Филиппа. Какие-то странные массы обрисовывались над темной поверхностью воды – целая флотилия судов и лодок, прачечные плоты, землечерпательная машина, привязанная к берегу, а на противоположном берегу – барки с углем, плашкоуты, нагруженные жерновами, над которыми возвышался гигантский чугунный стержень грузоподъемного крана. Затем все исчезло в наступившей темноте.

«Какая-нибудь искательница приключений, – подумал Клод, – выброшенная на улицу и отыскивающая нового покровителя».

Он питал глубокое недоверие к женщинам. Этот поезд, сошедший с рельсов, этот кучер, высадивший ее у этого подъезда, казались ему нелепой выдумкой. Испуганная новым ударом грома, девушка прижалась к углу двери.

– Во всяком случае, вы не можете ночевать тут, – сказал Клод довольно резко.

Рыдания усилились.

– Сударь, – пробормотала она, – умоляю вас, отвезите меня в Пасси… Меня ждут в Пасси.

Он презрительно пожал плечами. За дурака, что ли, принимает она его? Он машинально повернулся к набережной Целестинских монахов, где обыкновенно стояли фиакры, но там не видно было пи одного фонаря.

– В Пасси, моя милая? Почему же не в Версаль?.. Где же я достану фиакр в такое время и в такую погоду?

В эту минуту снова блеснула молния, и девушка громко вскрикнула. Гигантский город показался ей точно забрызганным кровью, река – огромной пропастью, края которой были свешены заревом пожара. Малейшие подробности пейзажа обрисовывались с необыкновенной ясностью: видны были запертые ставни домов на набережной des Ormes, разрез улиц de lа Masure и du Раоn-Вlаnc, пересевавших набережную; у моста Марии можно было сосчитать листья больших чинар, составлявших тут прелестный букет зелени; на противоположном берегу, у пристани, ясно обрисовались выстроившиеся в четыре, ряда баржи, погруженные огромными корзинками желтых яблок, а несколько дальше – высокая труба прачечного плота, неподвижная цепь землечерпательной машины, кучи песку па пристани. Затем свет опять погас, река скрылась в мраке ночи и раздался оглушительный удар грома.

– Ах, Боже мой!.. Что же мне делать?..

Дождь, недавно прекратившийся, полил снова, а поднявшийся ветер разбрасывал по набережной тяжелые массы воды с силой прорвавшейся плотины.

– Позвольте мне пройти, – сказал Клод. – Тут стоять невозможно.

Оба они совсем промокли. При слабом свете газового фонаря, горевшего на углу улицы Femme-sans-Тetе, Клод мог различить фигуру девушки, платье которой промокло насквозь и прилипло к ее телу. Глубокая жалость охватила художника. Ведь подобрал он однажды на тротуаре в такую же точно ночь приставшую к нему собачку! Но вместе с тем он возмущался таким мягкосердечием, Он никогда не приводил женщин в свою квартиру. Необыкновенно робкий, он скрывал свое смущение под напускною грубостью, и в обращении с женщинами выказывал полное пренебрежение. И неужели эта девушка принимает его за дурака, которого можно подцепить таким образом?.. Но, наконец, жалость все-таки взяла верх.

– Ладно, пойдемте, – сказал он. – Вы переночуете у меня.

Она окончательно растерялась.

– У вас?.. О, Боже!.. Нет, это невозможно… Умоляю вас, «ударь, отвезите меня в Пасси… Ради Бога!..

Клод вспылил. К чему еще эта комедия, раз он согласился впустить ее? Он еще раз дернул звонок. Наконец, дверь растворилась. Клод хотел втолкнуть девушку в сени.

– Нет, нет… Я не войду!..

Но молния ослепила ее, и, когда раздался страшный удар грома, она сама бросилась в сени. Тяжелая дверь захлопнулась за лей. В сенях было совершенно темно.

– Г-жа Жозеф, это я! – крикнул Клод привратнице.

И, понизив голос, он прибавил: – Дайте мне вашу руку, нам придется перебежать через двор.

Ошеломленная, растерявшаяся, она не сопротивлялась более и протянула ему руку. Они опять очутились под ливнем и бежали рядом по обширному двору барского дома со смутно обрисовывавшимися в темноте каменными арками. Наконец, когда они добрались до узенького коридорчика без дверей, он выпустил ее руку, и она услышала, как он, ворча, чиркает спичками. Но спички совершенно промокли, и пришлось подниматься ощупью.

– Возьмитесь за перила и ступайте осторожнее… Ступеньки очень высоки…

Старинная, узкая лестница соединяла четыре этажа высокого здания и служила, вероятно, черным ходом. Молодая девушка спотыкалась на каждом шагу, взбираясь по неровным ступеням. Наконец, Клод заявил, что нужно пройти по длинному коридору, и она последовала за ним, ежеминутно хватаясь руками за стены бесконечно длинного коридора, который огибал все здание и вел к лицевой стороне его, выходившей на набережную. Затем Клод стал взбираться по узенькой деревянной лестнице без перил, ступеньки которой скрипели под ногами, напоминая лестницу деревенской мельницы. Взобравшись по ней до верхней крошечной площадки, девушка наткнулась на Клода, который остановился, разыскивая ключ. Наконец, он отворил дверь.

– Подождите тут… Вы опять наткнетесь на что-нибудь.

Она стояла неподвижно, но сердце у нее сильно билось и в ушах шумело: шествие по бесконечным, темным лестницам совершенно ошеломило ее. Ей казалось, что она уже несколько часов взбирается таким образом по лестницам, в которых столько поворотов и закоулков, что никогда она не будет в состоянии спуститься вниз. В мастерской раздавались тяжелые шаги, слышалось падение и передвижение тяжелых предметов, сопровождавшееся бранью. Наконец, в дверях показался свет.

– Войдите! – крикнул художник.

Она вошла и окинула взглядом мастерскую, но ничего не могла разобрать. Слабый свет свечи терялся в обширном чердаке вышиной в пять метров, загроможденном какими-то странными предметами, бросавшими удивительные тени на серые стены. Не разбирая ничего, она взглянула на широкое стеклянное окно, по которому дождь стучал с оглушительным шумом. В это время сверкнула молния, и удар грома последовал вслед за ней с такой потрясающей силой, что, казалось, крыша дома раскололась. Безмолвная, смертельно бледная, девушка опустилась на стул.

– Черт возьми, – пробормотал Клод, – она ударила где-то недалеко!.. Да, мы добрались домой вовремя. Здесь ведь уютнее, чем там, на улице, не правда ли?

Он подошел к двери, с шумом захлопнул ее и два раза повернул ключ в дверях. Девушка машинально следила за его движениями.

– Ну, вот мы и дома, – сказал Клод.

Впрочем, гроза начинала утихать, и только от времени до времени раздавались еще отдельные удары. Ливень превратился. Клод, охваченный странным смущением, украдкой посматривал на молодую девушку. Она, по-видимому, была недурна собой и очень молода, лет двадцати, не более. Это усиливало его недоверие в ней, хотя в глубине души он смутно чувствовал, что в ее рассказе есть доля правды. Но, как бы она там ни хитрила, она глубоко ошибается, если рассчитывает подцепить его таким образом! Стараясь принять по возможности грубый тон, он сказал:

– Ну-с, а теперь ляжем… скорей обсохнем!

Она поднялась с выражением ужаса на лице. Этот сухопарый юноша с большой головой, обросшей волосами, внушал ей необъяснимый страх; в черной фетровой шляпе и старом коричневом пальто, порыжевшем от дождей, он напоминал героя разбойничьих сказок.

– Благодарю вас, – пробормотала она, – я прилягу, не раздеваясь.

– Как… в этом платье, с которого течет вода!.. Не говорите глупостей… Раздевайтесь сию минуту!

Он оттолкнул стулья и отодвинул полуизодранные ширмы; за ними она увидела маленький умывальный стол и узенькую железную кровать. Он откинул быстрым движением одеяло.

– Нет, нет, не беспокойтесь! Уверяю вас, что я не лягу.

Это окончательно вывело Клода из себя; он стал жестикулировать, стучать кулаками.

– Да перестаньте же ломаться! Чего вам еще нужно, если я уступаю вам свою постель?.. И не разыгрывайте недотроги, это совершенно ненужная комедия! Л буду спать на диване!

Он подошел к ней с выражением угрозы на лице. Испуганная, думая, что он собирается прибить ее, девушка сняла шляпку дрожащими руками. Вокруг нее на полу вода, стекавшая с ее юбок, образовала целую лужу. Клод продолжал громко ворчать. Затем им, по-видимому, овладело какое-то раздумье, и он прибавил:

– Впрочем, если вы брезгливы, я могу переменить простыни.

И в один миг он снял простыни и перебросил их на диван, стоявший на противоположном конце мастерской. Затем он вынул из шкафа две чистые простыни и покрыл ими постель с ловкостью холостяка, привыкшего к этому. Заботливой рукой он расправил одеяло, взбил подушку, откинул простыню. – Ну, теперь готово, ложитесь!

Но она стояла неподвижная и безмолвная, машинально проводя рукой по лифу, которого не решалась расстегнуть. Он загородил ее ширмами. Господи, какая стыдливость! Он быстро разделся, покрыл диван простыней, повесил платье на один из мольбертов и растянулся на диване. Собираясь задуть свечу, он, однако, подумал о том, что барышне придется раздеваться в темноте, и стал прислушиваться. Вначале не было слышно ни малейшего шороха, вероятно, она продолжала стоять на том, же месте, прислонившись к железной кровати. Затем послышался легкий шелест платья, медленные, сдержанные движения, точно она несколько раз останавливалась, прислушиваясь, смущенная светом за ширмами. Наконец, послышался слабый скрип кровати и затем все смолкло.