Сочинения

Но Саккар энергическим жестом дал понять, что его не надуешь.

– Всемирный банк слишком силен, не правда ли? Разве можно допустить существование Католического банка, который грозит покорить мир, завоевать его деньгами, как некогда завоевывали верой. Да при одной мысли об этом мурашки забегают у всех свободных мыслителей, у франмасонов, метящих в министры… Может быть, также нужно устроить какой-нибудь заем при помощи Гундерманна. В самом деле, что же будет с правительством, если оно не позволит себя съесть жидам?.. И вот мой болван братец, ради сохранения власти на несколько месяцев, намерен скормить меня грязным жидам, либералам, всей этой сволочи, в надежде, что его оставят в покое, пока будут жрать меня… Коли так, скажите ему, что я плюю на него.

Он выпрямился во весь свой маленький рост, и бешенство прорвалось, наконец, сквозь его иронию в резких и звонких, как труба, звуках:

– Поймите, наконец, я плюю на него! Вот мой ответ, передайте ему…

Гюрэ пожал плечами. Сердиться при деловых отношениях было не в его духе. В конце концов, он играл тут только роль комиссионера.

– Хорошо, хорошо! Я передам… Вы сломите себе шею. Но это ваше дело.

Последовала пауза. Жантру, углубившийся в корректуры, делая вид, что ничего не слышит, взглянул на Саккара. Что за прелесть этот бандит в своем увлечении! Эти гениальные канальи нередко торжествуют, дойдя до бессознательного состояния, увлекаемые опьянением успеха. В эту минуту Жантру был за него, верил в его успех.

– Да, я и забыл, – начал снова Гюрэ. – Кажется, генерал прокурор Делькамбр вас ненавидит… Вы знаете, сегодня император назначил его министром юстиции.

Саккар, расхаживавший по комнате, вдруг остановился. Лицо его омрачилось.

– Из той же шайки! А, так его назначили министром. Ну, а мне-то какое дело, позвольте спросить?

– Боже мой, – отвечал Гюрз с преувеличенным простодушием, – если с вами случится несчастие – ведь оно может случиться со всяким – то не рассчитывайте, что ваш брат будет защищать вас от Делькамбра.

– Но, тысяча чертей! – закричал Саккар. – Говорят вам, что я плюю на всю шайку, на Ругона, на Делькамбра и на вас в придачу!

К счастью, в эту минуту вошел Дегрэмон. Он никогда не заходил в редакцию и появление его удивило всех, положив конец ругани. Он учтиво поздоровался со всеми, с льстивой любезностью светского человека. Его жена собирается дать вечер, на котором будет петь; и он зашел пригласить Жантру, чтобы иметь хорошую статью о вечере. Но присутствие Саккара, по-видимому, очень обрадовало его.

– Как дела, великий человек?

– Скажите, вы не продали? – спросил тот, вместо ответа.

– Продать, ну, нет, еще рано! – и он рассмеялся очень искренно, так как действительно еще не собирался продавать.

– Да в нашем положении никогда не придется продавать! – воскликнул Саккар.

– Надеюсь. Мы все за одно; вы знаете, на меня можно положиться.

Он глянул куда-то в сторону, говоря, что ручается за других членов правления – Седилля, Кольба, маркиза де-Богэн – как за самого себя. Дела идут отлично; как не стоять заодно при таком необычайном успехе, какого биржа не видела пятьдесят лет. У него нашелся комплимент для каждого, и, уходя, он выразил уверенность, что увидит всех троих на вечере. Мунье, тенор из оперы, будет петь с его женой. О, эта выйдет эффектно.

– И так, – сказал Гюрз, – это все, что вы мне скажете?

– Все! – объявил Саккар своим резким тоном.

Он даже не вышел вместе с Гюрз, как делал обыкновенно; и, оставшись наедине с редактором, сказал:

– Война, милый мой! Теперь нечего церемониться, пробирайте хорошенько эту шушеру!.. Ах, наконец-то я могу затеять бой по своему вкусу.

– Да, но все-таки это крутой оборот, – заметил Жантру, тревога которого возобновилась.

Марсель по-прежнему ожидала в коридоре на скамеечке. Было только четыре часа, но Дежуа уже явился зажигать лампы, так как становилось совсем темно под беспрерывно лившим сероватым дождем. Проходя мимо Марсели, он всякий раз старался развлечь ее каким-нибудь замечанием. Между тем беготня сотрудников усиливалась, оживленные голоса раздавались из соседней комнаты, суматоха росла по мере того, как набирался номер.

Внезапно подняв глаза, Марсель увидела перед собою Жордана, Мокрый, с убитой физиономией, дрожащими губами, он имел растерянный вид человека, который долго хлопотал о чем-нибудь, не добившись успеха. Она поняла.

– Ничего? – спросила она бледнея.

– Нет, милочка, ничего… Нигде нет возможности…

У нее вырвалась только тихая жалоба, в которой излилось все ее горе.

– О! Боже мой!

В эту минуту Саккар вышел из кабинета Жантру и удивился, застав ее еще здесь.

– Как, сударыня, ваш муж только что вернулся. Я говорил, что лучше вам подождать в моем кабинете.

Она пристально смотрела на него, какая-то мысль мелькнула в ее печальных глазах. Недолго думая, она решилась высказать ее, побуждаемая той смелостью, которая руководит женщинами в минуты увлечения.

– Г. Саккар, мне нужно кое о чем попросить вас… Если позволите, мы войдем к вам в кабинет.

– Разумеется, сударыня.

Жордан, угадывая ее мысль, хотел было остановить ее. Он пробормотал ей на ухо: «нет, нет!» с болезненным волнением, которое всегда возбуждали в нем денежные вопросы. Но она не слушала, и он должен был последовать за нею.

– Г. Саккар, – начала она, как только дверь затворилась, – мой муж вот уже два часа хлопочет, разыскивая пятьсот франков и не решаясь попросить их у вас… Поэтому я решилась сама обратиться к вам с просьбой…

И со своим обычным увлечением она рассказала о происшествиях нынешнего утра, о грубом нашествии Буша, о своей борьбе с тремя мужчинами, ворвавшимися в ее комнату и об обязательстве уплатить немедленно! Ах, эти денежные раны, как тяжело приходится от них бедным людям, как горько сознавать свой позор и бессилие, вечно жить под Дамокловым мечем из-за пригоршни каких-нибудь несчастных пятифранковых монет.

– Буш, – повторил Саккар, – так вы попались в лапы этого мошенника…

Потом, обратившись к Жордану, который стоял молча, бледный от невыносимого смущения, он сказал с прелестным добродушием: – Хорошо, я вам одолжу пятьсот франков. Напрасно вы не обратились ко мне сразу.

Он уселся за стол, чтобы подписать чек, но вдруг остановился. Он вспомнил о письме Буша и о посещении, которое откладывал со дня на день, чуя грязную историю. Почему бы ему не сходить теперь же в улицу Фейдо, благо есть предлог.

– Послушайте, я знаю этого мошенника… Лучше я сам схожу к нему, может быть, ваши векселя можно будет выкупить за полцены.

Глаза Марсели сияли благодарностью.

– О, г. Саккар, вы слишком добры.

И, обратившись к мужу, она прибавила:

– Видишь, дурачек, г. Саккар не съел нас.

Он обнял ее и поцеловал в порыве благодарности, так как чувствовал, что ее энергия и ловкость помогают им выпутываться из житейских затруднений, которые парализовали его.

– Нет, нет, – сказал Саккар, когда молодой человек пожал ему руку, – мне следует благодарить вас, потому что помочь таким любящим супругам истинное удовольствие… Ступайте, и будьте покойны!

Карета, ожидавшая Саккара у подъезда, в две минуты доставила его в улицу Фейдо, по грязному Парижу, среди блестевших луж и целого потока зонтиков. Но он тщетно дергал звонок у старой двери с надписью большими буквами «Спорные дела», она не открывалась, и внутри никого не было слышно. Он хотел уже уйти и с досады ударил в дверь кулаком. Послышались чьи-то шаркающие шаги, и Сигизмунд отворил дверь.

– А, это вы!.. Я думал, что вернулся брат и что он забыл свой ключ. Я никогда не отворяю на звонок… О, он скоро вернется, подождите, если вам нужно его видеть.