Уходящие из города

Майя Петровна выслушала, покачала головой, поулыбалась и звонко, как всегда, сказала:

– Дети, вы такие большие, а все еще… думаете, что вам кто-то должен все время помогать? Давайте вы все дружно попрощаетесь с феями, поблагодарите их и пожелаете им всего самого хорошего! Феи – для маленьких, а вы уже большие! Вам надо уметь справляться со всем самим! Быть сильными и смелыми!

Это было так красиво и грустно. Полинин стыд за вранье испарился с легким шипением, от которого защипало в глазах. Она утирала слезы и видела: остальные тоже плачут. Всхлипывала маленькая Лу. Ревела толстая Лола. Пустил слезу даже будущий президент Олег. Никто не хотел быть большим, сильным и смелым – все хотели фей. Только Олеська, кажется, не проронила ни слезинки.

Они переехали в другой кабинет, оставив фей умирать со скуки без исполнения желаний и проигрывателя. (Полина надеялась, что на каникулах феи смогут хотя бы гулять по подоконнику среди цветочных горшков и грустно смотреть в окно; а в следующем году их ждут другие подопечные.)

В начале нового учебного года Лола как бы крадучись подошла к Полине и с заговорщическим видом показала отбитый от какого-то прибора циферблат со стрелкой, беспорядочно крутящейся по кругу.

– Смотри, что я нашла! Стрелка указывает туда, где живут феи… – сказала она важно.

– А мне кажется, это… – в Полине уже созрела новая игра, – прибор для измерения ума и глупости! Один конец стрелки указывает на ум, а другой – на глупость! Вот! – Полина приложила циферблат к голове Лолы. – Получаем: двадцать на шестьдесят!

– Чего?!

– Ума и глупости, конечно!

– Да ну тебя!

– Шестьдесят ума и двадцать глупости!

Через пять минут весь класс (даже отличница Лу) уже выстроился в очередь. Полина прикладывала ко лбу каждого прибор, а Лола с важным видом записывала в тетрадь показатели:

– Владик – двадцать на шестьдесят! Олег – шестьдесят на двадцать!

– А если я математику подучу, то он выше покажет? – нервничал кто-то.

– А почему у меня меньше, чем у Сашки? Он еле-еле читает! Потрясите прибор, он просто сбился! Ну как градусник!

И они трясли; стрелка дергалась, как крылышко феи.

Август

У августа полные карманы воспоминаний. Кто крайний, тот всегда больше всех помнит. Это его функция в мироздании, так же как у самого мелкого на физре – сказать «расчет окончен», после того как все рассчитались по номерам. В их классе самой мелкой была Луизка Извозчикова, а самым высоким – Андрей Куйнашев; Лола и Полина – посередине.

А еще в августе в Заводске что ни квартира, то мини-консервный заводик. Прут из деревни помидоры, перцы, яблоки, сливы, алычу и прочее, что выросло. Заготовки делают. Бабушка колдует над кастрюлей с бурлящим варевом, ни дать ни взять ведьма из сказки. Лола лезет под руку:

– Это слива, да? А можно попробовать?

– Куда? Кипяток!!! Пшла отседова!

– А на улицу можно?

– Во дворе!

– Мы с Полиной! Коляску с малой катать будем! Можно?

Лола с Полиной вышагивают по частному сектору, именуемому в народе Балбесовкой (одна из центральных улиц носит имя героя Гражданской войны А. В. Балабаса, уроженца здешних мест; непочтительные потомки превратили его в Балбеса и весь район обозвали Балбесовкой), катят перед собой здоровенную красную коляску, в которой спит Лизон. Полину мамка выперла из дому, чтобы под ногами не мешалась (может, Полинина мамка, как Лолина бабушка, варит варенье?), да еще и младенца в нагрузку дала. Малая лежит там, в глубине коляски, белый червячок в яблоке, занавешена куском тюля от мух. Спит, изредка просыпается и начинает хныкать, тогда Полина трясет коляску, в надежде ее успокоить, малая орет, от тряски ее ор дробится на смешные обрывки, девчонки хохочут, трясут сильнее, пока малая не затыкается.

Полина живет в Балбесовке. Тут маленькие домики, сады, огороды – в общем, почти деревня. Иногда даже куры дорогу перебегают. Или телеги по дороге проезжают. С яблонь, что высунули ветки за заборы, порой падают яблоки. Девчата насобирали их довольно много – кладут в низ коляски. Дойдут до колонки, вымоют и съедят.

Лола любит круглые желтоватые яблоки, похожие на ее имя, а Полина – в красную полосочку, рябенькие.

Лоле нравится Полинин смех, а Полине – Серега Герасимов.

У Лолы два больших карих глаза, а у Полины миллион миллионов веснушек. У Лолы моднючие розовые сланцы (завидуйте, дуры балбесовские), а у Полины жалкие босоножки с обрезанными задниками.

Лола поднимает с земли большое бело-желтое яблоко. Один бок у него отбит до коричневого. Но пахнет оно так, что у Лолы тихонько тренькает в желудке.

Малая хнычет, и Полина заводит песню, переделанный хит Меладзе:

Ты натура утолщенная,
Батя твой в колхозе пашет трактористом,
Васькой рыжим увлеченная,
На обед съедаешь только восемь мисок…

Лола без понятия, что там ест героиня песни (досадный логический пробел), но девчонкам нравится орать во весь голос:

Девушкам из сельского общества
Просто избежать одино-о-о-очества!

Лоле и Полине кажется, что они очень остроумные и местные девки за своими заборами сейчас просто зеленеют от такой потрясающей сатиры на их нравы. Хоть бы не вышли драться (такое тут иногда бывало). Но вместо этого из-за поворота показываются Олег, Сашка и еще какие-то ребята.

– Ой, какая встреча!

У Полины хорошо получается удивляться, хотя удивляться нечему: ребята тут часто гуляют, и Полине нравится вступать с ними в перепалки.

– Привет, ребята! – Лола одергивает шорты, обрезанные из старых джинсов (она сама захотела покороче, но сейчас ей немного стыдно: ноги кажутся толстыми, как у слона).

– Привет! – говорит Сашка. Он невысокий, лопоухий, и у него под мышкой книги. Его перевели в пятый класс только при том условии, что он будет ходить летом на дополнительные занятия: он еле-еле вывозит школьную программу, но его родители сумели договориться с директором.

– А кто это тут у нас? – Олег подходит к коляске и по-хозяйски отодвигает тюль.

– Это Лизон.

– Лизун?

– Лизон. Ну, мы ее так зовем. По приколу, – уточнила Полина. Она всегда была за прикол, везде и во всем.

– И… – Олег делает паузу. – Кто счастливый отец?

– Чего? – Полина сделала большие глаза (хотя они и так у нее большие – зеленовато-голубые, цвет трава-небо), снова фальшиво удивляясь.

– А мне интересно, кто мать, – влез в разговор Сашка, – ты, – он кивнул на Лолу, – или она?

– Чего? – Лола, в отличие от Полины, злилась по-настоящему. – Да пошел ты! Это сестра ее!

– Ну коне-е-ечно… А я-то думал, что ты просто жирная! – бросил вдруг Сашка.