Когито Нон Эрго

И почему-то к этому многообразию звуков в моей голове примешивалось как будто бы тиканье огромных подвесных часов, примерно таких, как стояли в своё время у нас в гостиной. Домик был огорожен скромным забором из сетки-рябицы, однако двери калитки были открыты.

Я зашёл под тонкий кровельный навес, который спасал небольшой бетонный прямоугольник крыльца от дождя и снега.

Дверь была испещрена царапинами, словно её порезали ножом. Тут и там виднелись вмятины, облупленности. В общем обычный домик провинциального жителя, со всем своим неподражаемым колоритом.

Я заглянул в окно и увидел внутри тусклый огонёк, внутри было пусто, однако, когда я прислушался, я услышал тихие шаги. Сначала я подумал, что это какой-то заплутавший путник, который зашёл в чужой дом погреться, однако подёргав ручку, я убедился, что двери заперты.

Тогда я постучал в окно. На моё удивление в коридоре заморгал неровный огонёк свечи.

Стас

Металлический лязг открывающегося замка заставил меня насторожиться.

Однако человек, который мне открыл не вызывал каких-то особенных подозрений. Про таких на деревне говорят «пропойца». Одутловатое лицо, засаленная майка, которую в своё время так и прозвали-алкоголичка, спортивные штаны из которых откровенно виднелись синие трусы семейки, коричневые тапки. Мужчина недовольно мялся на пороге, потирая ладонью свою трёхдневную щетину.

Дисгармонией казались в его облике только золотые цепочки с полпальца шириной, коих у него имелось в наличии не менее четырёх.

Подняв на меня свои красные глаза, он ленно произнёс тем самым голосом, который все успели изучить в девяностых:

– Чего хотел?

Я попытался прикинуть, как бы мне не вывести его на эмоции, что в моем положении было бы откровенно глупо. Но в то же время я понял, что внятно объяснить цель своего визита, наверное, не смогу.

Поэтому я решил схитрить. Довольно невинное занятие, когда перед тобой стоит амбал, как будто-бы только что прямиком вернувшийся на машине времени из девяностых. Красное, пропитое лицо, заспанные глаза.

Внезапно и совершенно неожиданно он достал из-за спины вторую руку, на моё счастье там был отнюдь не добытый на складах шпалер со спиленным номером, частый гость сериальных детективов, а пучок какой-то зелени, который тот стал прямо на моих глазах жадно и беспардонно пережёвывать своими чернеющими зубами.

– Я пришёл осведомиться о судьбе Глафирьи Артемьевой. Я представляю общество Память Народная.

– Документ есть? – ощерился амбал, заставляя меня судорожно в уме перебирать варианты ответа.

– У нас есть только значки, документы есть у организаторов, можете поинтересоваться в справочнике… – Я надеялся, что мордоворот не станет копаться в тоннах макулатуры, обычно лежащей мёртвым грузом на нижней полке под телефоном.

Амбал махнул рукой, и сухо сказал:

– Пошли… Телефон все равно не работает, что мне толку от справочника.

Я последовал за ним. В доме было убрано, но обстановка казалась крайне бедной. Комнаты, по которым я шагал могли бы вполне стать экспонатами в музее «Так было в пятидесятых».

Серые скатерти без узоров, но с окантовкой, пошарпанные табуретки, в углу виднелась тёмная прокопчённая иконка.

Амбал пододвинул к себе табурет и сел напротив меня.

Пламя свечи то затухало, то снова выхватывало из темноты скромное комнатное убранство.

Немного раздражённый темнотой, я спросил:

– У вас электричества что ли нет?

– Ага, -ответил краснолицый тип, и как-то по-детски пожаловался, -три дня уже как нету. Я вон телек хотел сегодня посмотреть. Сегодня Антажи играет, а я за неё болею с детства. Черт побери!

Амбал сплюнул в угол комнаты, и потёр пальцем переносицу. Видимо таким образом он выражал свои переживания.

– А вы не переживайте, я сейчас камин затоплю, – как-то излишне озаботившись произнёс хозяин, и мне стало даже как-то не по себе.

Мало того, что отвлекаю хозяина, так ещё и огонь из-за меня придётся разводить.

Я подвинул свою табуретку, пока амбал копошился у печки, пока, насвистывая неспешно принёс из-за дома дрова, пока комкал старые Известия, которые предназначались для розжига.

Когда разгорелся огонь, в комнате стало теплее, а наступающий вечер стал ещё загадочнее.

Амбал представился Станиславом Коротовским, но сразу же попросил называть его Стасом. Я представился Рэмом, не знаю, почему это имя всплыло у меня в мозгу, да это было и не важно. Уверенность, что я больше никогда не увижу этого типа, давала мне большую свободу действий.

Я решил поскорее разрубить гордиев узел и когда парень снова уселся за стол, прямо спросил его про Глафирью:

– А где хозяйка то ваша?

– Вы про кого? – удивлённо уставился на меня детина.

– Ну про того, про кого и спрашивал раньше, про Глафирью.

– Аааа, – амбал немного даже поморщился от смущения, – Глафа, она у нас устроилась надомницей.

– Это как? Как это «надомница»? – переспросил я, с одной стороны поразившись такой излишней фамильярностью по отношению к Артемьевой, а с другой даже не вспомнив такого слова – надомница.

– В своё время у нас жил один учёный, он с моим отцом был… ну вроде как коллеги они были, а потом тот учёный уехал, а через некоторое время появилась Глафа, говорят, она где-то здесь в округе в своё время жила, вот вернулась, а дома нету. После войны всякое бывало.

– Кто говорит? – оживился я.

– Ну, я помню, ещё отец рассказывал, что знал Глафу до войны, а с мужем её они даже на охоту в своё время ходили. Знатный тот охотник был, говорят мог часами за каждым бугорком из засады своей следить, а зайцев стрелял так, что бывало придёшь домой, а тушки по всему двору развешаны.

– А потом что приключилось?

– Приехали они как-то, муж её потом быстро уехал, а Глафа осталась. Устроилась у нас молочницей, а в свободное время меня воспитывала. Некоторое время… -добавил амбал, подставляя пепельницу, и затягиваясь сигаретой

– Вы, я так понимаю из города?

– Ну, – замялся в очередной раз, краснея, парнишка, – вообще-то я на местной станции проходчиком работаю, правда платят гроши, да и ездить далековато, но другой —то работы здесь нет…

Я окинул затхлую лачугу взглядом, и глаза сразу выцепили почти новую кожаную куртку, как у рокеров, такую на молодёжном сленге называют «косухой».

Я подумал про себя, что такую вещицу на свои кровные небогатый паренёк-обходчик позволить себе уж никак не может, но естественно вида при этом не подал.

– Ну а в город я наведываюсь часто, по правде говоря я тут радиоэлектроникой занялся, для схем детали на барахолке покупаю. По четвергам я в город езжу, в пятницу вечером возвращаюсь. Бывает, что и во вторник кое-чего хорошее находится, когда продавцы новую партию получают.

Тут уже мои сомнения обрели абсолютно отчётливые очертания, потому как мой приёмный отец был завзятый сторонник создания всяческой техники своими руками, и я помню, что его стол всегда был просто испещрён прожжёнными чёрными следами от паяльника, а на столике, за которым я сидел, как и на маленьком столике в предбаннике, я заметил всего лишь несколько выжженных полосок, которые могли свидетельствовать как об увлечении хозяина радиоэлектроникой, так и пристрастии оного к табаку.

Впрочем, полоски были старые, и в любом случае не свидетельствовали о постоянном использовании стола для подобных нужд. Да и сам вид хозяина в помятых трениках на первый взгляд никоим образом не напоминал мне образ радиолюбителя-одиночки.