Когито Нон Эрго

В углу, между тем я смог разглядеть кучу непонятных приборов, впрочем, пыль, осевшая на них плотным слоем, указывала на то, что к ним долгое время не прикасались.

Я решил не выказывать пока своего замешательства, просто продолжил беседу.

– Вы говорите, что не видели больше её мужа. Но вы знаете, кто он, чем занимался?

– В основном я знаю лишь то, что рассказывала мне Глафа. Говорила, что он занят какой-то своей бредовой идеей, а про свою семью забыл. Вот и тогда, когда он последний раз навестил нас, они долго гуляли, сначала у нас в садике, а потом у обрыва, и даже мне, через стенку, были слышны их гневные реплики и оскорбления. Мать, правда, увела меня тогда в детский садик, а вечером, когда я вернулся домой его уже не было.

– А что за идея такая? Вы что-то слышали?

– Да нет… -замялся парень и начал поглаживать свою лысую голову ладонью, которая больше напоминала лапу.

– Родители рассказывали, что это что-то связанное с тонкими мирами, со временем… В общем-то я так понял, что он им толком не рассказывал. Это и понятно, тогда все учёные были под колпаком у КГБ и давали подписку.

Я в этот момент понял, что амбал не особо разбирается в квантовых явлениях, да и собственно физику он изучал максимум по программе школьного образования, не больше.

И тут я заметил небольшую деталь, которую не заметил ранее.

На стене около камина я заметил небольшую цепочку коричневых пятнышек. Почти незаметные и отчасти замытые пятнышки на отбелённой поверхности каминных изразцов увеличивались в размере, следуя по направлению к полу.

Я быстро перевёл взгляд на собеседника, а тот продолжал:

– …Мы с Глафой никогда не ссорились, но пообщаться на тему её мужа нам не удалось. Лишь один раз в год в апреле она обычно одевала чёрный платочек, и отпрашивалась у нас на день. Мать моя, её кстати Софьей звали, говорила, что она собирала в такие дни свой коричневый портфель, который часто носила с собой, и уезжала на автобусе в город.

– А в каком году это было?

– Ну где-то в шестьдесят третьем-шестьдесят четвёртом, точнее не припомню.

– Спасибо, я постараюсь найти ещё информацию о вашей постоялице в городе, а пока для полноты ощущений, прошу провести меня по вашему садику.

– Конечно же… – заторопился визави, поспешно убирая чашки, и стараясь как можно больше закрыть собой стенку, на которой виднелись запёкшиеся пятна. По этому его поведению, я уже примерно представлял, что это могут быть за пятна.

И именно поэтому я стремился как можно быстрее покинуть этот дом. Благо меня сопровождали, поэтому неприятностей от амбала можно было не ожидать.

Мы вышли на террасу, на дороге, около своей машины стоял мой шофёр, судя по красному огоньку, который был отчётливо виден на фоне вечерней темноты, прошли мимо него, рассекая ногами заросли травы, которая местами была нам по пояс, и внезапно оказались на лужайке, посередине чернели угли от костерка, на другой стороне росли несколько старых яблонь. Чуть левее было обустроено нечто вроде коптильни, бугорок земли, с врытой прямо в землю жестяной дверцей, в таких обычно коптят рыбу.

Я последний раз бросил взгляд на неказистый домик и услышал робкое шофёрское:

– Ну что, поехали, начальник?

Я обернулся, и увидел робкие, какие-то по-ребячески взволнованные глаза этого труженика колёс, обычного русского увальня, в модной майке босс и кроссовках, которые резко контрастировали с его коричневой замшевой курткой.

– Поехали, махнул я рукой, и отправился по шуршащей под ногами гальке к открытой дверце машины.

Когда я приехал на вокзал, мой шофёр, попрощавшись со мной, обнажил свои ужасные зубы, изображая улыбку, и тихо произнёс:

– Будь осторожен…

Но мне же закон не писан. Я, уже привыкший ко всяческим неожиданностям, вытащил из салона сумку, повесил её через плечо, и уставшей походкой свернул на стоянку, где стояли нелегальные таксисты. Те переминались с ноги на ногу и поглядывали в сторону вокзала, было видно, что эти суровые парни замёрзли, и уже посматривали в сторону своих рабочих лошадок, с целью удалиться в сторону домашнего очага.

Завидев меня, они увидели во мне шанс завершить свою рабочую смену, поэтому изначально каждый дёрнулся в мою сторону, но тут рослый седовласый кавказец с перстнем на руке, в кожаном истёртом пиджачке отодвинул собратьев в сторону, и те отступили.

Подойдя ко мне немного пошаркивающей походкой, он опустил свою огромную лапу мне на плечо, и воззрившись своими тёмными орлиными глазами на меня и сочувственным тоном произнёс:

– Поздно уже, злачных заведений тут по близости нет, где можно было бы до утра перекантоваться, а вот до гостиницы я тебя докинуть могу.

И добавил, улыбаясь, вечное шофёрское.

– Недорого, обещаю.

Пока я, разминал свои замерзшие конечности, располагая своё тело на таких непривычных для меня кожаных сидениях шофёр сидел несколько минут, практически не обращая на меня внимания. Я ещё, помню, удивился, откуда у обычного таксиста кожаный салон. Он вглядывался в плоский экран своего смартфона, как будто бы ждал от кого-то ответа.

Наконец, он захлопнул кожаную крышечку, и немного крякнув потянулся к ключам, торчащим из гнезда зажигания.

Я смотрел, как за окном сгущалась вечерняя мгла, машина заревела, дёрнулась вперёд, потом приостановилась.

– Опять эта проклятая система сигнализации барахлит… её же дивизию, – выругался кавказец

– Давно просил брата расковырять эту колымагу, все времени у него нет.

Я улыбнулся, представив, чем занимается в основное время «брат» этого героя гор. Наверняка для него крылья, бампер и колеса ценятся куда дороже чем автомобиль целиком. Но вида я, естественно, не подал, а просто кивнул, обозначая своё сопереживание чужому горю.

– Может подтолкнуть? – поинтересовался я.

– Да, не мешало бы… Но просить об этом моего дорогого гостя. Это уже ни в какие ворота не лезет.

Я махнул рукой, выражая этим жестом мелочность проблемы, и, матерясь про себя, вылез и нагретого салона машины в холодную вечернюю атмосферу, наполненную водной дождевой взвесью.

Под ногами хлюпала вода, но серьёзного дождя не было, в любом случае добраться домой хотелось побыстрее, поэтому я приналёг на покатый кузов машины так сильно, как только мог. В итоге мы проделали немаленький путь, пока колымага наконец стала подавать признаки жизни.

Когда я забрался обратно в салон, шофёр протянул мне руку, и, улыбнувшись, представился

– Раким. Меня тут все правда зовут Клещ, и отнюдь не потому, что я бросаюсь на каждого клиента, просто у меня руки сильные, ну ты, наверное, ощутил, когда со мной здоровался…

Я, ничуть не покривив душой кивнул ему.

Клещ достал из бардачка небольшой китайский термос и налил в одноразовый стаканчик тёмную тягучую жидкость.

Я протянул руки взял стаканчик и начал греть замерзшие ладони.

Шофёр отхлебнул от своей порции и закатил глаза от приятного ощущения.

Я поднёс жидкость к носу, вдохнул, и сразу ощутил целый букет из трав, каких-то неведомых пряностей, душа моя буквально утекла в зелёные горные луга, где мне в своё время, ещё при существовании советской власти удалось побывать. Потом попробовал и сразу поморщился. Слишком терпким был вкус этого странного кофе.

Раким заметил мою реакцию, и улыбнулся.

– Ай-ай… так и думал. Вот вы, городские, не приучены совсем к пряностям, а для нас это сама жизнь. Мне это снадобье лучше алкоголя помогает не заснуть за рулём, алкоголь-то он сморить пытается, а кофе, которое моя Манана готовит наоборот, тонизирует, подбадривает, да и отравиться местным перекусом труднее становится. У нас ведь только природа под рукой, она как жизнь, так и смерть приносит, а жизнь разнообразна. Вот болезни – это тоже жизнь, человек болеет, ощущает себя плохо, но такова его жизнь, и такова жизнь тех бактерий, которые живут внутри его.

А человеку свойственно удалять от себя подобную жизнь, он хочет жить лишь так, как хочет именно он. И в этом ему помогает смерть, смерть, которую он носит под рукой. Перетёртые травки, коричная кора, настойки уксусные.