Разбойник Кадрус

– Знаю. Вот почему я намерен заставить добрейшего дядю и опекуна дать мне миллион.

– Миллион!.. Миллион в приданое племяннице, у которой нет никакого состояния! Ты просто сошел с ума, любезный друг, – сказал Кадрус.

– Вовсе нет. Этот Гильбоа со своим управляющим что-то подозрительны. Прошлое этих людей ручается мне за их будущность. Они что-то скрывают. Мои предчувствия не обманывают меня никогда. Вот почему я велел наблюдать внимательно за Гильбоа и его управляющим. Белка ни на минуту не теряет из виду замок, сам черт не скроет ничего от этого хитреца. Слушай! – вдруг сказал Фоконьяк. – В дверь моей спальни как будто постучали. Должно быть, это он пришел со своим рапортом. Так поздно! Должно быть, случилось что-нибудь новое.

– Как! – сказал Жорж. – Белка? Здесь? Откуда же он вошел?

– Ничего не может быть проще. Ты мне оставил этого молодца, когда в эти последние дни предводительствовал нашими. Белке надоело проходить мимо людей в гостинице, он скоро нашел более удобную дорогу, открытую и днем и ночью. Позади конюшен гостиницы есть невысокая крыша; вскарабкавшись на нее, легко добраться до слухового окна, а потом по коридорам он может приходить ко мне так, что его никто не увидит.

– Отопри, – только ответил Кадрус.

Фоконьяк подошел к двери и впустил Белку. Это был красивый молодой человек лет двадцати с небольшим, но ему нельзя было дать более шестнадцати. Он скрывал под своими тонкими членами необыкновенную силу и гибкость мускулов. Его ловкость карабкаться повсюду, перепрыгивать с ветви на ветвь по деревьям леса заставила Кротов прозвать его Белкой. Название это еще оправдывалось цветом его волос, которые падали богатыми кудрями на его матовую и, так сказать, молочную кожу, свойственную людям с рыжими волосами. Лоб умный, нос орлиный, подбородок тонко обрисованный и еще без бороды, глаза черные под рыжими бровями, сверкавшие лукавством и умом, робость без замешательства и вид, свойственный балованным детям, – таков был Белка. Его прозвали также Вениамином шайки.

Почтительно улыбаясь, подошел он к своим начальниками и поклонился им.

– А, это ты! – сказал с оттенком благосклонности атаман Кротов. – Всегда деятельный, всегда верный. Мне хотелось бы вознаградить тебя по заслугам, мой милый. Скажи мне, если когда-нибудь бродяжническая жизнь, которую ты ведешь с нами, опротивеет тебе, если когда-нибудь ты захочешь возвратить свою свободу, пристроиться, жениться, мало ли еще что! Тебе стоить только мне сказать. Покровительство Кадруса не оставит тебя, а ты знаешь, чего стоит это покровительство.

– Чтобы я бросил Кротов? – сказал молодой человек. – Оставил начальника, без которого умер бы с голода в грязной луже? Никогда!

– Это хорошо, – ответил Жорж. – Ты, может быть, единственный пример признательности, который мне случилось встретить в жизни. Но и я также не буду неблагодарен. Теперь скажи мне, мой милый, зачем ты пришел сюда?

– А вот, – просто ответил Белка, – помощник ваш, – он указал на Фоконьяка, – приказал мне надзирать день и ночь за Магдаленским замком. Я сегодня присел на моем посту, на толстой ветви одной из лип близ двора, и оттуда увидел, как все слуги уходили в тот флигель замка, где живет прислуга. Только одна кухарка, комната которой возле кухни, не вышла. Кухарка недурна, так что она недолго оставалась одна. Один из новых егерей, которые караулят замок Бельфонтен, скоро явился к ней в гости. Я видел очень ясно сквозь занавески, как две девицы читали вечерние молитвы. Потом все огни погасли. Стало быть, не было никакой необходимости оставаться в моей обсерватории. Я хотел сойти, когда приметил Гильбоа и его управителя, осторожно запиравших двери, которые соединяют флигель, занимаемый прислугой, с остальным замком. До сих пор не было ничего необыкновенного в этих мелочных предосторожностях. Но вот неизвестно откуда явился в замок гость. Его ждали, потому что Шардон принял его и ввел в большую гостиную. Но страннее всего то, что управляющий принял другого гостя, потом третьего, потом множество других. Пришло больше дюжины. Ничего не было удивительного в том, что Гильбоа принимал гостей, давал вечер. Но для чего же он удалил всю прислугу? Это меня насторожило. Я слез с дерева. Из предосторожности я пошел и запер дверь кухни, так что не было опасности, чтобы кухарка со своим возлюбленным помешали мне. Потом я пошел отыскивать сточную трубу, известную мне. По этой трубе я вскарабкался на крышу, а на крыше у меня было знакомое слуховое окно, в которое я мог влезть на чердак, а оттуда спуститься по большой лестнице и слушать у дверей гостиной. Но подглядывать в щелку казалось мне неблагоразумным. Могли выйти за чем-нибудь и застать меня. Я размышлял об этом, когда случай помог мне более, чем я надеялся. Вы знаете широкие трубы Магдаленского замка. Я тотчас сел на трубу и прислушался. В эту трубу, как слуховую, доносился до меня говор из гостиной, но неясно. Я тотчас решился. Вы нашли меня в Италии… Я в детстве был трубочистом и знаю, что во всех старых замках в трубах вбиты железные перекладины, по которым можно спускаться как по лестнице. Я и спустился. Мало того, в обширном камине гостиной, в котором могут гореть огромные вязанки дров, лежали два складных стула, на которых хозяин замка, вероятно, отдыхает под тенью своего парка. Я сел на один из этих стульев. Камин спереди был закрыт заслонкой, но я своим кинжалом провертел щелочку, которая позволяла мне увидеть собрание стариков, показавшихся мне аристократами. Я прислушивался, но не мог ничего понять. Вот по крайней мере что я услышал. Они говорили о каких-то суммах, которые должны были получить неизвестно откуда. Кажется, французский король, находящийся в Англии, присылал им эти деньги. Французский король, находящийся в Англии! Разумеется, я не мог понять, что это значит. Потом они все твердили: «Месье должен приехать… Месье приедет с островов… Месье этого хочет… Месье этого не хочет…» Я ничего не понимал.

– Мы знаем, о ком они говорили, – сказал Кадрус. – Мы воспользуемся сведениями, которые ты нам доставил. Продолжай.

– Говорили они о корабле, о тиране и о разных разностях, а потом назначили, в какой день им собраться. После многих толков решили собраться послезавтра в той же гостиной и в тот же час. А потом разошлись. Я сам поспешил убраться и явился сюда. Ах, чуть было не забыл! Я подумал, что, может быть, моим начальником самим захочется видеть и слышать то, что замышляют Гильбоа и его сообщники, и что взобраться по сточной трубе им будет трудно. Я развернул веревку, которую постоянно ношу за поясом, и прикрепил ее у каминного тагана. Теперь все.

– По обыкновению, – сказал Кадрус, – ты исполнил свою обязанность как человек умный. Я доволен тобой! Вот тебе, выпей за здоровье своего атамана и друга.

Кадрус подал Белке кошелек, полный золота. Тот, довольный словами и щедростью Жоржа, растрогался.

– Теперь ты должен уйти, – сказал Кадрус. – Я хочу, чтобы ты отдохнул. Твои услуги мне понадобятся больше прежнего. Ступай…

– Ну! – вскричал Фоконьяк, как только молодой человек ушел. – Что я говорил тебе? У этого Гильбоа есть на совести кое-что. Он не может отказать мне в руке своей племянницы. Он должен дать ей в приданое миллион.

Жорж не отвечал, погруженный в размышления.

– О чем ты думаешь? – продолжал Фоконьяк. – О приданом или о тех деньгах, которые герцог Артуа должен прислать заговорщикам?

– Может быть, и о них, – ответил Кадрус. – Во всяком случае, мы должны присутствовать на послезавтрашнем собрании.

– Слышал, – ответил Фоконьяк, возвращаясь в свою комнату.

Минута казалась ему неблагоприятной для того, чтобы расспросить атамана Кротов насчет его планов.

Глава XXIX

Заговорщики

В день и час, назначенные Белкой, Магдаленский замок был окружен Кротами. Кадрус и его помощник поместились в обширном камине гостиной Гильбоа. Белка указал им дорогу и в уверенности, что его начальники не подвергаются никакой опасности, помог им подняться по сточной трубе и спуститься потом в камин. Сам же стал на часах на трубе и наблюдал за окрестностями, чтобы поднять тревогу в случае надобности.

Жорж и Фоконьяк ждали в своем тайнике. Они даже начали выходить из терпения, потому что никакое движение в замке не подтверждало слов их лазутчика. Они смутно слышали шум шагов обитателей Магдаленского замка в широких коридорах, но ничто не показывало, что ждут многочисленное общество.

– Уж не ошибся ли Белка? – шепнул нетерпеливый Фоконьяк на ухо Кадрусу.

– Не думаю, – просто ответил тот.

– Уж не отменено ли собрание? – опять сказал Фоконьяк. – Если они переменили день и час…

– Молчи! – с живостью сказал Кадрус. – Молчи и слушай! Идут.

Действительно, в эту минуту послышался шум отворяющейся двери, и тонкая струя света пробилась в камин, в ту щель, которую накануне провертел кинжалом Белка.

Вошедший человек прямо направился к камину.

Оба Крота подумали, что ему приказано развести в камине огонь. На всякий случай они держали в руках свои знаменитые ножи. Горе бедняге, если бы он дотронулся до заслонки! Но Кадрусу и его помощнику не пришлось употребить свое страшное оружие. Человеку, шаги которого они слышали и от которого их разделяла одна каминная заслонка, было поручено только зажечь свечи. Они затаили дыхание. В ту минуту, когда этот человек взял оба подсвечника с камина и отнес их на большой стол, покрытый зеленым сукном, стоявший посреди комнаты, Фоконьяк прислонился глазом к щели, просверленной в камине.

– Это Шардон, – шепнул он на ухо своему начальнику.

Внимательно следя за всеми движениями управителя, Фоконьяк шептал:

– Вот он ставит кресла вокруг стола. Одно… два… три… тринадцать, – заключил гасконец, продолжая считать. – Дурное число, мой милый. Наверняка заговор не удастся. И в нем участвует этот гнусный Шардон, этот старый каторжник! Ну, если найдется Иуда среди этих тринадцати, то наверняка это будет он, а может быть, и бездельник Гильбоа.

Дверь гостиной отворилась, и явился хозяин дома в сопровождении одного старого дворянина, очень известного в этом краю. Это был маркиз де Глатиньи, владелец великолепного замка, который виднеется еще и поныне с левой стороны дороги из Фонтенбло в Шато-Ландон. Вскоре пришли еще три человека, легитимистские настроения которых не были тайной ни для кого.

– Все старые дворяне, – продолжал шептать болтливый Фоконьяк. – Мне почти хочется показаться им. Я ведь тоже маркиз, не хуже всякого другого. Вот входят еще… Двенадцать! Но для кого же тринадцатое кресло? Уж не для этого ли гнусного Шардона? Если бы я это знал, то, решительно, взял бы себе это кресло.

Фоконьяк говорил правду: двенадцать человек, верных монархии, собрались в гостиной Гильбоа. Тринадцатое кресло все еще оставалось пустым.

Кадрусу также захотелось видеть и слышать, что будет происходить, и он провертел еще щель в камине.

– Не правда ли, – шепнул ему Фоконьяк, когда увидел, что его друг смотрит в свою очередь, – они вовсе не забавны? Надо надеяться, что их слова будут поинтереснее их самих. Вот Гильбоа кашляет и плюет… Должно быть, как хозяин, он первым будет говорить. Все подражают ему. Какой шум создают носом все эти старики, когда сморкаются, точно будто у них у всех насморк. Послушаем…

Однако заслонка не позволяла Кротам ясно расслышать речь Гильбоа. Они, однако, могли уловить несколько раз слова «корсиканец» и «тиран», слышали, как он говорил о законном короле, брате его величества, а потом увидели, что дело шло о том, чтобы захватить императора. Они узнали, что знаменитое кресло предназначалось брату короля, который должен был приехать, но пока еще не приехал. Кадрус и его помощник узнали цель собрания, но что же должны были решить в этом тайном совещании? Никак нельзя было разобрать невнятную речь хозяина Магдаленского замка. Однако узнать это было очень важно. К счастью, великолепный и в то же время энергичный орган голоса маркиза де Глатиньи прекратил беспокойство начальников Кротов.

– Господа, – сказал старый дворянин, – мне кажется, пора кончить с фразами. Оставим этот способ нашим противникам, они достаточно злоупотребляли им. Бонапарт – надо отдать ему справедливость – тоже такого мнения. Он не хочет ни фраз, ни фразеров. Последуем же его примеру в этом отношении и приступим прямо к делу.

Одобрительный говор был ответом на эти слова.

– Господа, – продолжал старый маркиз, – средство, предлагаемое бароном де Гильбоа, нелепо, неудобоисполнимо, никуда не годно… Как! Завлечь Бонапарта в засаду? Привезти его в Англию? Это просто нелепость! Добрая пуля – вот настоящий способ! Кинжал в крепкой руке – вот другой способ!..

За этими энергичными словами последовало глубокое молчание. Очевидно, такой способ не нравился благоразумному собранию.

– Я вас понимаю, – продолжал маркиз, – вы находите это убийством! Ну да!.. Что же такого?.. Разве вы забыли про смерть герцога Энгиенского? А я не забыл! Долг платежом красен.

Все заговорщики задрожали всеми членами; маркиз стал действовать на них их же собственным страхом.

– Повторяю, – начал он, – надо кончить одним разом. Мертвецы не возвращаются с того света. Из Англии же вернуться можно. А когда возвратишься во Францию, вспомнишь о тех, кто нас выслал оттуда, и, не подражая вам в робости, велишь отрубить голову на Гревской площади.