О вере славян. Научное эссе

То, как возникла речь, точно также в обиходе появляется письменность. Ведь следует помнить о том, что в те времена тяготы жизни понуждали человека ко многому и потому для выживания востребована вся полнота функционала природы человека и его мозга. Много опасностей, от мелочей зависела жизнь целого сообщество, много неизвестного. Неизвестность – первый звонок грядущей погибели и потому человеку нужно видеть всю Вселенную через себя. А именно через того, кем был он в самые первые времена, когда вся Вселенная умещалась в нём самом. Человек должен постоянно себя поддерживать в таком состоянии, свойственном самому первому человеку – видеть в поле зрения всё происходящее. (Хорошо сей момент понимают боксёры: видеть противника – это означает знать на перёд, он предсказуем.) То есть он должен быть постоянно на вершине, чтобы весь мир был в нём. Для нас, современных, это неизвестность, а для того древнего слово «неизвестность» даже не существует. Ибо, заметьте, что у этого понятия даже нет имени, ибо сложено из двух слов, первое из которых «не» отрицает естественное положение вещей. Это говорит о том, что им никогда не пользовались, а следовательно его и не было. Это важно замечать и оговаривать для ясности выражения мысли. Он, как и в самые первые времена, держал в себе мир и перед собой. Нужны ли для этого знания арифметики? Нужны, если с помощью них он может понятно говорить Истину, о себе самом – говорить то, что он видел перед собой (но никак нельзя видеть мир через математику). Так слово имело совсем иное значение – сакральное.

Так как Бог – это счастье и радость Царства Небесного, то неизбежно, обладание речью принесёт много побочного, сопутствующего, кое поможет человеку быть счастливее. Можно, конечно же, сказать о том, что это движет выгодой и удобством, но такое высказывание будет некорректным, ибо выгода и удобство – это только лишь ещё одна сопутствующая побочность и очень отдалённый оттенок Царства Небесного. К примеру, речь помогла быть результативной на охоте, в каких-то иных реалиях человеческой деятельности. Успех – это тоже оттенок Царства Небесного.

Со временем постепенно каждое ноу-хау затирается, то есть теряется это трепетное отношение к изобретённому инструменту. Ибо те, кто что-то терял, теперь с облегчением вздыхают, когда застрахованы от этого. А те, кто не теряет, тем и не понять священной роли инструмента, благодаря коей он оказался нужен и появился в обиходе людей. К примеру, изобретение бумаги дало возможность качественно излагать священные тексты. Бумага в те времена была очень дорогой и ведь людям в голову пришло на бумагу наносить именно их в первую очередь. Зато ныне бумагой пользуются даже в туалете. С помощью данного ноу-хау утверждается связь между личностями не только в одном времени проживания, но и оказываются едиными люди разных поколений. Связь сия возникает не на ровном месте, а мотивирована своим первообразом, подобием коего свойственно быть всему, ибо в Нём едины прошлое и будущее. Совершенствующаяся связь так и остаётся производной своей первообразной, коим было мироздание изначально. Иными словами, всё и все мы едины через Начало начал и единство в земных реалиях постоянно облегчается (не усиливается) разного рода нововведениями, а теперь это всеобщее единство эволюционно начинает выражаться иначе вот таким вот способом в том же числе, а потому изначальный смысл каждого слова был только исповедью этой первозданной связи общающихся личностей (теперь мы называем это любовью). Вот эти странности речевого языка и есть археологические артефакты, с коими есть смысл хорошо поработать, чтобы понять всю глубину мысли древних мудрецов человечества. Тут очень много надо говорить, но не будем утруждать ленивого читателя (я и сам такой же), а перейдём к делу.

В данной книге ставлю главную задачу: показать, что православный монастырь – иное имя и иное обличие древнейшего естественного уклада образа жизни народов Севера; практика веры древних славян. И что он так и остается самым значимым в любой общественной формации. То есть присутствует, но только сильно захламлен множеством усложнений и простым непониманием порядка вещей. Если общество живет в мире и согласии, то в нём есть твердая каркасная основа с жёстким монашеским уставом. Чего-то иного нет в бытии.

Вводное слово

Человек несет в себе образ Пасхи. Дело в том, что пэйсах в переводе на русский означает: пройти мимо. От этого слова произошло слово посох, как помощь в том случае, если надо нащупать им твердую почву под ногами. Также слово «пешеход» – идущий Путями Бога (Один). (Пейсах + один = пешеход.) Просто Бог всегда недосягаем для опасности, Он на Небе, то есть идущий всегда должен следовать путями, в коих он, как Бог, остается вне досягаемости для зла. То есть Он не твёрдость в противоборстве, а недосягаем, уходит от прямого противостояния. Человек имеет образ именно этого – он постоянно проходит мимо опасности, а потому, как сказано ранее, ему нет смысла иметь какие-то достоинства, необходимые для самообороны. Сила его в возможности видеть опасность задолго до ее возникновения и обходит её мимо. Не борется, не противостоит. Этим путем Русь шла во все времена. Не только после Рождества Христова, но и до Него. Почему? Потому, что сам образ человека – это пророчество о том, что Сын Божий пройдет мимо смерти даже на Голгофе и этим прохождением мимо воскреснет. После Рождества и Воскресения Его, природа человека стала исповедью о Христе. Вне этого все бессмысленно.

Северному человеку приходилось не просто в условиях сурового климата, но он не расчищал перед собой дорогу, то есть искал пути, в коих не вступал в прямое борение со стихиями, проходил мимо всего того, что ему мешает дойти до своей цели. Жить в обнимку со смертью и при этом проходить мимо нее, и даже протискиваться мимо нее – вот природа северных народов. В этом прообразе вел борение с холодом и голодом. Славяне идут в жарко натопленную баню, лезут в прорубь, голодают в постах и при этом везде проходят мимо смерти. Голгофа Христова хорошо вписывается в предания древних славян и потому Христианство прижилось в этих землях. Но прижиться в иных реалиях не могут сами северные народы, ибо образ прохождения мимо опасности иной. Научная революция появилась совсем недавно. Но, не смотря на это, сама природа человека несет в себе образ только Голгофы. Только адаптирована в образе жизни каждого народа по-разному (об этом в третьем томе). Давайте выясним важный вопрос о том, какими могли быть священные знаки первых людей? И почему они могли передавать учение из уст в уста. Дело в том, что всякая самая сложная мысль имеет свой первообраз или наипростейшее выражение. Для этого надо позиционироваться соответствующим образом. К примеру, чтобы понять то, как выглядит ландшафт, можно много ходить по этой местности вдоль и поперёк, чтобы понять, как расположены какие-то объекты. А может лучше подняться над всеми просторами и вся вселенная предстанет, как на ладони. Так вот древнему человеку мир являлся как на ладони, а потому все объяснения не могли быть сложными. Причём он не просто видел устройство бытия, но и сам осознал свое место в нём – на Вершине вершин. Каким мог быть понятийный язык, с помощью коего мудрец мог излагать Истину? Ну представьте себе одежду первого человека. Тела были постоянно полуобнаженными. Одежду шить он научится позже. Перед его глазами голое тело и язык тела понятен всем.

Древние видели свое тело и через эту призму созерцали окружающий их мир. Это нормально, ведь точно также через свою призму на мир смотрит любой учёный и, если он увидел свой образ в исследуемом материале, то это становится научным открытием. (Ранее по содержанию мы говорили, что в межличностном общении участвуют только личности, а телесный мир только лишь имеет сопряжение к этому. Мир исчезает из поля зрения, растворяется, становится прозрачным. Просто жизнь – вершина бытия, а на вершине ничего не мешает общению личностей.)

Так Антропоморфность мировосприятия – норма бытия, ибо антропоморфность – это характерные свойства личности. Поэтому ученые всех направлений научного поиска, хоть и отвергли религиозную предвзятость к выражению Истины, но всякое научное открытие так и осталось характерной особенностью или свойством личности в данной сфере научного поиска. Поэтому, если ученый не узнал себя в исследуемом предмете, то и открытия не сделал. Он не кричит «Эврика» от счастья. Иными словами, перед нами тот же самый образ познания, который был свойственен самым первым людям на земле.

Именно по этой же причине, древние освоили Север. Хотя, скорее всего, они здесь жили всегда, но сие ничего не меняет, ибо человек встал перед необходимостью борения со смертью. И то, и другое говорит только об одном – о победе над собой посредством виденья путей жизни в окружающем безжизненном пространстве. Это-то и определило национальный характер этих народов. Этот момент стал коренным стержнем всей истории народов Севера.

Если даже современный учёный смотрит на мир через самого себя, почему древний должен был быть другим? Именно поэтому, люди глубочайшей старины рассматривали тело человека, как карту мира. Тело было первой книгой жизни о Боге. От неё исходят множественные производные вплоть до исследований в Квантовой Механике. К примеру, все внимание было приковано к процессу продолжения жизни. Ведь сие основа и именно это надо брать во внимание нам, учёным. То есть перед нами первый элемент понятийного языка, который имеет глубокие смысловые оттенки и оный зиждется на самом рисунке отношения полов, на картинке функционала половых органов и на образе их отношений. Это свидетельствует о том, что в самые ранние времена анатомические особенности строения тела использовались, как наглядное пособие для исповеди главного принципа жизни, а также могли как-то использоваться в культе. Итак, люди во всем видели прообраз один и тот же. Тут нет у меня особого желания углубляться в эти теории из-за их некоторой вульгарности изложения, но на одном все же, думается мне, надо остановиться. А как быть? Ведь речь идёт о том, как говорили далекие предки – о том, как нам вернуться к своим истокам. Надо быть готовым к таким поворотам в изложении древней веры, господа язычники.

В строении женского тела первые люди узрели много жизненной мудрости. Место вывода шлаков из организма пребывают в близости с детородными органами.

Для древнего это было не случайным (хотя в природе вообще случайностей нет). Он узрел в этом высший смысл. Сие нормально, ибо святой, как Бог, видит высший смысл даже во мраке бездны. Ведь Творец создал мир из ничего. В бездне нет ничего, а Бог даже в ней разглядел отражение Своего Образа и по Своему Образу из ничего творит Вселенную. Нам грешным современным свойственно видеть даже на Солнце свой образ – черные пятна. А Бог, как и святые, видит даже в бездне характерные для личности черты. Этим животворится мир и торжествует над смертью. Иными словами, святой видит в болоте своё отражение, а именно те самые кочки, опираясь на кои, человек может идти вперёд (по воде, как по суше).

Понятно, что шлакообразования всегда ассоциируются со злом. Отсюда ясно одно, что люди в поисках выхода из сложного положения должны были пользоваться именно этим принципом поиска истины, то есть вечности живого: тело для них – это формула поиска. Там, где много зла, где много опасности, там и есть выход в вечность живого, там детородный орган. Нигде более искать выход из положения нельзя, но только там, где много зла и опасностей.

Хорошо эта мысль просматривается в захоронениях древних людей, значительная часть которых выполнена в образе женского детородного органа. Смысл тот же. Бог посылает скорби, в коих человек всю жизнь страдал и вот теперь он вошел в детородные влагалища земного бытия для нового рождения для жизни вечной.

Это мы видим потом и на самой Голгофе Христовой. Спаситель идет в самое пекло и обретает жизнь вечную. Именно этот момент делает Христианство понятным для древних славян. Бог вписывался в само естество оскверненной грехом природы Адама. Народы мира Христа в каком-то ином виде принять бы не смогли. Поэтому, если до Рождества Христова сие выступало как пророчество, то после Его Воскресения стало исповедью.

Всё сказанное имеет великое значение, но ведь мы ведём речь о другом – о понятийном языке. То есть, осознавая такой порядок вещей, мудрец древности мог легко передавать своё учение из уст в уста. Само тело было словом о деле (тело=дело, ибо дело имело образ тела, женских детородных органов). Ибо речью о мире и о спасении было само тело. Осталось только взять твёрдый предмет и начертить схему строения организма и перед нами возникнет первый знак, который неизбежно, впоследствии станет какой-то буквой в алфавите. Вот это-то и произошло. Если честно, то мне неприятно вести обсуждения данной темы в данном направлении, ибо труды сии будут читать дети. Желающие сие могут копнуть самостоятельно. А мне хочется подчеркнуть важное. Сам факт возникновения данного понятийного языка свидетельствует о том, что древний не был наивным простаком. Он уже тогда ведал о будущем Христе и стремился быть Богом, Коим он не мог быть ещё долго не по Благодати, но мог уже быть Им по чистоте духа и души. Он ведал о силе чистоты духовной. Ведь, если мы наполним пустую бутыль грязью, то оная утонет, а если вычистим всю грязь из неё, то оная будет держаться на плаву, даже если море штормит. Просто быть чистым и ничто уже не страшно.

Как пройти мимо смерти? Этот вопрос волнует всех людей и во все времена. Надо жить в Боге. Жить в Теле Божьем можно только одним способом – постоянно нести покаяние и пребывать в непрестанном общении с Творцом. Пушинка летает в воздухе и следуя за воздушными потоками, обтекающими мчащейся автомобиль, не сталкивается с корпусом движущейся махины, пролетает всегда стороной. Она подобна воздушному потоку, а потому оная там, где воздушная масса. Но, если оная запачкана грязью, то воздушные потоки перестают быть защитой от столкновения. То есть уход от опасности – это дело легкости или подобия воздуху, а в нашем случае подобия Богу. Там где воздушный поток, там нет препятствий. Там где Бог, там нет смерти. То есть, для того, чтобы жить, нужно быть «частью воздушного потока, обтекающего все твердости». То есть, если говорить прямо, то нужно бытие в самом Теле Бога. Нужна Божественная чистота и этого достаточно, чтобы ходить мимо смерти. Таков ключевой момент бытия вообще всего мироздания. Сие есть, хоть и не вся полнота, но важная составляющая святой Евхаристии на Литургии.

Хорошая наука воину. Ведь лучше умереть перед боем, чем во время его. То есть надо перед боем принести покаяние, посмотреть на себя, на своё внутреннее состояние духа и души. Это не просто перечисление грехов, как ныне любят делать прихожане Храмов. Если исповедь настоящая, то человек после неё уверенно идёт на любые скорби, ибо ищет искупления, ибо понимает всю глубину своего невежества и падения: «На! Бери меня Бог. Виновен я и нет мне пощады прощения. Пусть будет по Воле Твоей. Со всем согласен.» Такой смиряется с любой своей участью. Помните покаяние разбойника перед сораспятым Христом?

Как-то после выступления по боксу, которое я провалил, ко мне подошли люди и спрашивают о причинах моего проигрыша и почему Бог мне не помог. Но ведь шел-то я после исповеди за другим совсем – за искуплением. А спарринг всегда идёт в пределах безопасности для здоровья. Победа мне была нужна, но не в ущерб самому главному – торжеству жизни над смертью. А спорт – это состязание. Беда в том, что вся наша политика строится по типу спортивного состязания, а в результате никто не может встать на пути коррупции, госизмене и тому подобному.

Надо постоянно чистить свой духовный мир, чтобы нести в себе образ Пасхи и быть пешеходом. Также от слова пейсах происходит слово песня. И много других слов. Древние каждый элемент своей природы как-то ставили на служение Богу. Каждый шаг, каждый вздох и даже оправление естественных надобностей в их древнем мире осмысленны, ибо совершалось таким образом, чтобы все было сообразно пути мимо смерти. Это есть коренное определение природы мифа, в пределах коего формировалось мировосприятие и понятийный язык, который дошёл до наших дней в сильном искажении. Но всё же коренные элементы в нем остались. Есть смысл тут их разобрать.

Итак, древние традиции были антропоморфны. То есть несли в себе виденье мира через самого себя, а именно через образ идти мимо смерти, который древний узрел на строении своего тела. Как уже сказал, так было понятнее излагать мысли. А так как всякая мысль в те времена была заточена только на спасение, то эти же мысли звучат во всем и везде даже в наши дни (хотя не так отчетливо). Ничего иного из наглядных пособий в природе понятийного языка тех людей быть не могло. Поэтому, мне думается, что полезным будет дать расшифровку некоторых слов пришедших из древности. А именно те, которые имеют производную от слова «пейсах». Итак, слово писатель. В нем вторая часть слова «-тель» имеет происхождение от слова «тело». Тут два очень глубоких смысла. Если речь идет о теле или организме человека, то перед нами опыт прохождения мимо опасности, выраженный самим телом. Если подразумевается Тело Бога, то писатель – это тот, который приобщник к Телу Бога, проводник Его Образа для мира людей. Оба случая толкуют нам о самом главном для общества. Понятно теперь смысл слова исследователь, произошедшего от слияния слова «след» и «тело». Если речь идет о Теле Бога, то перед нами этот исследователь – ученый.

«Спаситель» – два слова «спас» и «тело». Тоже два сообразных по смыслу и значению слова. В одном из них не случайно слышим фонетическое родство со словом «пейсах», а в другом «дело».

«Пешеход». Два слова «пейсах» и «один». Один – это славянский бог. То есть идущий к Богу.

Если мы продолжим мысль, что тело – это формула победы над смертью – идти мимо смерти, то происхождение слова «пэйсах» фонетически прекрасно согласуется с названиями половых органов человека. Не случайно. Сей момент имеет знаковое подтверждение в цифрах:1 (один), 2 (два), 3 (три). Один – это Бог славян (знак напоминает эрекцию). Далее слово два – это транскрипция слова «дева» (знак напоминает смирение). Далее можно только догадываться, может быть 3 (три) – это беременность жены, а 4 (четыре) матерь с ребёнком на руках. В приведённых примерах, цифры арабского происхождения, но названия их звучат на славянском.

Кроме этих слов, фонетически схожих со словом «пейсах», есть и другие. Пасха, пастух, пастбище, паства, посох, психика. Если присмотреться, то видно, что все слова имеют созвучность в произношении и завязаны на одном и том же смысловом корневище, несущем в себе тот же озвученный ранее смысл – идти мимо смерти. Все народы мира исповедовали именно этот принцип бытия. Различны были понятийные языковые системы, выражающие эту суть.

Без Голгофы нам не жить, мы теряем образ человека. Также как живая рыба идёт против течения и только мертвая отдается и плывёт по течению. И вот в этом вся странность эволюции… . Человек не несет в себе набор достоинств для выживания (как зверь), но «плывет против течения» – как раз в нём одни слабости. Но в таком образе беспомощности движение против течения более остро выражает сущность живого. Только потому, что имеет место быть наиболее острое противостояние, то есть более резкий контраст в коем более отчётливо на природе человека созерцается Бог. Вот эта возможность ясно видеть Творца становится силой. В этом же прообразе контраста Творец из ничего создает мир, ибо так меньше логики вещей. Да и само присутствие радости на ровном месте ничем не обусловлено и не имеет смысла, но только по этой причине оная существует: Бог среди небытия, радость посреди ада, в коем ничего нет для счастья, и нет причин для радости, а вот оная есть сама по себе просто так и потому есть мир, утверждаемый ей. Такое мировосприятие важно для нас, ибо бывают ситуации, когда нет никакого выхода из создавшегося трудного положения и вдруг чудо из ничего, и люди спасены. Вновь обращая внимание на символ Коловрата мы распознаем всё сказанное: центр, из коего возникают формы сопряжения с ним в подобии ему. Именно таким предстает перед нами покаяние: как можно сильнее очистить в себе Божественное Начало начал, чтобы дать Ему слово. Бывает человек безнадёжный преступник и вдруг из этого «ничего» получается целый мир, а именно выдающийся человек с благородной душой. Просто рядом был тот, который просто ему верил и сказал ему доброе, взрастил в нём добрые зерна, кои взошли. В Церкви очень много святых, кои стали таковыми после своего буйного разбойничьего прошлого.

Так и на Голгофу зверь не идет, ведь он видит на ней страдания, а потому как умный все горы обходит стороной и, по логике вещей, ему нужны в его хозяйстве и копыта, и рога, и хвост, и шерсть, и маскировка, и пасть льва, и пятак свиньи. Получается, что по логике вещей черт – это самое гениальное, совершенное творение. Но, как показывает история, это существо так и не возникло в земном бытии, хотя ожесточённо порывается к нам на Землю. Бегают сущности с его отдельными признаками, но настоящую победу от этого они в себе не несут. А потому носителем ее остается тот, кто вообще не имеет никаких достоинств, для успешной борьбы – человек. Ибо для любви ничего это не надо и вот этому «ничего» достаточно всё то, чтобы счастливая любовь присутствовала вечно. (Перед нами бивариантность, как суть нашей природы. Мир вышел изничего вслед за человеком и многообразно несет образ и подобие именного того, из чего возникло. Об этом важно помнить, когда заглядываем в глубины внутреннего мира материи. Многое в физике выпадает из поля зрения из-за упущений в этом вопросе.)

Русский должен распрощаться с теми удобствами, которые мешают ему нести образ Бога. Просто любовь и всё. Либо эти удобства должны стать частью его мифа, должны оказаться в сопряжении единства человека с Богом – комфортом трудового процесса. Также как колокольный звон – это инструмент для того, чтобы упорядочить шествие людей мимо опасностей, ибо весь народ за пределами Храма оказывался в возможности быть в сопряжении святой Евхаристии. Колокольный звон – это первый элемент будущей онлайн-трансляции богослужений служил тому, чтобы жизнь в Теле Бога была сопряженной с хозяйственной деятельностью людей и образ Его был адаптирован в хозяйственной деятельности в том рисунке, в каком возник мир «изничего». (В принципе, ныне этот момент выполняют средства связи, но не так, как это было естественным на Руси. А поэтому они иной раз становятся вредны.)

Первая. Древняя вера славян несла в себе много учений

Если мы и далее начнём копать в русской речи (надо искать также и в других наречиях индоевропейской семьи языков), то увидим, что кроме слова «пэйсах» есть и другие понятия, кои имеют схожие фонетические созвучия и имеют целые семейства смысловых синонимов. И надо сказать, что за каждым таким семейством-кустом примерно одинаково фонетически звучащих в пределах этого семейства слов, стоит целая философская доктирна, останцы которой дошли до нас в таком вот виде. Вера древних славян включала в себя несколько независимых направлений и каждое из них имело право на жизнь только в одном случае, если оное приводило к единому для всех этих течений – к практике отрешённого умиротворения во время физически тяжелых работ высокой динамики ритма (прообраз Нирваны, но болезненная противоестественная поза заменена тяжелейшим монотонным физическим процессом без отдыха). Если учение не приводит к данной способности жить в таком укладе жизни (день год кормит в условиях Севера), то данное направление богословской мысли считалось не верным и отторгалось обществом. Иными словами, если бы диалектический материализм утверждал состояние экстаза во время трудоемкой динамики жизни, то Православие бы гармонично вписывалось в это учение. А ведь границах диамата можно было это сделать легко (об этом в книге «Почему надо поддерживать президента. Основные вопросы» и более развернуто в «Русская философия. Анализ истории»). То есть всякая доктрина в пределах славянской веры должна вывести человека к радости в подвиге, счастливо жить во время нагрузки. Иными словами, физический труд должен слиться с физиологией и стать такой же её составляющей счастья, как дыхание, биение сердца, во время коих ум человека свободен и способен к автономному умственному труду. Голгофа Христова – это никак не смерть, а только и только жизнь, коя имеет много вариаций выражения и одна из них – тяжелый физический труд, точнее способ жить во Царствии Небесном – естественно сложившаяся для народов Севера. Что это такое? Как это понимать? Попробуем разобраться в нашей с вами физиологии.

Вторая. Берег-река. В ходе изложения главной идеи книги, есть смысл начать с верований древних и последовательно перейти к самым важным вопросам. Иначе изложение материала будет несколько рваным. Представим, что древний житель бродил где-то по лесам и вышел к реке. Стоит на берегу её и наблюдает за перемещением воды, текущей вдоль береговой линии. И тут к нему пришла простая мысль, что движется ведь не только этот бурливый поток, но и все вокруг, и даже в нашем собственном теле течений множество. В нас также течет река. Всякий из нас помнит все перемены в организме, от раннего возраста до ныне. Помнит все биологические изменения в процессе взросления организма. В каждом из нас и вокруг нас постоянно что-то рождалось и отмирало, начиналось и заканчивалось. Смена дня и ночи, смена времен года и так далее. И вот он задает себе вопрос: почему мы видим перемещения водных масс? Потому, что берег неподвижный. (Заяц, если недвижим в траве, то и не заметен глазу.) То есть, первым условием, кое позволяет человеку видеть изменения в реке – это постоянство или неподвижность берега. Должна быть недвижимая точка отсчёта, относительно коей мы замечаем перемены. В этом же прообразе соотношения в системе «реки с берегом» устроена сама природа человека. То есть, человек несёт в себе двоичность природы, одна из составляющих коей, будем говорить образно, есть некоторый берег, относительно коего, или стоя на коем, мы можем замечать перемены всюду и в том же числе в себе от раннего детства до этих мгновений. Исходя из сказанного нам понятно многое. К примеру, постоянство (берег) – это та часть нашего естества, которая остаётся жить после смерти, как нового этапа перерождения.

Тут нужен комментарий. Дело в том, что «постоянство берега» в природе человека – это ещё одно имя или ещё один оттенок присутствия природы естества Божественной Сущности. Если человек постоянно делает акцент на ценности её, то постепенно начинает понимать важное о том, что это и есть та самая твердыня, по которой он будет ходить после своей смерти. Постоянство – это только лишь ещё один оттенок природы счастья, ещё одна грань её. Ибо в ней он осознает самое важное – счастье вечно и нет потерь или утрат её, то есть жизнь после смерти есть и будет такой же, как в данный момент. Осознавать сие – это уже счастье. Об этом чуть ниже

Ее присутствием в себе мы видим различные прообразы берега в самых различных оттенках, то есть слышим, чувствуем, распознаем вкус, запахи, измеряем температуру, твердость, все формы закономерностей во всех сферах Вселенной, то есть узнаем самих себя во всем. И ищем самих себя во всём, и познаем самих себя, и открываем в самих себе то самое новое кое всегда будет хорошо забытым старым. Исходя из сказанного, нам наглядным образом представлена природа познания. Ведь что такое закон согласно этому понятийному языку? Это форма, схема, образ или характер взаимодействия двух составляющих двоичную природу. Иными словами, если говорить образно, это форма береговой линии. Знание начала движения реки и его формы даёт возможность этим пользоваться в борении за жизнь. Так вот все учения, когда-либо созданные и когда-либо будут созданными – это разные образы одного и того же: выражение двоичной природы человека. Познай себя – познаешь мир. Это общее определение о законе, в пределы коего впишутся все множественные частные проявления его в религиозных доктринах, в философских трактатах, в разработках всех известных и неизвестных наук.

Тогда ответим на другой вопрос. Что такое счастье? Скажем об одном из оттенков счастья – это когда нет утрат. Счастье – это когда мы пришли домой и видим, что с потолка не осыпалась штукатурка, не сломалась стиральная машина, не потекли краны и исправен унитаз. А главное, счастье – это когда живы все те, кого мы любим, когда навсегда с нами наши дедушки и бабушки, которые нас любили и нянчили в детстве. Счастье – это когда здоровы и мы сами, и те, с кем мы живем. Когда хорошо себя чувствуют и счастливы все наши родственники. Иными словами, всё хорошо – это когда нет утрат. А ведь все перечисленное нами – это различные прообразы постоянства, в коем нет потерь, что свойственно тому самому берегу. Сие есть свойство одной из составляющих нашу двоичную природу и мы, счастливы только в стабильности и постоянстве. За поддержание и утверждение именно этой грани природы счастья боремся. К примеру, если кто-то болеет из наших родных, то покупаем лекарство и бережем их здоровье, как свое. Кормим своих домашних питомцев. Если мы пришли домой и заметили, что обвалилась штукатурка на стене, то накладываем новый слой цементной смеси и восстанавливаем прежний вид, наводим порядок и чистоту. К примеру, моем загрязнившийся пол; штопаем и стираем белье; вытираем пыль, осевшую на книжных полках и на мебели. И так далее. Вся наша жизнь – это постоянное стремление сберечь, сохранить, восстановить, найти, если что-то утратили. Таким образом, повторюсь, мы ясно себе представляем о том, что берег – это то самое постоянство, в коем абсолютно нет никакого изменения и значит никаких утрат, и только там наше счастье в самом чистом виде. И, повторюсь, что это та самая часть природы человека, коя остается жить после смерти, это наше само естество, это наше счастье и смысл жизни, за который мы всегда боремся. Осознание сего дарует нам еще один оттенок Рая – радость. Об этом следует вспомнить, когда речь пойдет (ниже по тексту) о том, что природа человека имеет прообраз Голгофы Христовой.

Все это осознал тот древний, оказавшийся на берегу ручья или речки. Отсюда происхождение глагола «береги себя», беременность и Оберег (бремя и время). Если мать, обращаясь к сыну, просит, «Береги себя», то предполагаем иное, «останься на берегу». Смысл слова «беременность» имеет то же значение – нести в себе жизнь, то есть хранить ее от перемен. У жены влечение к мужу и она идет за ним следом. Он же идет туда, где твердыня вечности Творца – по берегу. Он трудами в поте лица расщепляет все то, что расщепляется из-за природной временности своей и оставляет ей то, что разрушиться не может – как природа берега в чистом виде. Все эти слова, производные от слова «берег», хоть и обозначают разное, но являются смысловыми синонимами, ибо привязаны к одному и тому же понятию. Ведь для славян эта составляющая нашей двоичности, коя обозначена этим словом, и есть жизнь в ее в самом чистом виде без всяких примесей, свойственных этой бесконечной бесконечности всякого разнообразия перемен.

Таково же происхождение слова «образ», кое когда-то несло в себе тот же смысл: чувственно осязаемый вид берега, распознаваемый во всем том, что мы чувствуем и видим. Также понятие «береза». Это дерево, кое, судя по его названию, когда-то было священным и почему-то несло в себе священное значение. Дерево несло для древних славян какие-то особые свойства, что и наделяло его особым статусом из остальных растений. Сие стало еще одной трудно объяснимой странностью только в Русской Православной Церкви – на Праздник Святой Троицы в Храм заносят берёзы и берёзовые ветки. Далее слово за археологией.

«Берег-река» на языке математики

Чтобы внести ясность в некоторые основы веры славян, думается мне, есть необходимость привести математические обоснования сказанного в предыдущей главе. Приведу ещё одну форму исповеди о Боге. Ведь для доходчивости изложения важно менять точку позиционирования и принимать свойственный ей способ исповеди о Боге. Так лучше и нагляднее предстает материал. Человеку свойственно иметь образ Божий, то есть необходимо иметь сообразность Ему в верном мышлении и в верной точке созерцания мира. (Быть Богом по месту своему во Вселенной).

Итак, как математика характеризует понятие «берег-река»? Это важно, ибо вносит ясность в суждениях о вере. Итак, у нас есть понятийный язык математического анализа. Как с помощью него дать определение абсолютной пустоте? Для чего это нужно? Это нужно для того, чтобы даже в абсолютном отсутствии чего-либо увидеть характерные для личности черты, ибо только так нам удастся по образу Божьему сотворить мир из ничего. Творчество Отца Небесного состоит в том, что Он как бы постоянно смотрит в зеркало и видит Своё отражение в нём. Вот это отражение Бога находит место даже в бездне, в абсолютном ничто и это отражение предстает перед нами в данном привычно созерцаемом образе, коим является Вселенная. Мир – это не Он, а Его зеркальное отражение, выраженное в Его творчестве. Это важно сказать, ведь чтобы вернуть человека к жизни, надо видеть в нём образ Божий, нужна любовь к нему за те малые оттенки Божьего присутствия в человеке. Надо взращивать в нём все то, что роднит его с Богом, чтобы проросшее стало Богом. Не так ли в Православии становились святыми и были причислены потом к лику святых бывшие головорезы-бандиты. Не понукать его за слабость, а давать возможность расти его силе, чтобы оная вытеснило бы все его слабости и наполнило бы собой все его естество. Вот почему для нас важно утверждение о том, что мир был создан «из ничего» Подобное рождает только своё же подобие.

Любящая мать в своём дитя видит Божественное и терпит все, даже если он неисправимый преступник. Её любящее сердце видит в нём только живое, коему свойственно пробивать себе дорогу и торжествовать над всем тем смрадом, коим поражена его душа. Ему предстоит расцвести и потому всё прощает, не перестает надеяться на то, что её повзрослевшее дитя станет лучше. Ради только этого есть смысл за него отдать самого себя и всё своё. Иными словами, начиная поиски жизни там, где её нет – это мы совершаем естественное для нас – акт любви. Мы ищем в человеке то, за что его наше сердце хочет его любить. Сообразуясь с этим, мы должны сотворить тоже самое – сотворить «изничего». Чтобы поднять жизнь там, где её нет, надо видеть в этой бездне то, что характерно живой личности и через созерцание самого себя в своём отражении на бездне возлюбить даже её. «Бог сотворил всё по преизбытку любви и благости». Именно по этой причине любовью и благостью, то есть радостью и счастьем всё держится и возникает «изничего». Хотя бы по тому, что когда нет причины для счастья, так чуть больше радости – потому так тому и быть. По весне после схода снега земля пуста и оная имеет заунывный вид: в ней только пожухлая прошлогодняя трава. Но светит Солнце, кое, как любящая своё дитя мать, принимает этот ужасный мир таким, каков он есть и, обогретая земля, вдруг начинает преображаться и даже цвести многоцветием. Тоже самое и здесь. Нам предстоит в абсолютной пустоте найти характерные для личности черты, чтобы построить из ничего целый мир и понять веру древних славян. (Это важно, ибо перед нами более явственно встает природа покаяния.) Итак, мы хотим из ничего сотворить мир. Это акт любви по отношению к пустоте. Для этого нам нужны иные понятийные языковые системы, кои потом окажутся востребованными при обсуждении веры. Итак, начнём.

В принципе все легко и ничего сложного нет. Пустота несет в себе элемент постоянства в самом наичистейшем виде. Мы смотрим на мир и видим в нём своё зеркальное отражение. Если мы любим мир, то, как мать в своем дитя всегда видит Божье, так человек даже в пустоте увидит характерные для личности черты – в данном случае пустота наделена постоянством (берега) в самом абсолютно чистейшем виде. Ведь в ней нет ничего изменяющегося. Нет изменений – нет распознания. Помните зайца-беляка, затаившегося в снегу. Он сидит без движения, а потому его не видно. Но как только он изменил постоянству и сделал прыжок, так сразу мы его заметили. Но ведь до этого момента, он был невидимым, как бы «пустотой». Хотя на самом-то деле, если мы его не видим, то это не означает, что его нет. Итак, пустота для нас – это постоянство. С помощью математики мы можем увидеть своё отражение на понятийном языке точного анализа только в данном образе – постоянство. Остается только изменить понятийный язык в пределах самого математического анализа, да так чтобы новый инструмент выражения характерных личностных свойств был бы адаптирован к нашей теме обсуждения о вере.

Если мы возьмём карандаш и попробуем нарисовать пустоту пространства, что мы получим? Во-первых, в пустоте мы увидим родственное себе – постоянство в абсолюте. Берег, на котором нет утрат. Как нарисовать постоянство пустоты? Точку. Она постоянна во всем? Да, в ней есть все элементы постоянства. Далее, прямая. Оная неизменная, ибо каждая точка ее связана с предыдущей, образуя цельность и угол отклонения равен нолю. Далее, если угол отклонения направления прямой один и тот же, неизменный, то это тоже будет образом постоянства. Каждая точка отклоняется от предыдущей на один и тот же угол – это окружность. Прямая – это окружность с радиусом в бесконечность. То есть перед нами точка и её множественные прообразы постоянства пустоты пространства. (Кстати, окружность – это кольцо Мёбиуса, только ширина его абсолютно мала. Иными словами, под наше определение подпадает и этот сегмент математического анализа.)

И если мы приглядимся к миру, то увидим в нём только эти формы в бесконечных разновидностях композиций сопряжений: всё вокруг нас в прямых, окружностях и точках. Сообразно сему творчество человека, принесшего плод сильного покаяния – его руками творит Сам Бог. Его дела становятся не рукотворными.

Это то, что попадает в поле природных возможностей данного способа выразить пустоту пространства с помощью карандаша. Природа очень многогранная, а потому у нашего карандашного способа много прообразов и все они в меру своих способностей «рисуют» один и тот же образ, а потому сопряжены и не инородны друг другу. Мы все эти прообразы карандашного способа назвали понятийными языковыми системами.

Иными словами, точка, прямая, окружность, сфера, алгебраические функции любого порядка – это всё оказывается в пределах точного выражения пустоты, точнее её имена, звучащие в разных понятийных языковых системах. Точка, окружность, … – это пустота, так как несут в себе постоянство в абсолюте. И ведь все мы, сотворённые из ничего, также несём себе постоянство, то есть живём только потому, что имеем бытие в пределах выражения той же самой пустоты и не инородны ей. Если мы оказались ей инородны, то тут же либо саморазрушаемся, либо возвращаемся в прежнее положение абсолютного подобия пустоте – выздоравливаем. То есть отклонение от подобия абсолюту постоянства становится инородным самому пространству, а потому невозможно в бытии.

Подобное рождает только свое же подобие, то есть если сказать, что мир родился из пустоты, то мир должен нести в себе образы пустоты в самых различных своих сочетаниях и видах. Следовательно, все в этой видимой вселенной по форме будет созвучно или сопредельно, сопричастно, сообразно выразителя пустоты – точки, окружности, прямой и так далее. Вне этого цельного и замкнутого нет жизни и окружность – первый самый примитивный элемент её. Просто замкнутость – это ещё одна грань точки и, следовательно, всех её прообразов. Об этом свойстве точки мы узнаем из свойств живого, живой организм должен иметь замкнутость или цельность в себе самом. Иными словами, точка – это форма жизни.

С одной стороны, с позиции природы с грехом точка есть самое не полное во всеобъемлющей многогранности, а потому и примитивное, простое, несовершенное, и ограниченное. И даже… точка является самой начальной формой начавшегося разрушения, кое имеет имя – усложнение (от простого к сложному). Это тоже часть этого бытия, коя в рамках своей специфики своеобразно также свидетельствует об Одном и том же, по-прежнему остается свидетельством о Творце, а именно Его присутствием во всей Его бесконечной Сущности. Развитие из точки хоть и будет иметь место, но в пределах подобия точке. Подобное порождает только своё же подобие, как иная трактовка Закона Сохранения. То есть все формы, кои потом образуются из точки, будут ей соприродны и подобны. Абсолютное ограничение вмещает в себя Абсолютное Бесконечное Существо. Это противоречие становится движителем эволюции, в которой абсолютное ограничение пытается быть подобным Абсолютной Бесконечной Свободе Сущности в рамках природных реалий данного бытия, в котором все вокруг несет в себе множественные окружности, прямые и точки в бесконечных совокупностях. Но это не есть пустота, а только специфические способы выражения свойств пустоты.

Для продолжения мысли следует перескочить в иной ракурс созерцания. И чтобы выразить иной оттенок Божественного, выразим то же Самое с иной точки позиционирования. То есть теперь для нас есть смысл дать определение пустоты на понятийном языке медицины. Хорошо сказал Лев Толстой о любви. «Любовь – это как мой палец, который если не болит, то я не замечаю его присутствия». Иными словами, одним высказыванием писателя мы дали определения пустоте и нарекли сразу двумя именами. Теперь пустота – это ещё и хорошее здоровье, и любовь. Либо палец должен исчезнуть, либо выздороветь. Также как альтернатива окружности либо разрушается, либо восстанавливает форму окружности.

Представим проблему уже в ином ракурсе. Теперь сие будет звучать иначе – радость есть пустота горя. Но опять же это есть выражение пустоты и нам, как рабочим научного анализа, востребована только пустота без её наполнения – без радости и без остального бесконечного контента, оказавшегося в пределах той же самой пустоты. Такова природа научного анализа.