Большая зона. Книга 2. Ироническая проза

Забегая вперед, скажу, что проигрались в пух и прах доктор Женя Коган и второй помощник Антон, а в плюсах были Миша Гимпельман с Владимиром Касаткиным и «куратор», вышедший в рейс под крышей «дублера электромеханика» – Сергей Поляков. Игра шла с подменой игроков за столом, в два экипажа, а потому – беспрерывно.

В кабаре «Трокадеро» жгучий испанец-официант – воплощение вежливости, никак не мог взять в толк: почему трое клиентов пытаются заказать на всю «железку», а двое других заказчиков, потрясая деньгами, дескать, слушай тех, кто платит! – урезают заказ до минимума!

Но, как говорят у нас, в России, – первая бутылка – ну очень дорогая, а все последующие – не стоят ничего! Вначале заказывали, как все – рюмками, а закончили – бутылками! Добрались на борт только к утру, и это – благодаря присутствию на мероприятии» «куратора»…и с его высочайшего позволения…

В противном случае, – виза могла обернуться «ризой», т.е. – закрытием «семафора»…

Миша Гимпельман влетел в лазарет, когда уже все были в сборе, со словами: «Не стая воронов слеталась, на кучу тлеющих костей, то шайка удалых сбиралась…» – И, приставив ребром ладонь к губам пояснил кому-то: «Пушкин, Разбойники.» И ко всем: «Ну, что, разбойнички, приступим? Я смотрю, вы тут уже начадили! «Кури больше – партнер дуреет!» Так, что ли?

Миша Гимпельман, старший рефмеханик, был всегда душой кампании.

Никто и никогда не видел Мишу, удрученным проблемами, а они у него, естественно, были. И тогда, внешне Миша обозначал свое состояние так: сложенные пальцы рук и слегка наморщенный лоб… Но губы его несли очередную остроту, в диссонанс с его внешним обеспокоенным видом.

Понимал Мишу с полуслова только Владимир Касаткин. Они были давние друзья и даже внешне походили друг на друга. Оба были рослые, под два метра, оба – косая сажень в плечах и оба всегда с доброжеклательными лицами – большая редкость в те, «совковые», времена. Тогда у всех на лицах была или вселенская озабоченность, или тихоокеанская лень…

В три часа ночи доктор Женя Коган развел руками: «Больше ничем помочь не могу! Осталось только самое необходимое!» На соседней кровати, привалившись к спинке, еле живая, полусонная медсестра прикончила откупоривать вторую сотню пузырьков «настойка боярышника» и «муравьиный спирт» и шептала доктору, чтобы её отпустили спать. «Ну что за женщины на судне, не на кого положиться!» – резюмировал Миша, пока доктор утешал медсестру.

Заход в Кейптаун облегчения «разбойникам», как назвал преферансистов Миша, не принес: увольнения с рейдовой стоянки не было из-за «трудных» отношений с ЮАР..

Две баржи привезли гору овощей и фруктов для китобойной флотилии и «представительский» заказ капитану. И… пошли дальше, полюбовались Кейптауном в бинокль. У советских особенная гордость… Туды её…

Таким образом, обогатилась на спиртное только Сонька…

Без «допинга» игра в «преф» идет вялая, без залетов на «мизерах»… И шуток за столом не слышно, тягомотина, а не игра…

Выход – один: Сонька-бля!

И тут кто-то не выдержал: И – к Гимпельману:

– Миша, сходи к Соньке, возьми пару пузырей!

– Ребята, что я вам плохого сделал? – Миша сосредоточенно смотрел себе в карты. – Я уже ходил в прошлую игру. Пускай кто-нибудь другой сходит!

– Миша, ты же ее земляк по пятой графе, тебе она не откажет! – вступил в дело «куратор», – знаток параграфов и граф.

– Ну вы же знаете, что каждого Иванушку-дурачка, пришедшего к ней за пузырем, она тащит к себе в постель… И бывает не без успеха… За пол-литра Иванушка согласен переспать даже с Бабой-Ягой, а Сонька даже чуток красивше… – отпирался Миша.

– А доктор даст тебе справку, что у тебя – триппер! – сообразил Куратор, видимо он знал, о чем говорит и уже где-то пользовался таким приемом.

Дверь каюты открыла заспанная Сонька, со сна более похожая на дедушку, чем на бабушку.

– Миша, ты уже ко мне или тебе надо выпить?

– Сонечка, дай мне, пожалуйста, пару бутылок и запиши на меня.

– Так ты только за этим, за водкой? Зайди, поговорим.

– Соня, как говорит Ильюша Гольдман, наш начальник, ты не работай по системе Станиславского, ты работай по системе «бекицер»! – Мишу понесло: «Если ты, конечно, не хочешь поссориться с теми, тремя, которые сейчас с нетерпением ждут меня в лазарете.

– Они что, сильно заболели? – Соня прекрасно знала, кто и что делает в лазарете и не только в нем, но «включила дурочку».

– Очень сильно и до конца рейса.

– Ну, хорошо, Миша, возьми, – она протянула в приоткрытую дверь пакет

из холодильника с двумя бутылками «Столичной», как будто специально приготовленными к приходу очередного просителя: – «Зачем я буду ссориться с такими людьми!» – вслух рассудила мудрая Соня.

– Ты с ними, Соня, никогда ссориться не будешь. А они с тобой, не дай Бог, – могут! – вогнал Раскольников-Михаил топор в Соню по самое топорище, забивая, тем самым, «стрелку» к Соньке-бля на следующий заход.

Про Соню знали все, в том числе и первый помощник капитана, но… он тоже был должен Соне крупную сумму, взятую год назад на постройку дачи… Соня дала Первому деньги, без процентов, но с одним маленьким условием: «Мне не надо приносить наличные, мне их некуда прятать! – доверительно сказала она, – ви будете пересылать деньги на мою сберкнижку в Одессе. И никто не будет знать о наших отношениях, правда?»

Первый с радостью согласился, не ведая, на какой «цугундер» взяла его Соня! Ведь в Одессе тоже живут «доброжелатели», которые постоянно натравливали на богатенькую Соню ОБХСС. И всякий раз Соня вынимала из-за пазухи сберкнижку, схваченную одной резинкой вместе с партбилетом и, потрясая ими перед носом проверяющих орала на весь Лонжерон, чтобы слышали все соседи:

– «А ви проверьте! Нет, ви таки обязательно проверьте от кого идут эти деньги! Мой родственник – крупный партийный работник, он работает за границей! И он поддерживает бедную, одинокую Соню! Я таки и сама хожу за границу. Вся Одесса знает, чего это стоит! Только ви не знаете, да?»

Проверка сказанное подтверждала и от Сони отставали до следующего доноса. И все повторялось сызнова.

Прямой и честный старпом Касаткин не раз докладывал капитану, что Софья Абрамовна работает хорошо, но слишком хамовита.

– По поводу хамства – к первому помощнику. А, если она работает хорошо, то по какой статье мы с вами её спишем? Дождитесь отпуска и не возвращайте назад, единственный выход, – заключил капитан. На том и перешили.

Ага! Сейчас прямо! Софья Абрамовна в отпуски не ходила, она их «компенсировала», получая деньгами, зачем ей отпуски? Что б потерять место? Она и так, считай, находилась в постоянном отпуске, при готовом столе с почти санаторным питанием – на полном пансионе. На стоянках в российских портах она брала отгулы и летала в Одессу, где ее родственник сдавал «дикарям» и командировочным ее маленький, двухэтажный домик с мансардой, на Лонжероне… Над морем. И длиннющим, белоснежным пляжем.

Откуда и получил свое французское наименование.

2. Три грации

К заходу в Гибралтар готовились долго.

Сочинили даже стихи про «чувал», – это такой большой мешок на Украине. На судне же, под «чувалом» имели в виду «долю» при раздаче экипажу дефицитов «для дома, для семьи», закупленных на съэкономленные продуктовые валютные деньги, по 13 копеек в день на человека и положенные экипажу для приобретения за рубежом овощей и фруктов…

Ага! Хай им! Без овощей и фруктов можно обойтись, кислой капусты и морковки взяли навалом! А вот без подарка в руце вернуться домой ну никак нельзя! При том, что все друзья и вся родня абсолютно твердо убеждены, что все их заказы там, за бугром, ничегошеньки не стоят, что там все дают даром!

Примерно так: «Купи мне джинсы, (варианты: „адидасы“, „кроссы“, магнитофон…) Там же это копейки стоит!»

Лучше бы проситель не добавлял этих, последних слов про копейки… Тогда. может быть я и купил бы ему искомое… Ну, ё-мое, мы же тоже получаем – копейки… И никто там даром ничего не дает.

А стихи мы сочинили еще за экватором, авторы – Миша Гимпельман и Герман Потоцкий, рефмеханики:

Горит над нами Южный Крест,
А за кормой – за валом – вал!
И помогает нам зюйд-вест,
Набить в Гибралтаре «Чувал»!

Как и положено, капитан за сутки, а потом за четыре часа до подхода на рейд Гибралтара дал агенту РДО (радиограмму) с ЕТА (ожидаемым временем подхода), в 08.00 LT 12 апреля 1961 года.

Нас очень удивило то, что на подходе к якорной стоянке лоцман нас не встретил, это в морских делах – из ряда вон выходящее событие. А на наши запросы «Порт-контрол» нес что-то невразумительное, парадное, с чем-то нас поздравлял и восхищался. Дескать, «не волнуйтесь, к вашему подходу на рейд лоцман вас встретит»… Мы ничего не могли понять, что происходит.