Самоубийство Пушкина. Том первый

«Помню, в последнее пребывание у нас в Москве Пушкин читал черновую “Русалки”, а в тот вечер, когда он собирался уехать в Петербург, – мы, конечно, и не подозревали, что уже никогда не увидим дорогого друга, – он за прощальным вечером ужином пролил на скатерть масло. Увидя это, Павел Войнович сказал с досадой

– Эдакий неловкий! За что ни возьмёшься, все роняешь!

– Ну, я на свою голову. Ничего…– ответил Пушкин, которого, видимо, взволновала эта дурная примета».

При желании, собрать свидетельств о глубоком и постоянном интересе Пушкина к внешним обстоятельствам подобного толка можно сколько угодно.

И потому легко представить себе, как несколько нелепых случайностей испортили Пушкину день, который казался ему лучшим во всей его жизни. День венчанья с Натальей Гончаровой.

Накануне он опять вспомнил гадалку:

– До сих пор всё сбывается, – обронил в разговоре с Веневитиновым, – например, два изгнания. Теперь должно начаться счастье…

«Во время обряда Пушкин, задев нечаянно за аналой, уронил крест; говорят, при обмене колец одно из них упало на пол… Поэт изменился в лице…».

«Во время венчания нечаянно упали с аналоя крест и евангелие, когда молодые шли кругом. Пушкин весь побледнел от этого. Потом у него потухла свечка. “Все это плохие знаки”, – сказал Пушкин».

«Мать мне рассказывала (это со слов племянника поэта Л. Павлищева.– Е.Г.), как её брат во время обряда неприятно был поражён, когда его обручальное кольцо упало неожиданно на ковёр, и когда из свидетелей первый устал, как ему поспешили сообщить после церемонии, не шафер невесты, а его шафер, передавший венец следующему по очереди. Ал-др С-вич счёл эти два обстоятельства недобрыми предвещаниями».

Зловещие предвестия эти, как мы знаем теперь, тоже сбылись.

Несмотря на многословные попытки последних лет доказать недоказуемое, женитьба Пушкина, которую он считал первым шагом к счастью, по-прежнему остается очередным его шагом к трагедии. Роль Натальи Николаевны в этой трагедии тоже остаётся неизменной, меняются только оттенки.

К боли нашей, приметы и тут не обманули Пушкина. А о пророчестве гадалки и тут нельзя сказать, что оно не подтвердилось в сути своей. Пушкин погиб из-за женщины. Во всяком случае, она была, может быть, не причина, но повод…

Но и этим не кончается весь мой интерес к деталям давнего гадания. Есть ещё один момент в нём, мимо которого не хочется пройти, хотя это опять же грозит вызвать неудовольствие или даже осуждение со стороны очень уж серьёзного человека.

Нам теперь известен в подробностях внутренний мир Пушкина, неоднократно описано и изображено его лицо, чуть ли не по секундам восстановлены все внешние проявления его жизни.

Нам остались мелочи. Но, поскольку сказано уже, что и всякая мелочь, относящаяся к Пушкину, имеет для нас великое значение, не откажемся и от мелочей. Нам можно, например, взглянуть на левую ладонь молодого человека, обещающего стать кумиром своей нации, глазами гадалки Кирхгоф. Какие такие криминалистические подробности могла она увидеть запечатленными на этой ладони и руке, чтобы сделать свои точные прогнозы?

Одну из таких подробностей запомнил, как мы знаем уже, Алексей Вульф: «Поглядела она руку Пушкина и заметила, что у того черты, образующие фигуру, известную в хиромантии под названием стола, обыкновенно сходящиеся к одной стороне ладони, у Пушкина оказались совершенно друг другу параллельными…».

Мне пришлось проштудировать с десяток современных Пушкину наставлений по хиромантии, благо, в те времена недостатка в них не было, чтобы уяснить себе, каким был этот рисунок на его ладони.

Рисунок в самом деле мог поразить гадалку. Линия жизни, которая огибает основание большого пальца, не соединялась с линией головы, которая является средней из трёх самых заметных и самых важных в хиромантии запечатлённых складок на нашей ладони. Во всяком случае, сколько я ни вглядывался в длани знакомых мне людей, а такого не увидал. И уверенно мог говорить, что насильственная смерть на дуэли им не грозит.

Другое. «Г-жа Кирхгоф обратилась прямо к нему, говоря, что он человек замечательный… что он прославится и будет кумиром соотечественников».

На выдающиеся умственные и духовные качества в хиромантии указывает чрезвычайно пропорциональная ладонь, пальцы которой, прямые и ровные, слегка суживаются в конце. А указательный палец, который символизирует размеры почестей, вероятно, у Пушкина был гораздо длиннее безымянного, чуть ли ни равен среднему.

На собранной у меня коллекции пушкинских портретов руки его подробно рассмотреть в таком ракурсе, как хотелось бы, нет возможности. Вот разве только на портрете кисти Кипренского. Там эти руки вполне соответствуют хиромантическим выкладкам г-жи Александры Кирхгоф.

То, что руки эти были необычайно красивыми и изящными, некоторые современники подтверждают.

Вот как говорит об этом Анна Керн:

«Он взял кольцо, надел на свою маленькую прекрасную ручку и сказал, что даст мне другое».

То, что женское кольцо оказалось впору зрелому мужчине – дело это происходило где-то в году двадцать седьмом, может показаться поразительным и даже неправдоподобным. Но вот другой портрет – Тропинина. Здесь Пушкин изображён при всех своих кольцах. И опять необычайное изящество его руки подчеркивает здесь такой факт, что подарок графини Воронцовой, знаменитый перстень-«талисман», он вынужден был носить на большом пальце. «Маленькая рука к тому же указывает на человека гордого, способного на гнев, и не столь глупого, чтобы отказывать себе во всех земных радостях, и паче чаяния – в сладострастии»,– так говорит старая гадательная книжица, и пусть она на этом закончит свои показания, поскольку выводит нас на какой-то уж слишком легкомысленный даже для такого исследования тон. К тому же пора прерывать эту вставку о гадании по линиям ладони для более важного…

* * *

Рассказы о необычайном. Так озаглавил я несколько вставных историй, которые являются живыми иллюстрациями поднятой здесь темы. Написаны они затем, чтоб указать, насколько пропитаны было суеверием изображаемое время и люди, жившие в нем. Источники, из которых почерпнуты эти рассказы, заслуживают всяческого доверия. Записываю я их, только слегка обработав, оставляя суть неприкосновенной.

Первая история о генерале Алексее Петровиче Ермолове.

Известно, что славный генерал этот провел последние годы жизни в Москве, где и умер в 1861 году.

Года за полтора до смерти приехал повидаться с ним один очень близкий ему человек. Благодаря ему-то и стало известным это совершенно невероятное происшествие из жизни Ермолова. Он сам ему об этом рассказал.

Дело происходило так.

Погостив у генерала несколько дней, неизвестный нам близкий ему человек стал прощаться. Он уезжал с тяжёлым чувством, поскольку грустное явление представлял из себя одряхлевший герой кавказской войны. Гость его знал, что раньше, чем через год, он не сможет увидеться с Ермоловым, поэтому грусть его носила явный отпечаток последнего свидания. Генерал заметил это.

– Полно, не плачь, я ещё не умру до твоего возвращения сюда, – сказал он уверенно.

Гость его смущённо промямлил:

– В смерти и животе один только Бог волен…

– Да я тебе правду говорю, что через год не умру, а умру ненамного, но позже…

На лице генеральского гостя отразились чувства разнообразные. Но главным был страх – уж не повредился ли старик разумом от долгой жизни своей.

И это генерал угадал.

– Я докажу, что я в своём разуме, что это не бред…

Он скорым шагом пошёл в кабинет, порылся в ящиках стола и вскоре вышел с большим листом бумаги, имея торжественный вид.

– Чьей рукой писано? – спросил он.

– Вашей, – ответил, присмотревшись, гость.

– Тогда прочитай, что написано, – сказал генерал, только прикрыл при этом самую последнюю строчку.

Гость Ермолова вспоминал потом, что бумага эта представляла нечто вроде подробного послужного списка генерала. Перечисление званий, заслуг и почестей начиналось с подполковничьего чина. Указывалось точно время, когда происходил в его насыщенной, бурной жизни каждый мало-мальски значительный эпизод. Генерал с усмешкой следил за чтением. Когда гость дочитал до строк, прикрытых ладонью, он сказал:

– Дальше тебе читать не следует – там обозначен год, месяц и день моей смерти… Всё, что ты здесь прочитал, записано мной давно, задолго до того, как исполниться каждому событию, и ты видишь, с какой точностью все совпадает… если хочешь, я расскажу, при каких обстоятельствах заполнен мной этот лист…

Гость, разумеется, захотел о том услышать.

– Вот как это случилось. Когда я был в чине подполковника, меня командировали по делам в один уездный городок. Там мне пришлось много работать. Квартира, в которой я остановился, была о двух комнатах. В первой поместились писарь и денщик, во второй – я. В мою комнату пройти можно было только через ту, в которой жили мои писарь и денщик, я хочу на то обратить твоё особое внимание… Раз ночью я сидел за своим письменным столом и писал. Окончив труд свой, я закурил трубку, откинулся на спинку кресла и задумался. Вдруг что-то заставило меня открыть глаза – передо мною, по ту сторону стола, стоит совершенно незнакомый мне человек, судя по одежде, из мещанского сословия. Прежде чем я успел спросить – кто он и что ему нужно, незнакомец сказал с таким значением, что я не посмел возразить: «Возьми лист бумаги, перо и пиши!» Я безмолвно повиновался, чувствуя, что нахожусь под влиянием неотразимой силы. Тогда он продиктовал мне всё, что должно со мной случиться в течение всей моей будущей жизни. Даже день смерти указал. И исчез, как испарился… прошло несколько минут, прежде чем я опомнился. Я, конечно, подумал, что надо мною подшутили. Прошёл в первую комнату, которую незнакомец не мог миновать. Там я увидел писаря, который сидел и спокойно писал. Денщик спал на полу, у самой двери, преградив вход. «Кто сейчас вышел отсюда?» – спросил я и дернул ручку двери, которая оказалась запертой на ключ… Писарь смотрел на меня с большим недоумением.

– Вы первый, кому я об этом рассказываю, – продолжал генерал. – Засмеять могут. Скажут, Ермолов подвержен галлюцинациям, а, не дай Бог, и за сочинителя прослыву. Но факт есть факт. И его подтверждает вот эта бумага… Теперь-то, надеюсь, ты веришь, что мы увидимся через год?..

Неизвестный приятель Ермолова, действительно, приезжал к нему через год. Они виделись и говорили. А через несколько месяцев он получил известие, что Алексей Петрович умер. Таинственная бумага, как утверждает этот неизвестный в одном из сборников «Русской старины», была им отыскана и оказалось, что Ермолов скончался в тот самый день, даже час, которые предсказаны ему были за пятьдесят лет вперёд…