Сказки на всякий случай

– Хорошо… не обязательно – пропал, – скучным голосом сказала она. – Бывают ещё такие заклинания, что произнесёшь – и превратишься в кого-нибудь… например, в жабу.

– Очень бы не хотелось, – представив себе эту омерзительную картину, произнесла собеседница. – Неприятно, когда жаба на доме висит– вместо таблички с названием площади… или с именем владельца… – Она подождала некоторое время и опять крикнула Узору:

– Скажите, пожалуйста, а если Вас произнести – превратишься в жабу?

Именная Табличка тут же зашикала на неё, а Узор сказал:

– Конечно превратишься. И многие уже превратились! Табличка ойкнула и даже пошатнулась вправо. Между тем Узор продолжал:

– Я самое зловещее заклинание в мире на самом зловещем в мире языке. Потому меня и поместили так высоко над землей… я очень опасен! Если мной неправильно пользоваться, можно даже погубить мир. Сначала подует страшный ветер, потом начнётся ливень и смоет с лица земли всё сразу. И ничего не останется вокруг – ни единого дома, ни единого дерева, ни единого живого существа… кроме жаб, конечно!

Тут Именная Табличка принялась дрожать от страха, застучав по входной двери медным своим лбом.

– Кто-то стучит, – послышалось из дома, и Хозяин вышел на улицу.

– Никого нет, – сказал он появившейся вслед за ним Хозяйке.

И вместе они с удовольствием окинули взглядом своё отремонтированное жилище.

– До чего же всё-таки красиво стало! – не впервые восхитился Хозяин. Но на сей раз добавил: – Особенно торжественно выглядят эти римские цифры высоко над входом. Просто поверить трудно, что дом был построен в 1865 году… но поверить приходится: видишь, вот тысяча, потом идут сотни… восемь сотен, потом десятки – шестьдесят… и в конце пятерка – галочкой.

– Тысяча восемьсот шестьдесят пять, – повторила за ним Хозяйка.

Они ещё немножко полюбовались домом и ушли внутрь. В мёртвой тишине Табличка-с-Названием-Площади, снова покачнувшись, прошептала:

– Они произнесли заклинание! Что с ними теперь будет?

– Понятно что… – отозвалась Именная Табличка, снова начиная дрожать. – Завтра утром из этого дома на работу запрыгают две жабы…

– Вот гадость-то! – чуть не оторвалась Табличка-с-Названием-Площади.

И, в ужасе переглянувшись, обе с нескрываемым отвращением принялись ждать утра следующего дня.

ЗЕРКАЛО, КОТОРОЕ НЕ ХОТЕЛО ОТРАЖАТЬ НИЧЕГО

Зеркало в этой комнате было единственное, зато немыслимых размеров и очень старое: в тяжёлой раме с завитками и сильно потускневшее. Наверное, оно помнило ещё те времена, когда одно зеркало могло стоить целого состояния! Вы ведь знаете, что в прошлом зеркала были безумно дорогим удовольствием и только очень немногие могли позволить себе иметь зеркало? У бедных людей зеркал не было… да и зачем они бедным? Чтобы видеть, как они бедны?

Так что Зеркало наше явно имело весьма и весьма долгую – и, несомненно, благородную – историю до того, как оно появилось в доме… Правда, истории этой я не знаю, а придумывать не хочу. Только из-за долгой своей истории это было уже довольно усталое Зеркало. Хоть с данным фактом никто, конечно, особенно не считался – и, едва только наступало утро, все наперегонки спешили начинать прихорашиваться перед Зеркалом.

Плюшевая Скатерть, то и дело поглядывая на своё отражение, выбирала самый непринуждённый изгиб, чтобы им и встретить новый день.

Кожаное Кресло, которому кто-то сказал, что у него красивый профиль, размещалось перед Зеркалом под определенным углом – точно в профиль.

Тяжёлая Штора приосанивалась и начинала выглядеть почти бодро – во всяком случае, хоть не провисала, как это обычно случалось к концу дня.

Книжный Шкаф встряхивался – и книги быстро выстраивались в ровные ряды.

Короче говоря (а короче и нужно, поскольку в комнате было невероятное количество самых разных предметов – и все их тут ни за что не перечислить!), с утра каждый приводил себя в полную готовность, чтобы как нельзя лучше соответствовать своему положению и назначению перед лицом предстоящих событий.

Но в одно хмурое утро Плюшевая Скатерть, привычно заглянув в Зеркало, не увидела там Плюшевой Скатерти. Испуганно отпрянув от Зеркала и похлопав Кожаное Кресло кистью по спине, она шёпотом произнесла:

– Кажется, я умерла.

– Едва ли, – сонно потянулось Кожаное Кресло. – Мёртвые не просыпаются так рано.

– Я не отражаюсь в Зеркале! – пропустив это замечание мимо ушей, тихо запаниковала Плюшевая Скатерть, а Кожаное Кресло буркнуло:

– Это ещё что за глупости!

Но тут оно заглянуло в Зеркало и – не увидело там Кожаного Кресла.

Тяжёлой Шторы и Книжного Шкафа в Зеркале тоже не оказалось. В Зеркале не оказалось вообще ничего. Зеркало было совершенно пустым.

А когда страсти в комнате распалились не на шутку, это совершенно пустое Зеркало спокойно сказало:

– Минутку внимания. Я хотело бы сделать одно заявление.

Все сразу зашикали друг на друга и притихли.

– Значит, так… – откашлялось Зеркало. – Мне уже, как некоторые из вас знают, немало лет – и признаюсь вам, что за долгую мою жизнь во мне уже довольно всего наотражалось. Я собирало и собирало в себе эти отражения, и, в конце концов, их скопилось слишком много. Сегодня ночью я внезапно поняло, что столько отражений мне больше не удержать. Поэтому я было вынуждено стереть все старые отражения, а когда сделало это, то почувствовало необычайную лёгкость. И с этого момента больше не хочу отражать ничего.

– Вообще ничего? – еле слышно прошелестела Плюшевая Скатерть.

– Вообще.

Тишина в комнате сделалась такой напряжённой, что стало отчётливо слышно, как далеко в Африке из одного конца джунглей в другой пролетела муха цеце.

– Это очень печально, что Вы так сильно устали, – общим тяжёлым вздохом вздохнула за всех Тяжёлая Штора.

После её вздоха в комнате долго не было слышно ни единого звука.

– А может быть… – тихо предложило наконец Кожаное Кресло, – может быть, если Вам тяжело отражать сразу всех, Вы согласились бы отныне отражать только некоторых?

– Кого, например? – устало спросило Зеркало.

– Например… Плюшевую Скатерть, – прошептало Кожаное Кресло и покраснело просто-таки всей своей кожей. – Она такая красивая!

Плюшевая Скатерть всплеснула кистями: Кожаное Кресло никогда прежде не говорило ей ничего подобного.

– А если в Вас останется немножко места, – робко поддержал Кожаное Кресло Книжный Шкаф, – не смогли бы Вы отразить ещё и Тяжёлую Штору: у неё такие благородные формы…

Тяжёлая Штора, услышав это, даже чихнула от неожиданности. Она и не подозревала, что кто-нибудь в этой комнате находит её формы благородными!

– И ещё… – сказала вдруг Тоненькая Вазочка на столе, – допустим, у Вас останутся хоть какие-то силы… а много сил на это не потребуется, – отразите, пожалуйста, вот этот Букетик Незабудок. Он совсем свежий – и если его сейчас не отразить, то потом может быть уже поздно…

– У меня тут тоже вот маленькая просьба… – тихо начал из самого дальнего угла Дедушкин Портрет. – Если не трудно… отразите, пожалуйста, хоть на минутку Бабушкин Портрет – пусть даже только родинку на правой щеке… этого вполне достаточно.

– И вон того Маленького Всадника на картине… он такой отважный! – совсем уж почти неслышно пролепетала Фарфоровая Кукла за стеклом в шкафу.