Сказки на всякий случай

– И меня, меня не забудьте отразить, – подхватил только что проснувшийся и ещё ничего не успевший понять Позолоченный-Торшер-под-Красным-Колпаком, – я тут самый красивый!

Зеркало вздохнуло, медленно оглядывая всех, кто был в комнате. Ну, что ж тут скажешь… возраст возрастом, а дело делать надо! Потускневшая поверхность дрогнула, и на ней один за другим начали по очереди проступать Плюшевая Скатерть и Кожаное Кресло, Тяжёлая Штора и Книжный Шкаф, Тоненькая Вазочка на столе и Букетик Незабудок, Дедушкин и Бабушкин Портреты, Маленький Всадник на картине и Фарфоровая Кукла…

Только Позолоченный-Торшер-под-Красным-Колпаком не проступил на потускневшей поверхности… так, словно никакого Позолоченного-Торшера-под-Красным-Колпаком и не было в комнате.

КРОХОТНАЯ ВОЛНА, ОЧЕНЬ СПЕШИВШАЯ К БЕРЕГУ

Все волны только и делают, что спешат к берегу.

Гм… за исключением, конечно, тех, которые спешат в прямо противоположную сторону – от берега.

Хотя, вообще-то, конечно, понятно, что на самом деле это одни и те же волны, только сначала они спешат к берегу, а потом назад, от берега. А может быть, это и совершенно разные волны… только боюсь, что разобраться в этом вопросе мы с вами не сумеем. Да нам оно и не нужно.

Речь у нас всего-навсего и пойдёт об одной-единственной волне – спешившей именно к берегу. Причём очень спешившей. И к тому же крохотной. Мы так и будем её с вами называть: Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу. И ничего, что это немножко длинно – тем более для крохотной волны. Зато такого имени больше ни у кого нет.

Ну так вот.

Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу настолько спешила к берегу, что многих это даже удивляло. Одной из многих была Толстая Розовая Медуза, которая лениво покачивалась на воде и напоминала пять кило холодца, выброшенного в море. Увидев Крохотную-Волну-Очень-Спешившую-к-Берегу, Толстая Розовая Медуза вяло всплеснула руками-или-что-у-неё-там-было и булькнула:

– Вот ненормальная-то!

А когда Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу пробегала мимо неё, спросила как ни в чём не бывало:

– Вы спешите?

– Ещё как спешу! – запыхавшись, ответила Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу и вежливо извинилась перед Толстой Розовой Медузой за то, что в спешке не может уделить ей достаточно внимания.

Но Толстая Розовая Медуза, не обратив на её извинения никакого внимания, спокойно продолжала разговор:

– По делам или… или так?

– Не знаю, – призналась Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу. – Просто… просто меня влечёт к берегу. – И почти уже побежала дальше.

– Секундочку! – остановила её Толстая Розовая Медуза. – Кто влечёт?

– Непреодолимая сила! – чуть не плача ответила Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу, не способная более сдерживать себя и даже завиваясь на кончике, словно это была большая волна.

– Странно! – сказала Толстая Розовая Медуза. – А меня почему-то никто не влечёт…

Но от Крохотной-Волны-Очень-Спешившей-к-Берегу уже и след простыл. Поёживаясь в похолодевшей воде, Толстая Розовая Медуза пожала плечами-или-что-у-неё-там-было и вывалилась за пределы этой сказки.

А Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу опять изо всех сил заспешила к берегу. Она и правда не знала зачем. Ей казалось, что нет большего счастья, чем хотя бы на минутку прикоснуться к полоске песка… или, может быть, даже навсегда остаться на берегу. Хоть Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу, конечно, понимала, что волны – всё равно, большие они или маленькие, – на берегах никогда не живут, но она, тем не менее, почему-то была уверена в том, что родом именно оттуда… с далёкого – ах, далёкого! – берега. И что – если, разумеется, напрячь память посильнее, – она могла бы даже вспомнить, как там, на берегу, жилось – давно, в детстве…

Но, сколько Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу ни напрягала память, ей, увы, так и не удавалось вспомнить, как он выглядит, этот далёкий берег. Между тем непреодолимая сила сама несла её туда – и Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу была уже почти уверена, что сумеет добежать… и пусть даже не остаться там, на песке, а только коснуться его. И пусть даже не коснуться, а только взглянуть – из-да-ле-ка.

От волнения Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу, сама не зная как, лихо перепрыгнула одну Волну-Совершенно-Невероятных-Размеров, которая с удивлением крикнула ей вслед:

– Осторожнее, Вы разобьетесь о берег!

– Я… о берег? – про себя повторила Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу и усмехнулась: разве можно разбиться о свой берег – тот берег, где прошло твоё детство?

Следующие две волны она перепрыгнула тоже, потом ещё и ещё… – и вот уже со всего размаху ударилась Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу о прибрежные камни. Было ужасно больно, но она всё-таки нашла в себе силы доплестись до полоски песка и совсем осторожно коснуться его. Песок оказался тёплым и нежным.

…а дальше… дальше и думать было нечего о том, чтобы остаться там, потому что та же непреодолимая сила схватила её за гребень и потащила назад, в море. Противиться этой силе было невозможно, но…

– Прошу прощения, как это «за гребень»? – спросила сама себя Крохотная-Волна-Очень-Спешившая-к-Берегу. – У меня же никогда не было никакого гребня…

Однако теперь уже гребень у неё был. Ибо отнюдь не Крохотной-Волной-Очень-Спешившей-к-Берегу, но Огромной-Волной-Неспешно-Катящейся-от-Берега продолжала она свой путь.

– Откуда во мне столько силы? – удивилась Волна и радостно устремилась навстречу океану.

Толстая Розовая Медуза, каким-то чудом снова ввалившаяся в сказку, без единого слова с почтением уступила ей дорогу: она и представить себе не могла, что перед ней та же самая волна, с которой она беседовала совсем недавно… А может быть, это были и две совершенно разные волны… – только боюсь, что разобраться в вопросе мы с вами не сумеем.

Да нам оно и не нужно.

КИСТЬ РЯБИНЫ

Кто же не любит рисовать кистью? Берёшь бумагу, потом берёшь кисть, обмакиваешь её сначала в воду, затем в краску – и рисуй себе на здоровье! Очень это замечательное дело – рисовать кистью. И когда-нибудь через сто лет твою картину повесят в музее на стену и подпишут снизу: «Такой-то и такой-то. Пейзаж». – А дальше, совсем маленькими буквами: – «Бумага. Кисть». Очень торжественно получится!

– Вами скоро уже рисовать начнут? – спросил как-то Голый Кустарник у Кисти Рябины, прикрывая свою наготу чем пришлось, а пришлось – двумя чудом уцелевшими на нем листочками.

Деликатно отвернувшись в сторону, чтобы не смущать Голый Кустарник, Кисть Рябины спросила:

– Разве мной должны начать рисовать?

– Конечно должны! – воскликнул Голый Кустарник. – Кистями всегда рисуют. Обмакивают сначала в воду, потом в краску – и рисуют себе на здоровье.

– И что же рисуют? – заинтересовалась Кисть Рябины, которая не подозревала, что предназначена для рисования.

– Да всё рисуют! – не особенно задумываясь, ответил Голый Кустарник. – Ну, там… портреты всякие, пейзажи… или обнажённую натуру.

– Рисовали бы лучше портреты! – сразу же размечталась Кисть Рябины, осторожно взглянув на Голый Кустарник. – Обнажённую натуру мне как-то не очень хочется… А что такое пейзажи, я не знаю…

– Пейзажи – это природа, – с радостью начал объяснять Голый Кустарник, даже забыв, что он голый, то есть обнажённый. – Если нарисовать землю, небо, воду и густые деревья, то будет пейзаж. – Тут он вспомнил, что забыл обидеться, обиделся и сказал: – Кстати, обнажённую натуру тоже очень интересно рисовать!

При этом Голый Кустарник нарочно сбросил с себя два последних листка и с некоторой даже гордостью принялся глядеть вдаль.

А Кисть Рябины задумалась.

Конечно, было бы здорово, если бы ею начали рисовать. Только не очень приятно, когда тебя окунают… в воду ещё ладно, но в краску! Хотя, понятное дело, это вполне можно стерпеть, если иначе никак. Зато тобой нарисуют портрет – например, портрет президента! На худой конец – пейзаж… Только бы, конечно, не обнажённую натуру, потому что, вообще-то, он не очень прилично выглядит, этот Голый Кустарник… особенно теперь, когда два последних листа с себя сбросил и стоит как истукан… и глядит вдаль! А сам небось вдали ничего и не видит: уж больно он роста маленького.

С этого дня Кисть Рябины принялась ждать, когда ею начнут рисовать. Она представляла себе, что происходить это будет так.

К ней подойдёт какой-нибудь Знаменитый на Весь Мир Художник и вежливо поздоровается… например, скажет:

– Доброе утро, мадам!

А она тогда сделает вид, что не понимает, кто это с ней говорит, и удивлённо спросит: