Сказки на всякий случай

– Он, наверное, заболел, – сказали дети и осторожно подняли Детский Танец с травы на ноги. – Ты попробуй, – попросили они, – сделай только одно движение… хоть одно, а уж дальше мы сами!

И Детский Танец попробовал: сделал одно движение, потом другое, а уже на третьем силы вернулись к нему– и… до чего же весело было детям в то утро танцевать Детский-Танец-на-Лужайке – весело как никогда! И сколько бы родители ни просили детей постоять немножко, а ещё лучше посидеть или полежать, они ни за что не соглашались.

Им было весело танцевать Детский-Танец-на-Лужайке, ведь танец – это всегда праздник, а праздники праздновать весело – что бы там ни говорили Гриб-Мухомор и Пень-в-Стороне.

ВЫСОКОМЕРНАЯ БАШНЯ НАД СТАРЫМ ГОРОДОМ

Может, все башни высокомерные, я не знаю: я со всеми башнями, вообще-то, не знаком. Да и трудно с башнями знакомиться: пока-а-а-а докричишься! А докричишься – так ещё и не расслышат тебя… придётся сто раз на весь город своё имя повторять, прежде чем башня услышит наконец. И получится, что весь город уже знает, как тебя зовут, а башня так и не знает: никак расслышать не может. И тебе, выходит, опять надрываться надо, да всё без толку!… А на следующий день весь город с тобой здоровается, потому что все знают, как тебя зовут, а башня стоит себе – и не здоровается. М-да, трудно с ними, с башнями…

А уж с этой – Высокомерной-Башней-над-Старым-Городом – вообще невозможно было.

Во-первых, такую высокую башню не в каждом городе встретишь: она практически вся в небе находилась – на земле-то всего и было, что какое-то сооружение небольшое, зато уж башню к нему пристроили… хоть стой хоть падай! Правда, Высокомерная-Башня-над-Старым-Городом всё-таки предпочитала стоять, а не падать – и довольно здорово, надо сказать, стояла: отовсюду её видно было. По ней тут только и ориентировались: найдёшь башню глазами – и сразу понятно, в какой части города находишься!

А во-вторых, уж очень Высокомерная-Башня-над-Старым-Городом неприступная была. Многие считали её имя обидным для башни, но тут уж делать нечего: обидно не обидно, а как ведёшь себя – так и будешь называться. Башня же именно что высокомерно себя вела: ни с кем никогда не разговаривала. Её даже некоторые за это не любили – например, одна Городская Крыса, всегда говорившая:

– Торчит себе, как дура, над городом – и всё!

Только с ней мало кто соглашался, потому что Высокомерная-Башня-над-Старым-Городом, вообще-то, красивая была. И на дуру совсем не походила.

Чтобы как-то оправдать её постоянное молчание, стали считать, что эта башня глуховатая… да нет, просто совсем глухая. Что ни скажи ей – ничего не слышит, потому и не отвечает, когда к ней обращаются.

Как бы там ни было, а Высокомерной-Башне-над-Старым-Городом почти все завидовали: кто ж не мечтает подняться на такую высоту, откуда всё видно! Говорили, между прочим, что оттуда даже, наверное, видны Дальние Края… а Дальние Края – это такое место, лучше которого ничего на свете нет. Но подниматься на башню было строго запрещено.

Однажды в городе появился Очень Глупый Главный Архитектор: такие часто попадаются среди главных архитекторов. И не успел он появиться, как сразу же распорядился построить в городе высотное здание – прямо рядом с башней. Причем распорядился так грубо, что высотное здание пришлось построить немедленно. И оно даже частично заслоняло башню.

Когда Высотное Здание достроили, то здание это, конечно, сразу же захотело познакомиться с Высокомерной-Башней-над-Старым-Городом, хоть его и предупреждали заранее, что она неприступная. Ему даже намекнули, что она глухая. Но Высотное Здание всё равно взяло да и обратилось к Высокомерной-Башне-над-Старым-Городом с такими словами:

– Глубокоуважаемая Башня-над-Старым-Городом, как поживаете? После этого Высотное Здание прождало ответа двое суток, не дождалось – и сказало вслух:

– Фу-ты ну-ты!

А когда говорят «фу-ты ну-ты», это обычно означает что-то вроде: «подумаешь, какая цаца!»

И, конечно, все в городе это «фу-ты ну-ты» услышали и принялись громко смеяться. А потом стали называть башню не Высокомерная-Башня-над-Старым-Городом, а Башня Фу-ты Ну-ты. Например: «Мы где сегодня встречаемся?» – «Да у Башни Фу-ты Ну-ты!» Или: «Мне куда Вам лучше документы подвезти?» – «Подвезите, пожалуйста, к Башне Фу-ты Ну-ты…» и так вот обидно далее.

Продолжалось это недолго – в один весенний день Высокомерная-Башня-над-Старым-Городом вдруг как расплачется!… Все, конечно, удивились, потому что раньше Высокомерная-Башня-над-Старым-Городом не только ни разу не заплакала, но и вообще ни звука не проронила. А когда она вот так вот расплакалась, весь народ, конечно же, стремительно прибежал к ней, чтобы узнать, в чём дело. Тогда-то Высокомерная-Башня-над-Старым-Городом и сказала:

– Вот вы все только дразните меня там внизу да называете то высокомерной, то глухой. Или завидуете, что отсюда Дальние Края видны… А никто ведь никогда не спросил, каково мне тут!

Всем сразу стало стыдно, и они поспешили спросить:

– Каково Вам там?

– Спасибо, очень плохо! – ответила Высокомерная-Башня-над-Старым-Городом. – А потому мне плохо, что я с детства больше всего на свете боюсь высоты. Но – надо же было такому случиться! – меня прямо со дня рождения сюда вот и взгромоздили… Я ещё, между прочим, с тех пор ни одной ночи спокойно не спала… Каждую минуту умираю от страха и ни о чем другом не могу думать, как только о том, что вот-вот упаду! И голова у меня всё время кружится. И тошнит. А когда голова кружится и тошнит, не до разговоров… сами-то попробовали бы сюда взобраться!

Тут, конечно, всем стало очень стыдно за свое поведение – и у Высокомерной-Башни-над-Старым-Городом сразу принялись просить прощения. Между прочим, даже Высотное Здание прощения попросило, причем одним из первых, но Высокомерная-Башня-над-Старым-Городом только кивнула ему (дескать, прощаю, конечно, что ж с Вами делать!) и даже не взглянула в его сторону.

А ночью, когда все ушли спать, Высотное Здание тихонько кашлянуло и сказало Высокомерной-Башне-над-Старым-Городом:

– Послушайте… если Вы когда-нибудь вдруг действительно начнёте падать, я сразу же подхвачу Вас и спасу, можете быть уверены.

Потому что я люблю Вас с тех самых пор, как в мой фундамент был заложен первый кирпич.

Высокомерная-Башня-над-Старым-Городом ничего не ответила, но в первый раз за всю свою жизнь заснула спокойным сном – и спала до утра, видя чудесные, чудесные сны.

СВЕТЛОЕ ПЯТНЫШКО НА СЕРОМ ЗАБОРЕ

Как уж оно возникло, это Светлое Пятнышко на сером заборе, – никто не знал. Но стоял себе образцовый такой серый забор… практически безупречный забор, каким – между нами говоря – положено быть любому уважающему себя забору, – и… вот тебе раз! Возьми да и возникни как-то утром на идеальной этой поверхности Светлое Пятнышко – причём чуть ли не посередине…

– Вам не стыдно? – обратилась к Светлому Пятнышку Толстопузая-Каменная-Ваза-у-Ворот.

– Стыдно? – пролепетало Светлое Пятнышко с испугом: оно не понимало, почему ему сразу же после прихода в этот мир должно было стать стыдно. – Стыдно… за что?

– Ну, как же… – Толстопузая Каменная Ваза раздулась бы от негодования, если бы не была каменной. – Стоял себе образцовый такой серый забор, а тут Вы – нежданно-негаданно! Да ещё на самом, так сказать, видном месте!

– И… что? – еле выговорило Светлое Пятнышко, понимая, что его обвиняют в чем-то совершенно несусветном.

– Не надо прикидываться глупее, чем Вы есть! – через тротуар крикнула Проезжая Часть Дороги. – А то Вы не понимаете, что испортили практически безупречный забор! Исчезните отсюда… глаза бы мои на Вас не глядели!

Ну и ну…

Кто же обрадуется такому приёму? Светлое Пятнышко попыталось было исчезнуть… да какое там! Оставив тщетные попытки соскользнуть с забора, оно в отчаянии крикнуло Проезжей Части Дороги:

– У меня не получается исчезнуть!…

– «Не получается»! – загрохотала Проезжая Часть Дороги (по ней как раз проезжал грузовик). – То есть возникнуть на самом видном месте у Вас как-то получилось, а исчезнуть – не получается?

– Да я не само возникло… – оправдывалось Светлое Пятнышко. – Меня посадили.

– Что значит – «посадили»? – заинтересовалась Сосна-за-Забором, скосив глаза к Светлому Пятнышку. Про то, как сажают, она знала всё. – Вы, значит, будете расти? Потому что когда сажают, то потом посаженное начинает расти… – Она помолчала и добавила: – Неприятно, что Вы будете расти.

– Я, наверное, не буду расти, – сказало Светлое Пятнышко не уверенно. – Я ведь всё-таки не дерево… это только деревья растут после того, как их сажают. А нас, пятна, сажают – и всё… Про нас так и говорят: «Посадить пятно».

– А вас зачем сажают? – спросила Сосна, не увидев смысла в таком действии, которое, на её скошенный взгляд, никуда не вело.

– Чаще всего нечаянно… – смущаясь, объяснило Светлое Пятнышко. – Например, проходят мимо, заденут краской… вот тебе и пятно! Так что… так что я, вообще-то, не виновато, что я здесь.

– «Не виновато»! – опять загрохотала Проезжая Часть Дороги (теперь по ней проезжал мотоцикл). – Поразительно, как всё-таки быстро мы снимаем с себя вину…

– И придумываем себе оправдания: меня, дескать, посадили! – добавила Толстопузая Каменная Ваза. – И что ж с того, что Вас посадили? Вас сажали, а Вы бы не садились!

– Это… как? – опешило Светлое Пятнышко: оно действительно не могло себе представить такое строптивое пятно – его сажают, а оно не садится!

– «Как!… Как!…» – особенно сердито загрохотала Проезжая Часть Дороги (по ней двигалась колонна автобусов). – Да так, как в транспорте часто бывает… общественном. Говорят кому-нибудь: «Садитесь, пожалуйста», – а он в ответ: «Спасибо, я постою!» Вот и Вы бы так ответили.

– Мне никто не предлагал садиться… – совсем растерялось Светлое Пятнышко. – Меня просто посадили – даже не спросивши! А потом… я не умею стоять!

– Ну, конечно… – проворчала Сосна, – нас, деревья, тоже не спрашивают – сажать вас, дескать, или нет, – но мы хоть ничего не портим своим видом! Да и стоим мы, кстати сказать, прекрасно!