Сами о себе. На рубеже тысячелетий

В. Басков

Советские люди настолько привыкли к борьбе, что она стала способом их существования. Без особого преувеличения можно сказать: история нашей общественной жизни составляет непрерывную цепь больших и малых сражений. И, как часто бывает, участь торжествующего – до времени – победителя оказывается печальнее, чем участь побеждённого. Возможно, состояние борьбы – самое страшное наказание для человека, не ведающего, что творит. Около двух тысяч лет назад произнесено поучение: «Не противься злому». Человек борющийся только посмеётся над его «оторванностью» от жизни. На самом деле побеждает не тот, кто сильнее в перетягивании каната, а тот, кто не делает зла и не борется с ним. Впрочем, и он не побеждает. Кто из нас знает, где победа, а где поражение?

Г. Батыгин

Налоги не платят не потому, что плох кодекс, а потому, что это противно природе советского человека, которого власть приучила к тому, что она не даёт ничего лишнего, чем он должен с ней поделиться. Проще говоря, у него нет привычки отдать часть того, что уже попало в карман. И неизвестно, зачем эту привычку приобретать, – бюджет закрыт, куда идут налоговые поступления, непонятно.

Э. Бернштейн

Важно только поправить дела с нашей психикой и моралью. Мы давно гадаем, был ли наш последний несостоявшийся классик параноиком или шизофреником, не замечая, что десятилетия его правления напрочь перекосили нашу собственную психику и мораль. А последующие десятилетия – добавили. Сегодня нет людей на планете, более ожесточенных и более равнодушных к моральным устоям, чем мы с вами. А без устойчивой психики и элементарной морали любой рынок неизбежно окажется Хитровым, где, как известно, не обманешь – не продашь. И куда же мы тогда с Хитровым рынком – на мировой?!

И. Бестужев-Лада

Мы слишком долго и старательно стирали границу между городом и деревней, мужчиной и женщиной, а также между тюремной зоной и остальной частью суши. Психологически, по крайней мере. <…> Что же удивляться, если у нас власть окажется приблатненной. В России – так уж исторически сложилось – народ не слишком уверенно отличает беллетристику от действительности, художественное кино – от документального и образы блатных – от их прототипов.

Ю. Богомолов

Последствия советской жизни – неуважение друг к другу, нигилизм.

И. Бродский

Страшный суд – страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай.

И. Бродский

Давайте все договоримся с ходу – надеюсь, согласится большинство, – что быдло не относится к народу и крайне редко видело его. Народ – определеньем чёрно-белым хочу пресечь болтливый разнобой – есть населенье, занятое делом и властное над собственной судьбой. Народ есть тот, кто сеет, пашет, пишет, воюет, учит, лечит и куёт, а тот, кого нимало не колышет его судьба, никак не есть народ.

Ну, в общем, они своего добились – дураки составляют большинство. Я никогда ещё не жил в обществе, где дураки составляют большинство, и это, надо сказать, совершенно новый, где-то даже революционный опыт.

Разговоры о российской духовности, исключительности и суверенности означают на самом деле, что Россия – бросовая страна с безнадежным населением. Глубокая уверенность в некачественности, неисправимости, исторической потерянности этого населения вообще свойственна спецслужбам с их демоническим презрением к гражданам. И надо сказать, основания для такого презрения мы им действительно даём, так и не выучившись эффективно противостоять их немудрящим разводкам. Большая часть российского населения ни к чему не способна, перевоспитывать её бессмысленно, она ничего не умеет и работать не хочет. Российское население неэффективно. Надо дать ему возможность спокойно спиться или вымереть от старости, пичкая соответствующими зрелищами.

Д. Быков

До чего же хрупка, до чего же беззащитна оказалась нравственность всего нашего народа! Дворяне жгли документы и фотографии, дети раскулаченных крестьян брали иные фамилии, убегая в города, евреи меняли в паспортах национальность своих детей… Маргиналам и люмпенам всех сословий России не требовалось ничего менять – так не их ли представления о нравственности торжествуют в нашем обществе? <…>

Основы нравственности, фундамент самой культуры хранятся в семье и передаются детям матерью, поскольку отцу определено изыскивать хлеб в поте лица своего. И любая подмена нравственности государственной целесообразностью всегда била, бьёт и будет бить по семье, а ведь только в ней учат видеть человеческое в человеке. <…>

С гогочущим энтузиазмом были сокрушены церкви и храмы, монастыри и обители: об этом мы, по крайней мере, хотя бы вспоминаем. А кто вспомнил о повальном ограблении склепов и могил наших предков практически на всех городских кладбищах? Подобного санкционированного кощунства не знала ни одна страна в мире.

Большевики взрывали не могилы, а саму нашу память, не покой усопших, а само понятие греховности.

Кладбищенскими и кандальными тропами вошла наша страна в период индустриализации. Общечеловеческая мораль существовала в ту пору подобно оазисам в мёртвой пустыне. В понятиях порядочности, вере в добро, в брезгливости к воровству, лжи, сквернословию. В уважении к женщине, старости, человеческому достоинству. Существовала на уровне семьи в заветном шепоте матери, в скупых словах отца, в слезах бабушки и угрюмом ворчании деда.

В конечном и печальном итоге рухнула и эта семья-хранительница народной нравственности. <…> Вместо отчего дома оказалась ж и л п л о щ а д ь, а вот жить, просто жить – любить, рожать детей, воспитывать их оказалось негде. И на этой казённой жилплощади, лишённой любви и счастья, и выросли все мы.

Б. Васильев

Мы – созерцатели по натуре своей. Созерцаем очередное сотрясение ветвей власти, очередной скандал в верхах, очередную перетасовку в правительстве. Право на созерцание – последний бастион демократии: гласность и избирательное право – всего лишь поля битв политических группировок за место на облучке. Кто на облучок взберётся, туда и поскачем. Мы – страна полумер, полудемократии, полурынка, полузаконов, полуневежд, полунищих. Всё – полу, и ничего – полностью, за исключением проедания наследства наших внуков и правнуков.

Мы настолько заражены советской психологией, что по каплям её уже не выдавишь: нужно личное переосмысление судьбы собственного народа. В нас живёт не только тоска по восточному деспотизму, но и великое множество мифов и предрассудков, густо возросших на духовной целине, в большинстве так и не тронутой плугом семейного воспитания. И любое обучение здесь бессильно: государство готовит специалистов, а интеллигентов – только семья.

Б. Васильев

Советский человек (вернее, его идеал) – это было существо бескорыстное, работающее на народ, а не на свой карман. Существо патриотичное – «жила бы страна родная, и нету других забот». Человек, который мог прийти на помощь другу и не попросить за это никаких ответных услуг. Разумеется, этот идеал сильно отличался от реальности, но всё же он на неё влиял. <…> Советский человек был конформист по убеждениям, всегда делал то, что от него требуется, и развешивал плакаты «Решения очередного съезда КПСС – в жизнь!» <…>

Мы все презирали людей, полуофициально денежных – официантов, таксистов, мясников, продавцов комиссионок. Это были люди несоветские. А мы, когда ездили в стройотряды, – мы были советские. Когда ломали горб за небольшие деньги – мы были советские.

М. Веллер

Много лет меня занимал вопрос: как получилось так, что культурные немцы озверели и начали травить людей в газовых камерах. Позднее дошло, что газовые камеры и печи Освенцима не намного менее гуманное средство массового уничтожения, чем вечная мерзлота ГУЛАГа. И только теперь, глядя на готовые 86%, я понял, что не так уж трудно довести до озверения массу быдла, которая сама этого желает.

Культур-мультур, говорите. Чехов, говорите.

Небо в алмазах, говорите…

В. Воробьев

Главная черта советского человека: он берёт, что дают – и доволен.

М. Геллер

Люди – это люди, к конформизму они готовы всегда; на Западе все привыкли жить в благополучии, не хотят переворотов – вот они и не наступают. <…>

Это свойство не только наших людей, не опомнившихся от 70 лет коммунизма. Быть конформистом – это человечно, не думать своей головой – это человечно, молчать – это человечно. Дело не в этом, а в том, сколько людей составляют дрожжи общества, сколько в нём сумасшедших, способных на поступки, от которых даже конформисты начинают волноваться.

Н. Горбаневская

«Советский простой человек» – это человек государственный, то есть воспитывавшийся в системе тотальных институтов. <…> Поэтому он вынужден был приспосабливаться к этому государству, демонстрируя и зависимость от него, и лукавое сознание, когда государство было слишком требовательным по отношению к нему, он уходил, делал вид, что подчиняется. Татьяна Ивановна Заславская назвала это сознанием лукавого раба.

Второе – это то, что было в самом начале проекта, новый человек, его представления о себе, как совершенно исключительном, превосходном, никогда не бывшем в человеке. Сегодня от него осталось лишь ощущение, что мы особенные, мы не похожие на всех других. Это отчасти сочетание такой спеси, с другой стороны, страхом перед сложным современным миром, склонность к изоляционизму и отказу от сравнения.

Третья характеристика – это эгалитаризм, но не в западном смысле равенство прав и возможностей, а уравнительное сознание, требование, чтобы всем было роздано одинаково, пусть даже понемногу. Если разбирать дальнейшие характеристики, это сознание, где нормой является ощущение простоты, человеческой простоты, поскольку само устройство социума в тоталитарных режимах упрощённое. Но это позитивная характеристика простоты. А за ней стоит подозрительность ко всему сложному, необычному, талантливому, выделяющемуся и, можно сказать, страх перед новым. Мы разбирали все эти характеристики и от первоначальных надежд на то, что мы будем отслеживать уход старого человека и приход каких-то новых форм, мы перешли к пониманию того, что советский человек воспроизводится. <…>

Существование такого человека ведет к консервации общества, к блокированию изменений в нем. Ощущение нарастающего застоя в обществе, потерявшего некоторые импульсы изменения.

Л. Гудков

Когда наше общество перестанет отворачиваться от проблем детской инвалидности, не знаю, но пока отношение к этим «больным детям», как их осторожно называют у нас, милосердием не пахнет. Мне часто вспоминается дикий случай, который произошел в одном из подмосковных городов. В первомайские праздники воспитатели местного интерната повели своих подопечных в кинотеатр. Представьте улицу, расцвеченную флагами, транспарантами, гирляндами цветов, и ковыляющую по ней «колонну демонстрантов» из маленьких инвалидов. Это не понравилось «отцам города», возмутило (или оскорбило) их эстетические чувства, и раздался телефонный окрик: «Уберите калек! Они портят интерьер…»

В. Ежов

Наш человек пока не услышит, что живёт в полном дерьме, не успокоится. Надо же во что-то верить.

М. Жванецкий

Помогать бескорыстно – непонятно это нам.

М. Жванецкий