Лечение водой

«Завтра представится случай!»

Чтобы осталась только теплота.

«Завтра будет только теплота!»

Но мысли у Левашова бегут, все равно бегут. И он думает о том, что готово было сорваться с языка, он хотел рассказать Оле, как унижал свою мать – почти намеренно причинял ей боль… чтобы ослабить, подмять под себя? Чтобы сесть ей на шею? Нет, конкретно такой цели у него не было, но… Зачастую он просто хотел унизить мать – дать ей понять, что она дура и ничего не понимает в жизни. Особенно когда беспокоится, что он может не пробиться. Да, тот эпизод… это была особенная жестокость. Они отправились на кладбище бабушки и дедушки, и когда мать начала плакать возле могилы, Костя с презрением сказал матери, что она переживает о тех, кто ничего не добился в жизни. И так всегда – ведь и дед и бабка были обычными людьми. «Тебе не удастся сделать так, чтоб я тоже стал обычным! Чтоб я жил мелкими целями. Я пробьюсь, все зависит только от меня!» – так он тогда сказал матери – гордо, холодно и бессердечно – а она плакала навзрыд.

«Теперь все позади, я больше так себя не веду. Теперь позади…» И Костя словно хочет, чтобы Оля это услышала.

«…Нет, не всё зависит от меня – Уртицкий меня клюет и заклюет до смерти? Мать была права? – горечь, горечь. – Нет уж, я одолею этого бездаря – и точка. Бездарь вонючий».

И все же сейчас Костю будто плетью перешибли.

Шок так и не проходит. Крылья пообломаны.

* * *

Потом, уже лежа в кровати в темноте и засыпая, он словно тонет в этой поддерживающей, искренней Олиной теплоте – как хорошо, в такую минуту найти друга, который всегда будет радеть за него. Оля даже опешила от такой несправедливости – как с Костей поступили. «И теперь она будет оберегать меня». Мы будем разговаривать, общаться, дружить… Какая искренность, чистота!»

Костя зевает, будто тонет в теплоте… Как Оля сказала, когда он говорил, что не может изменить отношения к Левченко? Ты о чем говоришь вообще, Кость?! «Какая искренность и справедливость! Меня все предали и так издеваются… И еще к ним хорошо относиться…» – Ты о чем говоришь вообще?! – «Она сказала это… даже не скрывая раздражения? Или мне все теперь кажется усиленным?» – укол.

И к Уртицкому тоже надо хорошо относиться?!

«И еще… испуганный вдох в конце разговора – как она переполошилась – все здесь один к одному!»

Опять в Косте прилив дружеской теплоты, бескорыстия. Я… тебя не сдам, – крепкая клятва. И рот у Оли как принаполнен водой. И на самом деле – ничего ему больше не нужно от Оли, только дружба, он это прекрасно понимает…

Но все же невольно представляет себе, как завтра они прогуливаются в каком-нибудь холодном парке с черными деревьями и держатся за руки… На Оле кремовый плащ под цвет распущенным волосам. Потом они садятся, говорят, и Оля все чаще складывает свои маленькие губы «кружком»… «Этот голос… рот принаполнен водой… Как было бы хорошо ощутить теплоту ее ротика возле уха!»

Но он думает больше насмешливо и по-доброму властно. Как просто обнять Олю за плечи. Как она сразу переволновалась, когда он сказал о любви – хе!

«Маленькая деточка. Просто завтра возьму ее маленькую ручку и… Н-да. Вот только писать я об этом не буду никогда. Такая нежненькая, сопливая чепуха!»

Глава 15

I

Проснувшись на следующий день… Костя не чувствует уже почти ничего, что было вчера. По поводу Оли – все вдруг сменилось едва ли не равнодушием.

(Страшная вялость после сна! Остановившийся готовый удар в башке! Немая испарина. И жаркая, жаркая изнывающая змейка в грудной клетке – еще чуть, еще чуть и тело откажет – сколько еще можно работа-а-а-а-ать?)

Он идет умыться в ванную…

«Что-то я уж больно сильно завелся вчера – какие могут быть отношения и с чего вдруг? Мы же с ней просто друзья, она мне совершенно не по вкусу как девушка. Не хочу я с ней отношений – никогда не хотел. Мы же так давно знакомы – никогда я ничего не хотел. Она мне нравится просто как человек, и с ней прикольно общаться, но в ней же ничего нет как в девушке… для меня во всяком случае. Только доброта? Так это дружеская доброта».

Он уже совершенно искренне и трезво успокоился. У Левашова странное чувство, будто вся вчерашняя теплота к Оле как-то изъялась из его головы. Так уходит мысль, а не чувство.

Если вы эгоист так хоть другим мозги-то не парьте, а.

«Нет, ну дружеская теплота во мне есть».

Немая испарина, замерший гонговый удар в голове – как же страшно-устало в плечах. А слова Уртицкого – как осечка-искра на бомбе.

Костя вдруг вспоминает, что почти ничего не делает по дому. Все делает мать, когда приходит с работы. А Оля – сбежала от Меркалова – наверняка же он ее эксплуатировал. А до этого она резко переехала к нему – приняла решение точно так же, как обрубает отношения (это чувствуется по ее резким намекам: «Ну извини, я не живу с тобой…»), и ей совсем не понравилось, как живет Игорь. «И ко мне она будет очень требовательна – зачем мне это нужно? Будет следить, чтоб никаких осечек в быту, все контролировать – раз я не работаю. Нет, это совершенно не подходит… Но я мог бы что-то научиться делать по дому?»

Но для Кости это как невозможная, неподъемная тяжесть… в таком состоянии после сна.

«Я будто выбираюсь из-под многотонного пресса. Все тело болит, но я должен, должен добиваться своей цели. Моя цель – взойти на Олимп

Выбраться из-под пресса».

* * *

«Измениться, я сказал «измениться» вчера – перед «полюбишь». Здесь вообще нужно быть очень осторожным, – так все и затаивается внутри в страхе и крайнем неприятии – что не принимают его позицию. (Только творить, ни с чем это не совмещая…) – Да, надо быть осторожным. Я не буду работать – на это я не могу пойти, ни ради кого. Надо быть осторожным – что это такое вдруг вытянулось из меня вчера?..

Да Оля же не требует!.. Она готова пойти на две…

Причем здесь Оля вообще? Я должен вообще всегда выдерживать свою позицию: писательство и есть моя работа».

* * *

«Да, неплохо было бы встретиться и просто поболтать… – думает Костя после завтрака. – И болтать мы будем до-о-олго». Он как-то с удовлетворением расслабляется на пол минуты. Он уже готовится к насыщению предстоящим разговором.

Жаркий затуманенный гул в голове чуть притух. Усталость в плечах.

Вдруг! – «Ого, можно ведь позвонить, предложить встретиться пораньше!» Вскакивает – опять у него как-то жарко прог-ги… бается грудная клетка. И ходит, вышагивает по комнате, но в нерешительности – написать Оле? А может, не надо? Они же договорились встретиться вечером – еще рано писать смс.

Поначалу он держится… нет: качение, качение, с горы, веселый искрящийся лед качение с горы веселый – написать написать ей!

Хватает мобильный, строчит – («Совершенно не могу без нее обходиться!») – сбивчиво пишет, правит слова – «написать, удостовериться, что все хорошо, все закончилось этим вдохом (равно все закончилось хорошо и все в порядке) надо удостовериться что теперь мы с Олей…» Вместе? Резиновые прогибания – в груди – не может подавить – «А что если что-то случилось?» – страх, страх. Сумасшедший, жаркий…

Он отправляет смс – «Давай встретимся пораньше, к полудню».

И ждет, ждет ответа – надо встретиться пораньше. Но Оля ничего не отвечает.

«Что если что-то случилось? Что если что-то… если я «потеряю», «потеряю» ее испуганный вдох… в конце разговора…

Надо позвонить. А может потерпеть? Ага, я ведь забыл ей сказать, что Уртицкий…»

Он звонит ей на мобильный, но Оля сбрасывает. И потом тут же отвечает по смс, что «сможет только вечером – часов в шесть или семь».

Все страшно и больно затаивается: «Что-то случилось, что-то случилось… – постукивает невыносимая нервная масса в груди. Прогибается – тугая, усталая резина. Жаркая – вот-вот что-то лопнет. Сознание налито испариной.

«А в чем дело? Что-то произошло?» — пишет он Оле.

«Да нет, все в порядке. Просто хотела поработать в лабе», – приходит ответ.

Костя думает: «Что там такого важного в воскресенье?» – вгоняет в смс.