За миллиард долларов до конца света

Степанов обнаружил себя стоящим посреди двора, залитого потоком света – столь равномерным и интенсивным, что он смыл отовсюду и тени, и оттенки цветов. Очень хотелось посмотреть, что там такое случилось с солнцем, но голова почему-то отказывалась задираться. Было тихо и душно. И ни души, только здоровенная ворона подрёмывала на перекладине неподвижных качелей. И ничего не происходило до тех пор, покуда Степанов сам не шевельнулся – в тот же миг ворона, всхлопнув крыльями, сорвалась в воздух и понеслась прямо на него, но чем ближе она подлетала, тем медленнее, словно бы двигаясь против сильного ветра (Семён и в самом деле ощутил холодок спиной и затылком); чуть ли не в метре совсем остановилась, бешено молотя крыльями, вытянув к его лицу когтистые лапы, затем «свечкой» взмыла вверх и пропала из виду.

Теперь Семён и в самом деле почувствовал движение воздуха. Вздохнув пару раз робко и неуверенно, ветер быстро окреп, подхватил с тротуара пыль и окурки, потащил куда-то, и стало совсем неуютно. Подталкиваемый в спину, Степанов сделал шаг, другой и вдруг понял – да это же его собственный двор! А вон и его подъезд. Ещё пара шагов – и он вдруг оказался на крыльце.

На площадке нежилого первого этажа всё было почти как обычно: неуютно, но чистенько. Сине-зелёные стены, многозначительная (и единственная: дети первого поколения жильцов уже выросли, но ещё не успели завести своих) надпись «Здесь был ты!» между ржавой батареей и трубой бездействующего мусоропровода. Только вместо замурованного проёма, за которым должна была находиться колясочная, давным-давно сданная ЖЭКом в аренду под продуктовый магазин, матово поблёскивала металлическая дверь. Слегка приоткрытая (Степанов почему-то сразу решил, что она приоткрыта не просто так, а зазывно).

Порывшись в карманах, Семён выудил пятирублёвую монетку. Загадал: орёл – заглянуть за дверь, решка – посмотреть, что там на следующих этажах. Подкинул: выпал орёл. Подкинул ещё раз, для верности: снова орёл. Но Степанов уже решил, что дверь выглядит подозрительно, и входить в неё ему совершенно не хочется. Он всегда считал, что гадание нужно не для того, чтобы указывать человеку, что ему делать, а затем, чтобы помочь ему своим умом разобраться в своих же запутанных мыслях. Спрятав монетку обратно, Степанов начал подниматься на второй этаж…

…и оказался снова на первом. Труба, батарея, настенная надпись, приоткрытая железная дверь. Только теперь здесь стало как будто бы чуть темнее. Поборов недоумение, он предпринял ещё одну попытку подъёма…

…буквы «есь» в узкой полосе света, льющегося из приоткрытой двери; внезапно сгустившиеся сумерки замазали остальное, но это, определённо, было то же самое «здесь». Поборов панику, Степанов поднялся на три четверти пролета, а потом метнулся вниз по ступенькам…

…попытался выйти обратно на улицу…

…постоял немного, переводя дух. И, вытянув на всякий случай перед собой руки, осторожно пошёл на свет.

Ярко освещённая комната за дверью оказалась его собственной гостиной. Сам он лежал на диване с ноутбуком на коленях, в той же позе, в которой заснул, и негромко похрапывал. К дивану были придвинуты журнальный столик (на котором стояли две чашки, цветастый китайский термос и сахарница) и два кресла. В одном из кресел расположился мужчина лет сорока с небольшим: внешности мужественной, но не грубой; одетый в костюм тёмных тонов, но не то, чтобы строгий; без особых примет и ярко выраженных национальных признаков, но, что называется, видный. В общем, располагающий наружностью чрезвычайно располагающей, но при этом совершенно незапоминающейся. На второе кресло незнакомец широким взмахом руки указал застывшему в дверях Степанову:

– Присаживайтесь, Семён Валерьевич. Мы вас уже, право слово, заждались. Неужто заплутали?

– Кто это «мы»? – огрызнулся Степанов. – Николай Второй?

– Ну почему же «второй»! – дружелюбно заулыбался мужчина, с заметным усилием поднимаясь на ноги. – Первый и единственный в свом роде. Николай Вениаминович Осмодуй, для вас, если пожелаете – просто Николай.

Николай протянул руку. Степанов автоматически отметил: большой палец отставлен, остальные плотно прижаты друг к другу, напряжённая ладонь строго перпендикулярна полу. Пожимать не стал. Николай, не переставая улыбаться, трансформировал зависший жест в повторное приглашение:

– Так вы присаживайтесь, прошу!

– Да я как бы уже лежу, – Степанов выразительно кивнул в направлении дивана.

– Два превосходных каламбура за столь непродолжительный период времени! Вы, я вижу, действительно наделены острым умом. Это прекрасно: теперь я совершенно не сомневаюсь в успешном исходе предстоящего нам с вами диалога. И всё же в ногах, как говорится, правды нет… но нет её и выше! Видите, я тоже умею играть словами.

– Я полагаю, что вправе потребовать немедленных разъяснений… то есть что вы тут вообще делаете в моей квартире?!

Степанов вовремя поймал себя на том, что чуть было не заразился витиеватой манерой Николая. Но, перейдя обратно на нормальный язык, вдруг почувствовал неловкость, словно бы ни с того, ни с сего нагрубил хоть и незваному, но деликатному гостю.

– Вы, по всей вероятности, собирались сказать «в вашем сне»? – на лице Николая не промелькнуло ни тени смущения. – Ну разумеется, Семён Валерьевич, вы получите все необходимые разъяснения. Только убедительно вас прошу: не стоит воспринимать происходящее, как это у вас говорится… ах да, по умолчанию – и сразу в штыки. Вы ведь, как мне кажется, не выказывали особого недовольства давешней ночью, по поводу нежданного визита вашей сослуживицы Татьяны Михайловны?..

Николай, вопросительно приподняв левую бровь, выдержал небольшую паузу, но Степанов от изумления, смущения и возмущения временно лишился дара речи.

– Уверяю вас, ни одна из ваших пикантных грёз никоим образом не умаляет восхищения, которое вызывает во мне ваша действительная супружеская верность. Более того, мы со всем уважением, на которое только способны, относимся к вашей, как это модно сейчас называть, приватности – потому, собственно, и не позволили бы себе ни при каких обстоятельствах вторгнуться в ваше жилище наяву. Вышеприведённый пример потребовался лишь затем, чтобы наглядно продемонстрировать: в мире, так сказать, сновидений, действуют нормы поведения, отличные от тех, которых вы придерживаетесь, бодрствуя. Да и, в конце концов, нас никоим образом не интересуют ваши частные сны.

– А какие же тогда интересуют? Общественные, что ли?!

– Вы меня прямо-таки смущаете: вот так, буквально с полунамёка, уловить суть дела! И всё же… мне, право, неловко, но вы меня чрезвычайно обяжете, если согласитесь продолжить нашу беседу, приняв более удобное положение…

– Ладно, ладно, – Степанов опустился в кресло. – А вы меня чрезвычайно обяжете, если перейдёте, наконец, прямо к тому, что я там, по-вашему, уловил.

– Ох, благодарствую… нога, знаете ли – старая травма даёт о себе знать… А всё же замечу, что и вкус ваш меня восхищает: эта Танечка… кстати, причёска у неё на любопытном месте наяву немного другая – такой, знаете ли, игривой полосочкой…

– Да кто вы, наконец, такой, и чего вам от меня надо?!

– Кто я таков – это как раз к делу не относится, – отрезал Николай, и сквозь бархат его баритона вдруг почувствовался иной, куда более жёсткий материал. – Важно, кого я представляю. А представляю я некую организацию, никоим образом не благотворительную, но своими действиями нередко оказывающую положительное влияние на самые разные аспекты… скажем так, общественной жизни. Весьма влиятельную и традиционно предпочитающую не афишировать свою деятельность. Но с теми службами, о которых вы, вероятно, сейчас подумали, ничего общего не имеющую. Уверен, что прочие подробности вам совершенно не интересны.

– Ну почему же…

– Потому, что вы, Семён Валерьевич – разумный человек. И вас, как всякого разумного человека, в гораздо большей степени занимает предложение, которое мы собираемся вам сделать. Чертовски, я бы сказал, заманчивое предложение. Как насчёт чашечки кофе?

– Кофе? – недопонял Степанов. – Нечего сказать, выгодное предложение!

– Нет-нет, я в смысле угощения! Совместное распитие кофе является частью ритуала делового общения и не накладывает на вас никаких обязательств по отношению к представляемой мной организации, – последнюю фразу Николай оттарабанил хорошо заученной скороговоркой. – Вам с сахаром?

Сделав пару глотков, Степанов отставил чашку: напиток оказался бурдой, какую надо ещё суметь намешать. А вот Николай свою порцию выхлебал чуть ли не залпом. После чего энергично хлопнул ладонью по подлокотнику и заявил:

– А действительно, приступим-ка мы с вами, наконец, к делу!.. Итак. Немногим менее чем через сутки с половиной вы, как обычно, заступите на дежурство. Разумеется, я имею в виду отнюдь не эту вашу информационно-технологическую синекуру, но место исполнения ваших подлинных обязанностей. Всё будет проходить обычным образом, без каких-либо инцидентов. Ближе к утру прибудет представитель транспортного департамента с документами на получение груза. Бумаги у курьера будут в полном порядке. В полном соответствии с должностными инструкциями вы произведёте выдачу указанной единицы хранения, внесёте соответствующую запись в журнал, а затем вернётесь к рутинным занятиям. В качестве стимула к тому, чтобы всё произошло именно так, как я только что описал, мы готовы предоставить вам в личное пользование значительное количество земных благ в удобной для вас форме.

– И в чём здесь подвох? – без обиняков поинтересовался Степанов.

– Помилуйте, Семён Валерьевич, ну откуда в моих словах взяться подвоху?! – всем своим видом Николай выражал искреннюю, хотя и по-детски преувеличенную, обиду. – Позвольте полюбопытствовать, что именно вас насторожило?

– Вы, конечно, извините, но, во-первых, это всё вообще как-то несерьёзно…

– Так и замечательно! Тем легче вам согласиться, не правда ли?..

– А во-вторых: если вы сами же настаиваете, чтобы я делал всё по инструкции, то зачем, вернее, за что предлагаете взятку?!

– Взятку? Это вы о чём? – Николай недоумённо нахмурился. – Вы же сами только что наиточнейшим образом сформулировали: речь у нас идёт о стимулировании. Понимаете? Не более и не менее того. Можно сказать, о премии за безупречную службу, назначенной из стороннего источника.

Степанов отметил про себя, что слово «стимул» на самом деле употребил вовсе не он, но вслух спросил о другом:

– А ведь вы заявляли, что организация у вас никоим образом не благотворительная. Неувязочка получается.

– Вы просто-таки вынуждаете меня пойти на откровенность! – произнёс Николай с интонациями, которым больше соответствовали бы слова «вы делаете мне огромное одолжение». – Дело в том, что реализация содержимого интересующего нас контейнера в настоящее время, вообще-то, не входит в планы вашего руководства. Но! Лишь от вашей доброй воли зависит, будут ли все необходимые документы соответствовать предъявляемым требованиям.

– Попросту говоря, вы хотите, чтобы я выдал груз по фальшивой накладной?

– Семён Валерьевич, миленький! Право слово, сторонний наблюдатель мог бы сейчас вообразить, будто мы с вами планируем кражу мешка гнилой картошки из урюпинского районного овощехранилища. Нет, на самом деле всё гораздо сложнее, и в то же время проще. Как бы это изложить наименее запутанным образом…

– А вы начните с начала.

– И снова – в самую суть! Да, вы совершенно правы, всё дело в причинно-следственных связях. Вот, скажем… да хоть тот же Ньютон. Как вы полагаете, почему яблоко упало ему на голову?

– Ну… – Степанов слегка замялся, хотя прекрасно помнил ответ, – потому, что на яблоко подействовал закон всемирного тяготения.

– Действительно, так принято считать. Но, остановившись на этой версии, наделённый сколько-нибудь пытливым умом человек (например, ребёнок) не может рано или поздно не задаться вопросом: а почему, собственно, закон всемирного тяготения подействовал на яблоко?.. Потому, что этот закон действует вообще на все объекты во вселенной?.. А почему, собственно, он действует на все объекты во вселенной?.. Потому что так уж наша вселенная устроена?.. А почему наша вселенная устроена именно так?.. И так далее. Как видите, детским вопросам никогда не будет конца, потому что ни один ответ не будет достаточно полным, чтобы его можно было счесть окончательным. Или, может быть, вы знаете такой ответ?

– Да я как-то над этим вообще не задумывался, – пожал плечами Степанов. – Наверное, что-то не так с моим умом.

– С вашим умом, Семён Валерьевич, всё более чем в порядке. Просто вы уже не ребёнок. Вы устали от детских вопросов, и это совершенно естественно. Ну, так вот вам взрослый ответ: яблоко упало на голову Ньютону потому, что тот сидел под яблоней. Простое и изящное, а, главное – исчерпывающее объяснение! Так вот и в нашем конкретном случае, Семён Валерьевич: накладная, как и все прочие документы, будет самой, что ни на есть подлинной потому, что вы не обнаружите в ней ни малейшего изъяна.