– Иди отсюда! – заревела она Шаннен. – Кошка драная!
– Кошка? – на сцену добрым псом взлетел Фредди. – Где кошка? Кс-кс-кс!
Шаннен, визжа, подскочила к нему и уселась на шею.
– Знает свое место, – с удовлетворением сказал Фред. – Ученый зверь.
– Она же толстая! – с укором сказал Брайан.
– Чья бы корова, – с презрением поглядел на взбешенную Аниту Фредди. – Видал я таких толстух, рядом с которыми эта – просто толковый словарь.
– Докажи! – вцепился в слово Мэй.
– Глядите, уважаемый, – и Фредди показал в зал, и Брайановы брови прочно заняли положение между пятой и шестой морщиной на лбу. На скамейке последнего ряда сидели всего четыре дамы, но от веса их скамейка прогнулась, как лук Робин Гуда. Звали этих худощавых женщин, как вы уже догадались, Мэри, Барбара Валентин, Монсеррат Кабалье и Брин Бриденталь, о которой в нашей истории сказано не было и больше не будет. Для справки – это подруга Фредди и представитель квинов в Америке. Ну и хватит о ней.
Фредди с сидящей на шее Шаннен величаво прошествовал в зал и сдал ее там на поруки Стивену Сигалу, которому девушка тут же и вскарабкалась на шею.
– Тебе полезно, – сказал Фредди Сигалу и вернулся на сцену, где творилось нешуточное. Анита, впрочем, уже оставила Брайана и удалилась в зал, но на злосчастного фокусника сыпались упреки и плевки от благодарных зрителей.
– Ну что там с веревкой? – орали из толпы. – Тоже мне – ахалай-махалай!
– Все вы знаете… – начал Мэй.
– Фокус с веревкой! – дружным ревом отозвался зал.
– Именно. Так вот, смотрите внимательнее, фокус делается один раз и забывается мгновенно!
Он вытащил из суфлерской будки два метра толстенного манильского каната, за один из концов которого зубами держался кладовщик – Лу Рид.
– Разбазаривать не дам! – ворчал он, трепя зубами хвост каната. – Не смей расхищать всенародную собственность! Кулак и батрак!
– Да отвяжись ты! – пыхтел Брайан, лягая настырного завхоза. – Все верну! Фокусничать не даешь, мымра!
– А хто уплотит? – тянул к себе канат Рид. – Хто отвечать будет? Не знаешь? А я вот знаю. Кладовщик будет отвечать. Каждый ящик на учете. Не дам каната!
– Уберите! – подал знак Ринго. – А то так и не узнаем про загадку!
С места в карьер срываются Ландгрен и Халк Хоган, но Лу уже понимает, что сила не на его стороне и с проклятиями исчезает в будке.
– Итак, начинаю колдовать! – хрипит Мэй, сражаясь с проклятой веревкой, которая, кажется, всюду и везде. К тому же подлец Рид назавязывал на канате множество узлов. В конце концов Мэй сооружает из веревки некое подобие уродливого банта, выдыхает, затем тащит из кармана полураздавленный в пылу отъема каната банан и сжирает его. Швырнув корку через плечо, он в страхе приседает – за его спиной раздаются страшные ругательства, а в зале творится неописуемое веселье. Обернувшись, Брайан видит свою шкурку, как причудливый тюрбан, устроившуюся на голове Элтона Джона.
– Издержки, – шипит Брайан. – Прощенья просим!
Элтон молча снимает шкурку с головы и начинает рвать ее на длинные аккуратные полоски. При этом он бормочет себе под нос какие-то индейские заклинания, и – хлоп! – Брайан мгновенно лысеет. Дикий хохот вновь сбивает с толку несчастного факира, и тот, сожравши очередной банан, запускает шкуру туда же, куда и первую. В первых рядах уже не могут смеяться – корка повисает на самом кончике носа Элтона, который становится похож на индюка с желтым носом.
– Ну все, – и разозленный Элтон полез на сцену, оттолкнув в сторону Брайана. – Всем молчать! Теперь я буду факирить!
С этими словами он вынул из-за пазухи ночной горшок.
– Господа, – сказал он бархатным басом, – вы видите, что эта кадка пуста!
– Видим! – раздался нестройный рев. – Не хватало еще, чтобы ты нам принес полную!
– Эта почтенная кадка 18 века пуста! – злым голосом продолжил Элтон. – Здесь ничего нет. И никогда ничего не будет, если вы не положите сюда по фунту!
Благородная ночная ваза тронулась по кругу. Вернулась она спустя полчаса, и Элтон схватился за голову, потому как она уже была не ночной вазой 18 века, а обычным старым горшком с отбитой ручкой. Ну, и еще… Даже не знаем, как сказать… Неудобно как-то… В общем, то, что было в горшке, фунтами назвал бы только большой художник. Или философ.
– Это что ж делается, негодные вы господа-товарищи? – визжит Элтон. – Как же это понимать, уважаемые вы сволочи?
На сцену поднимается наш старый знакомый Сигал (все еще с Шаннен на шее). Он сует Элтону за пазуху блок «Явы», нахлобучивает ему на нос шляпу, отвешивает пинка и угрюмо говорит:
– Катитесь отсюда. Без вас веселее.
Кенсингтонцы же расходиться не спешили – всем хотелось знать, чем же кончатся фокусы. А они, по-видимому, уже и так закончились – Брайан и Ландгрен устроились на сцене без штанов (жарко же!), расписали «пульку» и, возбужденно споря и хлопая друг друга по рукам, сооружали банчишко. Первый заход выиграл Ландгрен и стал танцевать – как был, без штанов. Этот танец, судя по всему, подействовал на юный ум находящейся в зале по абонементу Клаудии Шиффер, и она по примеру Шаннен, запрыгнула Дольфу на шею. Так они вчетвером с Сигалом и ушли. А куда – не скажем.
Кенсы после непродолжительного молчания стали медленно окружать оставленный Дольфом банк. Боуи, принявший на себя обязанности банковского охранника, помалкивал и прикрывал одной рукой деньги, кулаком другой же недвусмысленно помавал в воздухе.
– Отдавай сейчас же! – жалобно крикнул Брайан. – Он жулил! Там мои проценты!
– Вот тебе проценты, – уставлял Мэю в нос шиш Боуи. – Сказано – ждать, вот и буду. Я обещал!
– Тебя купили! – обвинял его Брайан. – Пошло купили! За франки.
– Отойдите от меня! – страшно закричал на придвинувшихся ближе кенсов Дэвид. – Мое! Милиция!!!
Но и Ринго оказался на стороне зрителей. Общими усилиями они скрутили Буя, намяли ему все, что можно, отняли деньги и всучили их Мэю с поклоном! За доставленное удовольствие. А потом удалились, обсуждаючи.
Боуи же, вышедши из больницы двумя неделями позже, дулся на кенсов как мышь на крупу и не подходил мириться, к тому же любой выпавший по неопытности из окна кенс не мог теперь рассчитывать на мягкую посадку.
Жители, как велел обычай, собрались на сходку, после чего порешили простить сорванца и вручили Боуи новенькую дубину из красного дерева с выдвижными ящичками. Дэвид растрогался и заплакал от умиления. Что не помешало ему в тот же вечер переловить всех обидчиков по одному и так их отмутузить обновой, что шерсть рассыпалась клоками и повисла на ветвях дубов! Вот и всё вам.
/ – картинка №74 – / КРАСОТК, или ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО СТИЛЬНО! /
Однажды Александер Бард – коротенький, но исключительно стильный и смазливый мужичонка – крутился перед зеркалом, прихорашивался, подкрашивал ресницы и мурлыкал:
– Тру-ля-ля! Тру-ля-ля! Поглядите на меня! А я кр-расивый!
– Ах ты врун поганый! – раздался гневный крик, и в форточку, журча и отдуваясь, влился Фредди. Несколько секунд он, пыжась от злости, наблюдал за охорашиванием, и вот вам, пожалуйста – влез. Он подбежал к Барду, ухватил его за шкварник, вбросил в шкаф, запер его на ключ, подскочил к зеркалу сам и стал прихорашиваться. Бард прогрыз филенку, выбросил Фредди из дома, задвинул засов, подбежал к зеркалу и продолжал прихорашиваться. Фредди проник в дом через камин, сгреб Барда, посадил его в цветочный горшок, забросал землей, полил из лейки, поскорей побежал к зеркалу – и давай прихорашиваться! Из кадки же вырос цветик-семицветик, из него выскочил Александер Бард, подтащил Фредди к креслу, запихнул под него, попрыгал и покачался на кресле, потом пулей подлетел к зеркалу – и ну прихорашиваться! Фредди с пружинами, пиявками висящими на нем, вырвался на волю, смял Барда, кинул его в мусоропровод, сам же скакнул к зеркалу и с новыми силами приступил к прихорашиванию. Раздался звонок в дверь. Фредди открыл. На пороге стоял очень грязный Александер Бард.
– Плёк, – сказал Бард.
Изо рта его лукаво высунулся хвост селедки. Фредди выпучил глаза. Александер, воспользовавшись минутной слабостью соперника, поддал ему ногой так, что Фредди влип в вентилятор. Бард врубил третью скорость, Фредди с жужжанием раскрутился и вылетел из окна. Сам Бард… Ну, вы знаете.
Фредди же упал прямо на Дэвида Боуи, который, стоя под окном, продавал фиалки. Отняв у Буя все фиалки, Фредди ворвался в дом, повалил Барда и принялся молча тыкать ему в харю букетиком. Александер так же молча фиалки пожрал.
Тут в дом, подобно черной молнии, ударил Дэвид Боуи. Обернувшись добрым молодцем, он обозрел ситуацию, ему стало ясно решительно все, и он, ничтоже сумняшеся, раскокал зеркало кирпичом. И ушел. Посему выяснение отношений двух красотков было отложено.
Фредди так рассердился на Дэвида, что тут же пожелал, чтобы было ему плохо. И Боуи действительно постигло несчастье – у него сдох бегемот.