Плот или байдарка

На крики из леса выбежал отец и стал махать руками, чтоб плот приплыл за ним. Но никто не обратил на него внимания.

– Мальчики, уймитесь! – жестко попыталась одернуть сыновей Мария Карловна, желая проникнуть в дьявольское оцепление, но они ее теснили.

Тон разговора только усилился до грозовых герцев. Гриша кричал, чем грозит ему подобный поступок. Кузя обзывался всеми известными и неизвестными матерными словами, от которых становилось тошно на душе. Вася посоветовал покончить самоубийством, но не позорить ни себя, ни других.

– Прекратите же! – вскричала мать, но и здесь сыновья не отозвались, а только накинулись на него, избивая со всех сторон. Вася не бил, но не давал матери подойти.

Глядя на избиение Шурика, Мария Карловна понимала, что сыновья прямо сейчас испытывают похожие чувства, которые испытывала она, когда впервые узнала, что он желает стать женщиной или умереть. Тогда она сама желала его убить.

Но только одна сцена с ванной, полной сыновьей крови, в которой лежал он, голый и бледный, будто мертвый, отрезвила ее ум. Она прошла адские муки с Шуриком за этот период, но пришла к выводу, что ужасная ситуация сделала ее как мать лучше. Столько терпения, понимания, любви она никогда не испытывала ни к одному из детей.

Она желала, чтоб Шурик жил. Даже с искалеченным телом. Даже с испорченной навсегда судьбой. Лишь бы жил.

А сейчас он валялся на полу плота битый, от некоторых ударов Шуру спасало только то, что плот качался и не давал старшим братьям бить точнее.

– Беги сынок! – кричал отец, уже подплывая к плоту. Братья отвлеклись и лица их ожесточились. Они не ожидали, что отец встанет за Сашу.

– Прыгай в воду! – вскричала Мария Карловна и толкнула Васю, чтоб вломиться в этот круг и сбить с ног Кузю, который был легче Грини.

Шура быстро поднялся и быстро сиганул в воду, проплыв под водой так долго, что вынырнул чуть ли не у берега, убегая в чащу.

В этот момент на плот поднялся отец, снял с себя последние одежды, которые от страха не успел снять на берегу, завидев страшную драку. И не вытираясь, без промедления дал в морду старшему сыну. Тот кубарем отлетел в сторону, но не свалился в воду. Плот был большой.

Кузя стал пятиться, но это его не спасло. Николай был похож на разъяренного гигантского медведя: в таком состоянии, будто раненный, он был способен на убийство. И со всего размаху он влепил и Кузе. Тот ударился о стенку и осоловело сполз мешком на пол.

Поглядев на Васю, он молча дал тому понять, что разберется позже.

Наконец, он развернулся и бросился опять в воду за Сашей.

Мария Карловна будто окаменела, но завидев Николая в воде, быстро разделась и бросилась в холодную воду за мужем.

Глава 15. Мать и Отец

Саша сидел в кустах, и его сильно трясло то ли от холода, то ли, скорее всего, от перенесенного стресса. Ничего теплого, кроме горячего сердца, полного любви, ни у Николая, ни у матери не было для сына в этот момент.

Но когда он их увидел, оттаял и тут же бросился в объятия отца. Тот не знал историю про насилие.

– Ну что, что с тобой случилось, сыночек? – накинулся на сына Николай, хватая в охапку упругое подростковое тело.

Мария Карловна сухо пересказала разговор со всеми подробностями. Николай нехорошо качал головой, чувствовалось, что обвинял себя в эти мгновения. Будто это он почти изнасиловал сына. Мария Карловна впервые видела, чтоб муж так обнимал и так переживал за него.

– Сашка, ты только не думай, что это навсегда, – сказал отец. – Не думай, что эти мысли поганые с тобой навсегда. Все проходит. Знаешь, я в армии чего только ни насмотрелся, и похуже твоего. И ничего, мужики держались, не давали чертям душу растерзать, пили, бухали по-черному, но человеческий вид не теряли. Ибо все проходит, а человек остается. Потом у них и жены-красавицы, и дети прекрасные, и друзей полный дом был. И все плохое забылось. А если б они тогда поддались, то черти им бы разодрали все до самых кишок. И они б тогда в этих тварей сами превратились, что тебя трогали. А они не дали злу проникнуть.

И ты держись!

Хочешь, мы найдем его, который на дискотеке. Найдем, отловим, как пса поганого. Он небось не одного тебя трогал. Мы его вычислим. Я друзей привлеку из пожарки. Найдем и отрежем ему все, что чешется зря…

Шура хрипло плакал на плече у отца. Он уже не слушал родителя. Да и неважно, что тот говорил, неважно было найдут – не найдут эту тварь. Важно, что отец с матерью были рядом. Зато хорошо слушала своего мужа Мария Карловна, проникая в каждое сказанное и прочувствованное отцовским сердцем слово.

– Не дай себя раздербанить, сынок. Только потому, что ты мужик. Мужиком родился и навсегда мужиком останешься. Ведь быть мужиком или бабой – это не только иметь грудь или пенис. Быть мужчиной – это знание своей сути, природы, своей воли, оно будет жить с тобой всегда. И чем больше ты теряешь это знание, тем больше отдаляешься от себя самого настоящего. Ты думаешь быть женщиной легче? Еще сложнее. Женщиной родиться мало. Если мужику достаточно, то женщине мало, она еще должна заслужить это звание, быть настоящей женщиной. Поэтому ни лживые поцелуи других мужчин, ни секс с ними не сделают из тебя женщину. Ты только потеряешь себя окончательно. Превратишься в наркомана, который начнет жизнь чувствовать жопой. А жизнь – прекрасный цветок. И у тебя еще все впереди. И поверь, то, что с тобой случилось, – не главное. Главное, чтоб твои жена и дети, мама и папа, братья – были здоровы и счастливы.

Он сам поднялся и потянул за собой сына. Мария Карловна, так и не произнеся ни слова, пошла за мужчинами. Она молилась на погоду, которая сжалилась над ними в этот день, разгорячившись до экзотической в этих краях температуры. Они вышли на небольшой дикий пляжик, и отец уселся на песке, предлагая и другим чуть согреться и обсушиться. Все слушались его беспрекословно, будто он делал так всегда, хотя возможно, за долгое время это был первый раз без возражений. Он просто был прав.

Николай попросил рассказать поподробнее сына о случившимся, но тот не хотел больше вспоминать.

– Это мужское решение. Пусть оно станет тебе просто опытом. Важным и нужным. И поверь, в один день он пригодится. А я помогу тебе найти себя. Как мужчина мужчине помогу. Как друг другу. Как отец сыну.

Они опять обнялись, причем в этот раз Саша вновь бросился в объятия, как маленький мальчик. Это несколько успокаивало. Это было знаком того, что его решения и поступки были продиктованы юношеским максимализмом, взращенным на трагической ситуации.

Мария Карловна подошла сзади и обняла их, уже почти сухих.

– Больше ничего не бойся. Если что, батя рядом, – перед тем, как плыть назад, сказал отец, выразительно посмотрев на бледного сына. И пошел первым.

Их ждали горящие глаза на распаленных от разных чувств лицах. Бить Николай больше не стал. Просто в самых твердых мужицких выражениях попросил убраться с плота к чертям, которые отныне и вовеки им, выродкам, мать с отцом.

– Вы меня били. Нет! Вы мать свою били по ребрам, по животу, где сидели еще недавно. Там и Шурик сидел. Били, и если б вас не остановили, вы б убили. Убили и меня, и ее, – он пальцем указал на Марию Карловну.

Гриня усмехнулся, мол, если б мы били по-серьезному, вот тогда б… Но быстро поправился, взглянув на лица родителей, которые не понимали шуток сейчас.

– Ладно, сегодня не надо. Завтра стыковка. Завтра собирайте свои манатки и с машиной до дома, до хаты! – твердо скомандовал отец. И закрыл глаза, не желая видеть троих иродов.

– Я сказал вон отсюда!!! – взорвался Николай и хотел броситься на Гриню, старшего сына, которого ценил и любил всегда больше остальных, как раз за зрелость, ум, благородство. Мария Карловна остановила его, встав между двух огней.

– Вы стоите на плоту, который вам оплатили. Жрете еду, которую вам оплатили. Даже шмотки ваши – и то не ваши. Квартиры-машины-игрушки-поездки… Идите-поищите теперь тех, кто вам что-то оплатит за красивые бесстыжие глаза.

– Ты особо-то себе заслуг не приписывай, – вставил Гриня ядовитое перо в больную мозоль. – Мать на работе своей пашет и на твои удочки с сапогами. Так что… чья бы корова мычала.

Мария Карловна развернулась и засадила больную пощечину старшему.

– Никогда не думала, что ты такой дурак, Гриша, – сказала она и действительно по-новому взглянула на сына. Ему стало нехорошо от этого взгляда. Вечно первый, вечно старавшийся обойти других, отличник, пример для младших, лучший для нее – он только что разбил этот образ у себя внутри. Разбил и у нее.

Гриша замялся и попятился назад. Кузя заметил его смятение и все еще пытался хорохориться, но почувствовал, что бой проигран. Их оборона сломалась. Две большие колонны, о которых сломались три тонких прута.

Николай за долгое время впервые почувствовал себя вождем стаи, которая вымирала на глазах: ее путь зашел в тупик и по его вине в том числе. Когда вожак слаб, начинается хаос. Но сейчас Николай вновь нащупал свою силу, он наматывал ее на кулак, и тот становился стальным. Поэтому он будто знал, что делать и как действовать, чтоб вернуть мир в стаю. В его семью.

Он не стал отступать и сурово, в своих выражениях рассказал, как Саша подвергся насилию и как сломался в свои шестнадцать лет. Он не стал обличать себя и винил, в том числе и Марию Карловну, но досталось и братьям. Мальчик сломался и чуть было не лишил себя жизни, а эти хотели раздавить его еще больше.

Вася что-то промямлил про то, что не знал ситуации.

– А ты больше на диване валяйся со своими танчиками! – поставил его на место отец.

– Шура, мы его найдем. Мы его выловим. Я с него ножчиком кожу мелкой стружкой снимать стану. – Кузя слушал рассказ и с каждой минутой становился более пунцовым.

– Ты на себя посмотри, чудовище! – сказал отец. – Ты его чуть не убил только что. Братоубийца. Это для Бога еще хуже.

– Что ты заладил: убил-не убил, – начал отход Кузя, кривя лицо от чувства вины, наступившего поздновато, – ну бывает. Ну перебрали. Перегнули. Синяками б отделался или легким переломом. – Кузя шустро, обходя отца, подбежал к брату и стал ощупывать ребра. – Слава Богу, все на месте. Обошлось. Ну прости, – и стал сердечно обнимать голого Сашу, который будто изваяние застыл посреди всей войны.

– Дела не меняет, – смотрел Николай на объятия, – завтра на состыковке, чтоб исчезли отсюда. Ты, олигарх, в свою Москву мотай. Ты беги к своей юбке. А ты, Вася, раз выздоровел – иди пой, ищи свою судьбу. Видеть вас не хочу больше.