Пять Пророчеств. Эхо древнего мира – I

И я видел, как зеленой дымкой окутываются деревья на улицах, как луга заливает свежим изумрудным цветом, как ломают лед озера за городом и звенят оттаявшие ручьи, как море становится из сине-серого бирюзовым и лазурным, как сады за стенами превращаются в белоснежные благоухающие каскады яблоневого цвета – и это было прекрасно.

Я встречал вечерами хихикающие парочки – чаще, чем прежде, я спал с окнами нараспашку, дурея от цветочного духа, плывущего по городу накануне Зеленолуния, почему-то величаемого в Д’Лагрена «днем цветных лент» ко всему прочему. Я слушал и распевал сам весенние поворотные песни, натянувшись с друзьями вина и бренди так, как никогда раньше не напивался, кажется – во всяком случае, не помнил за собой такого. Я вспомнил древнее слово «Эльбентейн», означавшее этот праздник где-то далеко отсюда.

Менгор тогда довел меня до моего жилья – я наконец перебрался из казарм в город, сняв весь второй этаж в одном старом, но крепком доме на окраине. Помог одолеть узкую крутую лестницу, заметил, посмеиваясь:

– Руд, ты не напивайся так больше, а то еще на каком древнем драконьем языке заговоришь, не ровен час!

Кажется, я бормотал что-то странное себе под нос тогда – кто бы еще запомнил, что! Ни я сам на утро, ни мои товарищи, бывшие едва ли трезвее меня в ночь праздника – не вспомнили. А ведь интересно же! Впрочем, я не ломал голову – если я что-то вспомнил под действием вина, то и трезвым вспомню, может, позже, но вспомню. Зная себя, я мог предположить, что цитировал какие-нибудь стихи, что любил в ранней юности – иной причудливой страсти, кроме литературы, я за собой пока не открыл.

Шло бы все себе своим чередом дальше, разумеется – да вот только к середине лета стало понятно, что подозрительный Менгор не просто так ворчал на счет тревожных слухов.

Все чаще и я сам слышал – разное, всякое, но неизменно свидетельствующее – что-то да затевается в Марбод Корту. Да не абы где, а в самом Наране – столице наших соседей. Торговцы оттуда невразумительно жали плечами или рассказывали престранные вещи вроде огненных радуг в небесах или лютых штормах по неделе вне сезона их, певцы и актеры плели небылицы о восставшем древнем короле-рыцаре и коварных придворных магах; наемники, коих было немного, отмалчивались, но кое-какие, порой самые причудливые, россказни подтверждали.

Не легче, чем с байками о книжной зверушке-чакабре все складывалось – не расплести, кто правду говорит, а кто сочиняет.

Самые рассудительные говаривали – снова Тхабат воду мутит, тревожит кортское королевство, пробует подвинуть границу… издавна их вражда идет, и погаснет ли хоть когда, никто не знает.

Но тут уже у меня начинало ворочаться в груди сомнение – чтоб тхабатцы пошли прямиком на столицу корту?! Если так, то ждут нас мутные и тяжелые времена. Этого не хотелось никому из нас.

В смутном ожидании неизвестно каких новостей прошло лето и год для меня, год в Д’Лагрена, завершил оборот. И вышел на второй круг. Близилась осень. И снова сидр и яблоки, и снова алые и рыжие краски в кронах деревьев, клены и платаны горели яркими фейерверками, роняли расписные зубчатые веера на землю, и золотые дубовые листья устилали улицы. Я поразился тому, что сад снова ломился от плодов – ведь яблони любят отдых. Дав один год обильный урожай, эти деревца на следующий едва ли корзинкой-другой яблок порадуют! Но мне пояснили – обычно садовники садят «четные» и «нечетные» деревья. Одни изобильны тогда, когда отдыхают другие – и наоборот.

– Надо же… а дома все росло как росло, – пробормотал я мимодумно, помнится, даже не понимая, о каком доме я веду речь. О родительском саде, которого я не помню, что ли, вспомнил? Наверное, так – иначе объяснить себе и другим я не смог. А ведь и о «четных» и «нечетных» яблонях я тоже знал когда-то, наверняка! Мир таил от меня столько неожиданного, что я не знал уже, чему дивиться, а чему нет.

Даже это открытие про местные сады было примерно таким же важным, как и то, что все-таки слухи о смутном времени в Наране – не просто слухи.

Лорд Галвэн собирал нас дважды – в первый раз довел до всей стражи новость о том, что россказни об огненных радугах и смуте на улицах соседней столицы все суть правда.

Говорил, что верно, нам стоит быть готовыми выбрать – поддержать ли соседей. Говорил – все непросто. Смута там учинена самим королем, безо всяких придворных колдунов, ибо сам он справлялся преотлично. Короля Марбод Корту звали Сантаром – и его запомнят как Сантара Огненного и Сантара Безумца.

Во второй раз наш командующий сказал – рыцари Круга просят помощи.

Рыцари Круга, думал я. Круга Стихий – шепнули на ухо товарищи.

Круг Стихий, думал я. Пытался вспомнить. Я точно слышал эти слова когда-то, но сейчас мог впитывать лишь слова лорда Галвэна. Круг Стихий, узнал я заново, это орден рыцарей-магов, оделенных кольцами, что пожаловали, говорят, людям нашего мира сами благие Айулан.

Позже слушал пространную трепотню Ронана: про кольцо земли и кольцо воды, кольцо воздуха и кольцо огня – последнее хранится у наследников королевского рода, прочие передаются в трех старейших и благороднейших семьях от отца к сыну. И каким-то образом эти кольца помогают кортам хранить процветание своей страны – если те выполняют заветы богов, айулан Айтира, Эмуро, Эхаро и Эрроса. Иногда даже и кольца называли по именам тех богов, кто вложил в них часть своей силы. И думал – мир полон загадок. Правда, не верить сказанному оснований у меня не было. Мало ли, что я успел забыть. Мало ли, что мне было ведомо ранее.

Но это позже. А сейчас я слышал приказ – готовиться к походу. Новый Этен решил помочь соседям, и мы, как ближайший гарнизон мирного и тихого города, выйдем отрядом. Пройдем по дороге на Наран, а там…

– А там будем делать то же, что и здесь – порядок наводить, – подытожил Менгор, когда мы возвратились в казармы после, и занялись кто чем – чистили оружие и доспех, проверяли ремешки и пряжки, натирали воском сапоги и ботинки или чинили случайные прорехи на форменной одежде.

Я пока что не знал, что и думать. Марбод Корту был нашим первым и ближайшим соседом-союзником, так говорили, в общем. И уговор о взаимной помощи у Д’Лагрена с Нараном был – давнишний, крепкий. И значит, надо было помочь. Оставалось думать – Менгор прав. Займемся, чем и положено.

Только вот я сам идти никуда не собирался. Не могут же снять с города вообще всю стражу, весь гарнизон? То-то же. Останусь здесь, буду сторожить тонущие в осеннем молоке улицы, ловить воров и возможных убийц, разгонять пьяных наемников… наверное.

Впрочем, это все решили за меня – через неполную седмицу.

Менгор попросту встретил меня с одного из дежурств такими словами:

– О! Отлично, вот и Рудольф, – оживился он, – давай за нами.

Было утро, и я только вернулся в казарму, с благостным ощущением того, что сегодня наконец высплюсь. Однако же нет. Наткнулся на оживленное движение вокруг, всех своих товарищей и вот Менгора с этим его «давай с нами!»

– А что случилось? – спросил я слегка удивленно.

– Ну как что, – Менгор пожал плечами. – Ты же слышал. Мы идем в Наран. Сегодня и завтра у нас два дня на сборы и тренировку перед отправкой. Ты с нами. Мои бойцы идут все. Руд, даже не вздумай отказаться! Мы с твоим чутьем… в общем, я помню, что ты у нас непростой парень. И ты нам пригодишься.

– Ты меня что, вместо талисмана решил взять? – проворчал я

– Не только, – Менгор уже волок меня во двор. – Ты говорил, помнится, что даже с двулезвийником – айн’то умеешь обращаться? Так вот с этим тогда управишься еще лучше нас!

И с этими словами вложил мне в руки глефу.

– Поможешь мне поднатаскать тех, кто менее ловок с древковым – Ронана, например. Он неплохой мечник, но древковое его слабая сторона.

Я посмотрел на изогнутое сверкающее лезвие и длинную рукоять с причудливой резьбой и тихо сказал:

– Просто наводить порядок, значит?

– Рудольф, перестань. Это наше походное оружие, мы всегда его берем, покидая наш родной удел. Можешь считать, что вот именно глефы – это уже почти талисман. И потом – если нас поставят охранять дворец, как ты думаешь, они нам пригодятся?

– А нам его придется охранять?

– Думаю, да. Ведь смута может превратиться в гражданскую войну, если кто-то не в меру ушлый решит взгромоздить свою задницу на трон под прикрытием поднявшегося шума. Больше скажу – нас за этим и просят прибыть.

Я едва заметно вздохнул. Покачал головой:

– Ну и тогда для чего тебе мои навыки ловли… чакабре?

– Пригодятся, – отрезал Менгор, и я перестал выспрашивать.

Наш капитан точно что-то знал, но не хотел пока говорить. Оставалось надеяться, что это что-то не сулит слишком больших бед.

Наш отряд выдвинулся рано утром следующего дня после отведенного под тренировку, и идти предстояло несколько суток, поэтому провизии запасли немало, да и все обмундирование проверили не на один раз.

Та самая дорога на Наран легла под ноги серо-бежевым полотном, отрезом небеленого льна. Или потертым свитком – раскаталась, уперлась в горизонт и пропала за ним, в синеватой дымной кромке леса, в туманистой осенней дали. Бессчетно ног и колес, копыт, подков уже записали свои судьбы в этом свитке, думал я. И шел со всеми – записывал свою строку.

На лезвии глефы играет скупой осенний отсвет солнца, в воздухе хрустальными нитями парят тончайшие паутинки, к листвяной пряности примешивается горечь дымка, а я и только о том и думаю, что я бы все, наверное, отдал, чтобы мне – нам всем – не пришлось писать свою повесть следами в пыли потертого свитка-дороги. Не здесь, не сейчас. Не так.

Но у меня этого «всего» так мало, что не хватит, наверное, и одного дня выкупить у судьбы – если бы она была склонна к такому обмену.

Я не могу объяснить этого и сейчас – но я не хочу покидать город. Не в эту осень! Не в этот год, нет! Я… я слишком полюбил архаичный сонный Д’Лагрена. Я полюбил место – и мне понравилось быть стражем. Да и просто быть – чувствовать вкус яблока, брошенного приятелем на ходу, запахи в воздухе, прикосновение ткани рубахи к уставшей спине, легкую ломоту в плечах и ступнях после ночи напролет на ногах, в кольчуге и при оружии. Не пустить оружие в ход, зная, что твоего окрика достаточно – тоже нравилось, впрочем.

На лезвии глефы полустертой насечкой выступали плавные линии узора – приглядевшись, я увидел изгиб шипастого хвоста, хищную узкую голову в короне гребней, занесенную длиннопалую лапу… вздрогнул – морской дракон? Нет. Крылья, вздернутые вверх, довершали рисунок – дракон, что готов взлететь. Не морской – горный дракон, стремительный огромный сгусток магии, силы, огня и разума. Не удержавшись, погладил кончиками пальцев рисунок. Глефы, кажется, на самом деле были древние, древнее, наверное, самой крепости Д’Лагрена.

Талисман, сказал Менгор, и я только сейчас наконец поверил в его слова.

Я наконец увидел в глефе то, чем она, по ходу, и была с самого начала – символ. Как стражничья нашивка на пелерине худа. Не безжалостное оружие наступающей пехоты, но… замену штандарта. «Мы можем сражаться, мы будем, если придется. Но мы не станем спешить»